Любовь изгнанницы - Вилар Симона (мир бесплатных книг TXT) 📗
Толпа вокруг загудела, так что Анна не могла расслышать ответ короля. Палач нерешительно перекладывал топор из руки в руку.
Глостер уже вел Анну в сторону. Не спуская глаз с плахи, она машинально следовала за ним, но внезапно остановилась. В просвете меж двух помостов виднелся установленный под навесом трактира стол, за которым, нарядные и веселые, восседали венценосный Эдуард Йорк и его приближенные.
Это казалось невероятным. Анна видела перепуганного трактирщика, подносящего лордам вино, видела золотые кубки на столе, уставленном яствами. Король Эдуард, весь в белом атласе с золотой цепью на груди, неспешно обгладывал куриную ножку. Рядом с ним сидел Кларенс, веселый, возбужденный, искательно поглядывающий на старшего брата. Далее лицом к помосту сидели другие лорды, одних Анна знала, других – нет. Они ели и пили, а на их глазах истребляли людей!
– Государь! – вновь воскликнул сэр Уильям. – Пощадите моего брата ради меня!
Король небрежно отбросил кость и поднялся. Высокий и статный, он неторопливо ополоснул пальцы в поднесенной стольником серебряной чаше и проговорил:
– Сэр Уильям Стэнли, вы, не щадя жизни своей, бились за нашу победу, вы ранены. И я с радостью дарую жизнь вашему брату, но при одном условии: никогда больше Томас Стэнли не поднимет меч против Белой Розы и больше того – сам встанет под ее стяги, сражаясь за процветание династии Йорков.
Лорд Томас медленно встал с колен, ветер откинул волосы с его лица.
– Согласен, государь. Но и я имею свое условие.
– Говорите же.
– После победы Белой Розы никто не должен причинить вреда леди Маргарите Бофор, графине Ричмонд, и ее сыну.
Толпа заколыхалась, а король рассмеялся.
– Согласен от всего сердца, сэр Томас. Я слишком чту дам, чтобы не понять того, кто даже на пороге смерти отстаивает их интересы.
Палач перерезал веревки, и барон, поддерживаемый младшим братом, благополучно спустился с помоста. Король своей рукою налил ему вина в бокал. Толпа ликовала, люди славили милосердие короля Эдуарда, а на соседнем помосте палач уже заносил топор над очередной жертвой.
Теперь Ричарду удалось увлечь Анну за собой. Она шла, как во сне, и очнулась лишь, когда оказалась в аббатстве, где брат-травник, шепча ей слова утешения, повел ее в глубь монастыря. Ричард остался снаружи, отчего Анна испытала некоторое облегчение.
Герцог был по-своему мягок с нею, но она беспрестанно ощущала некое давление с его стороны. Сейчас же, когда, следуя за братом-травником, она спустилась в монастырскую лечебницу, избавившись от его черных все проникающих глаз, она могла полностью отдаться своей скорби.
Тело герцога Уорвика лежало на каменном столе у окна, сквозь которое просачивалось так мало света, что монаху пришлось зажечь еще несколько свечей. Анна стояла не шевелясь и неотрывно глядя на. того, кого еще недавно называли Делателем Королей и чье имя вот уже более десяти лет заставляло содрогаться души лан-кастерцев и йоркистов.
Отца уже обмыли, но еще не одели. Его руки покойно лежали вдоль тела, ноги и бедра были прикрыты сукном. Анна видела широкую грудь отца, его упругий плоский живот, жилистые недвижные кисти. Лицо Уорвика было спокойно и прекрасно. Исчезло выражение усталости, разочарования, недовольства. Покой и мир привнесла смерть в его черты. Таким Анна не помнила его при жизни. Отец всегда был слишком подвижным, лицо его постоянно менялось, жило, передавая тысячи и тысячи оттенков душевной жизни.
От тела исходил резкий запах, но это был не трупный дух. Кожа казалась золотисто-бледной при блеске свечей, а страшные багровые рубцы и раны, наскоро зашитые, пересекались со старыми побелевшими рубцами. Некоторые из них Анна помнила с детства, как, например, этот рубец у уха или эту шишку на плече. Когда она была ребенком и отец носил ее на руках, она любила теребить ее, нащупав сквозь одежду и ни на миг не задумываясь, что могла причинить боль.
Раны были везде, но страшнее других были чудовищный синий рубец, выходивший из-под покрывала и достигавший грудной клетки герцога, а также рана на горле – черная зияющая дыра. Анна помнила, как Ричард сказал, что ее отца зарубил Филип. И сейчас, глядя на эти страшные рубленые раны, она тихо застонала.
– За что, Фил? Зачем ты сделал это? Зачем?
Она осела на колени и, уткнувшись лицом в холодное, твердое, резко пахнущее тело отца, завыла сквозь сцепленные зубы, сдерживаясь из последних сил. Но боль рвала, разрывала, и через миг она уже не могла ее удерживать и закричала, забилась в истерических рыданиях так, что брат-травник, возившийся с какими-то склянками в углу, торопливо бросился прочь.
Волны боли и отчаянья заглушили в ней все. Отец!.. Сколько она себя помнила, всегда он был рядом. Он был красивым, сильным, бесконечно добрым. Он носил ее на руках, подбрасывая так, что она визжала от страха и восторга, он купал ее в чане, и они брызгались мыльной водой… Она была еще совсем крошкой, когда он посадил ее на своего огромного коня и гонял его по кругу, а она цеплялась за гриву и больше всего боялась расплакаться и огорчить отца. Он был самым любящим и заботливым отцом в Англии, он – гроза королевства, беспощадный и холодный Делатель Королей.
Все самое светлое, что она вынесла из своего детства, было связано с ним. Он баловал ее, он оберегал ее, он любил ее. Порой в его жизни случались важные события, появлялись другие люди, женщины, увлечения. Но маленькая девочка из Уорвикшира всегда знала, что она занимает трон в сердце отца, что она обожаема, что она может делать все, что ей заблагорассудится, ибо отец будет всегда на ее стороне.
Потом она повзрослела и ее увезли в монастырь. Когда ее, ревущую в голос, оторвали от отца, она впервые в жизни увидела, как слезы блестят у него на глазах. Это так поразило ее, что она даже перестала отбиваться от монашек и позволила усадить себя в повозку. Она была поражена, ибо поняла, что и отец не хочет этой разлуки, а значит, в мире есть нечто, что сильнее его любви к дочери, сильнее их тяги друг к другу. Это было его честолюбие. Она должна была стать королевой Англии, и ради этого Уорвик согласен был бросить на чашу весов и счастье дочери, и свою жизнь.
