Все радости — завтра - Смолл Бертрис (книги онлайн полностью txt) 📗
Утро 18 августа было теплым и ясным. Так как жених не был католиком, церемония должна была совершиться на ступенях собора Парижской Богоматери, и только потом новобрачная пройдет в собор, чтобы присутствовать на мессе. Супруг же будет ожидать снаружи. Площадь перед собором была переполнена приглашенными, издававшими крики восторга при виде невесты в лазурно-голубом шелковом платье, юбка которого расшита золотыми королевскими лилиями. Несколько детишек — из самых знатных семей — осторожно придерживали тяжелый парчовый шлейф невесты, отделанный соболем. Все контракты были подписаны еще перед вчерашним балом, и теперь предстояло только совершить заключительную церемонию.
Но Маргарита Валуа решила сражаться до конца. Когда пожилой епископ Парижский дрожащим голосом спросил ее, желает ли она взять в мужья Генриха Наваррского, принцесса промолчала. После долгой паузы епископ, явно нервничая, повторил вопрос. На устах почуявшей победу Марго зазмеилась легкая улыбка — если она промолчит, они не смогут заставить ее выйти замуж! Это ведь так просто, как она раньше об этом не подумала? И тут внезапно вперед шагнул король Карл и, запустив руку в волосы своей мятежной сестры, наклонил ее голову вниз и вверх — да! Со вздохом облегчения епископ обратился с тем же вопросом уже к Генриху Наваррскому. Тот немного помедлил с ответом, чтобы заставить понервничать Марго — а вдруг он ответит «нет»? И когда наконец он громко и уверенно ответил «да», она послала ему убийственный взгляд. Генрих только насмешливо ухмыльнулся, глядя на свою мятежную невесту.
Скай и Адам вместе с де Савилями были в числе приглашенных в собор на мессу. Когда они возвращались в Лувр в составе гигантской королевской процессии, тут и там на улицах раздавались здравицы в честь герцога де Гиза, делавшего вид, что ничего не слышит.
— Ну, это заставит месье Наваррского сбавить тон, — заметила Скай, подняв бровь.
Адам рассмеялся. Генрих Наваррский очень раздражал Скай нежеланием смириться с отвержением его непрерывных попыток овладеть ею. Даже сегодня утром какой-то грязный уличный мальчишка приволок целую корзину цветов, сказав: «Мадам Бурк, из Наварры», непристойно за ржал и выбежал на улицу. Издав яростный вопль, Скай вышвырнула корзину в окно.
— Де Гиз тешит себя напрасной надеждой, что сможет одолеть Генриха Наваррского в борьбе за Францию, — сказал Адам, — и подозреваю, что гражданская война во Франции еще впереди. Какая жалость!
— Как глупо, что французы сражаются из-за слов, — ответила Скай. — Никогда не понимала, почему люди должны убивать друг друга из-за того, что они по-разному славят Бога?
— Я часто думаю, — сказал Адам, — если бы Христос вернулся сейчас в мир, то пролил бы немало горьких слез из-за того, сколько жестокостей сотворили люди во имя Его.
Скай кивнула. Ее рука ласково сжала его руку.
— Давай подумаем о чем-нибудь более приятном, дорогой, — прошептала она, — например, о нашей свадьбе.
— Я уже послал в Англию за детьми, — ответил Адам. — Их нетрудно собрать, за исключением Робина. Я написал Робби, чтобы он вытащил Робина под тем предлогом, что его сестра заболела. Королеве я не буду писать до свадьбы, чтобы она ее не запретила. Мне все-таки трудно прямо выступить против Елизаветы.
— Да, — сказала Скай, — ее очень разозлит наш брак, но я тоже предпочла бы не выступать открыто против ее воли.
Следующая неделя в Париже прошла в празднествах по случаю королевской свадьбы. На площадях веселились ярмарки с гадалками, дрессированными медведями и бесплатным угощением, выставленным королем. В Лувре балы следовали за балами. Не прекращались и интриги: влияние Колиньи возрастало, а королева Екатерина бесилась.
— Ну, мадам, теперь вы видите, куда завело ваше интриганство? — издевался над Екатериной герцог де Гиз на одном из таких балов.
— Да, хорошего мало, — согласилась с ним Екатерина Медичи, — от Колиньи пора избавляться. Его место должен рано или поздно занять Генрих Наваррский.
— По пути домой Колиньи всегда проезжает мимо дома моего старого учителя, мадам. И я бы почел за честь прийти вам на помощь в трудную минуту. В конце концов, мы все трудимся на благо Франции.
Екатерина показала глазами, что расслышала слова герцога.
— Разумеется, месье герцог, я знаю, вы поступите так, как диктует вам ваша совесть, — прошептала она, отходя от него.
Двадцать второго августа на адмирала Колиньи, возвращавшегося домой из Лувра, было совершено покушение неподалеку от его собственного дома — в него стреляли, и он был ранен. К сожалению, оказались свидетели, показавшие, что выстрел был произведен из дома, принадлежащего герцогу де Гизу. Самого покушавшегося так и не нашли.
Присутствовавшие на торжествах в Париже гугеноты были в бешенстве, и королю потребовалась мобилизация всей гвардии, чтобы сохранить порядок. Париж кипел от ярости — представители враждующих фракций повсюду оскорбляли друг друга и даже обменивались ударами. Генрих Наваррский, принц Конде и Колиньи напрягали все силы в попытках сдержать недовольство своих людей.
— Это был безумец, — говорил адмирал, — просто фанатик. Друзья, разве Господь не спас мне жизнь? Разве это не признак того, что я должен еще пожить и потрудиться ради победы нашего дела?
В Лувре Карл IX пережил поочередно приступы ярости, негодования и страха. Пестрый люд, приветствовавший на бракосочетании его сестру и герцога, все больше превращался в охваченную безумием толпу, подстрекаемую его матерью и Гизами. Стараясь сохранить рассудок, Карл потребовал, чтобы потенциальный убийца и его пособники предстали перед судом.
— Колиньи мой друг! — кричал он. — Он думает прежде всего обо мне и Франции. Нужно покончить с этой враждой между гугенотами и католической лигой. Гражданская война — безумие, ты же сама об этом говорила, мама! Ты же тысячу раз говорила мне, что король, который не может поддержать в стране порядок, обречен! — Карл нервно ходил по комнате. — Удар по Колиньи — это удар по мне и Франции! Я требую, чтобы этого трусливого убийцу нашли!
Екатерина Медичи, с ничего не выражающими глазами, сидела, сложив руки на коленях.
— Ты нервничаешь, Карл, и говоришь ерунду. Никто не собирался нападать на тебя или на Францию. Просто Колиньи слишком злоупотребляет своей властью, и некто, поняв это, попытался исправить положение дел. Жаль, что он использовал не столь мирные средства, как хотелось бы. Надо, однако, разобраться, почему Колиньи и его гугеноты ведут себя в последнее время слишком вызывающе.
— Да, сир, — добавил де Гиз, — вы столько сделали для этих еретиков, а они норовят вонзить вам нож в спину!
— Что вы имеете в виду? — испуганно спросил король.
— Ну, Шарло, — сказал его брат, герцог Анжуйский, — разве это не очевидно?
— Что не очевидно, Анри? — вздрогнул король. — Не понимаю тебя!
Герцог положил руку на плечо старшего брата и доверительным тоном сказал:
— В Колиньи стреляли, а его свидетели — все сплошь гугеноты — утверждают, что выстрел произведен из дома, принадлежащего главному врагу адмирала — Гизу. Откуда мы знаем, что Колиньи сам не спланировал все это и предполагаемый убийца — не гугенот?
— Да зачем ему это, Анри?
— Очевидно, дорогой Шарло, просто очевидно. Если только Колиньи удастся убедить своих приверженцев, что за спиной убийцы стояли ты, мой возлюбленный король, и твой преданный слуга Гиз, то ему прямо сейчас удастся поднять в Париже восстание. Он поведет их на штурм Лувра. А против восставшей вооруженной толпы оборонять Лувр будет невозможно. Они перебьют всех Валуа и посадят на трон их вождя — наваррца. После того как всех нас не станет, путь к трону свободен. Наша сестра Марго останется королевой, а кто во Франции сможет оспорить его претензии? Таков смысл заговора Колиньи, брат мой. Это именно заговор против тебя! Против Франции!
— Чушь!
Все, включая вздрогнувшего от страха короля, повернулись к младшему сводному брату Карла — герцогу Алансонскому.
