Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками - Гэблдон Диана (читать книги .txt) 📗
Он не ожидал такой прыти от умирающей и от растерянности чуть не уронил меня. Однако высокий, властный голос мгновенно все расставил по местам:
— Клэр, моя дорогая подруга! Не бойся, все в порядке. Я везу тебя в Фонтенбло. Свежий воздух, хорошее питание — вот что тебе сейчас необходимо. И отдых. Тебе необходим отдых.
От яркого света я заморгала глазами, словно только что родившийся ягненок. Лицо Луизы, круглое и розовое, плыло рядом со мной подобно херувиму на облаке. Мать Хильдегард шествовала за ней следом. Высокая и стройная, она напоминала ангела у ворот Эдема. Иллюзия усугублялась тем, что обе они стояли на фоне цветного стекла витражей в вестибюле «Обители ангелов».
— Это действительно вам будет очень полезно, — сказала мать Хильдегард. Эти простые слова, произнесенные матерью Хильдегард, звучали более весомо, чем щебетание Луизы.
После этого, не имея ни сил, ни желания протестовать, я безропотно позволила перенести меня в карету Луизы.
Карета то и дело подпрыгивала на рытвинах и ухабах, и это не позволяло мне уснуть на протяжении всего пути в Фонтенбло. Ну, и еще безостановочная болтовня Луизы, конечно. Поначалу я пыталась что-то ей отвечать, но вскоре поняла, что она не нуждается в этом.
После дней, проведенных в холодных, мрачных каменных покоях «Обители ангелов», я чувствовала себя непривычно и вздрагивала от яркого света и красочного мира за окном кареты. Я предпочла не вглядываться в окружающий меня мир. Так было спокойнее. Избранная мною стратегия очень помогала мне, пока мы не добрались до небольшого леса рядом с Фонтенбло. Стволы дубов были темными и толстыми, огромная крона дарила благодатную тень. От слабого ветра тени ветвей на земле начинали двигаться, и оттого казалось, что лес тоже не стоит на месте, а куда-то движется. Я долго любовалась этим эффектом, и вдруг мне стало казаться, что деревья и впрямь двигаются, вернее, раскачиваются из стороны в сторону и поворачиваются при этом.
— Луиза! — вскрикнула я, схватив ее за руку и прервав болтовню на полуслове. Луиза умолкла и, приподнявшись с сиденья, посмотрела в окно, находившееся рядом со мной. В следующую же минуту она отпрянула от окна и закричала на кучера.
Мы подъехали к грязной площадке на опушке леса и увидели висящие на деревьях три трупа. Двое мужчин и одна женщина. Высокий властный голос Луизы все еще продолжал звучать, то увещевая, то спрашивая о чем-то. Изредка можно было различить робкий голос кучера, что-то пытавшегося объяснить извиняющимся тоном, но я ни на что не обращала внимания. Несмотря на то что трупы раскачивались, а одежда развевалась на ветру, они казались более неподвижными, застывшими и инертными, чем деревья, на которых они висели. Лица почернели от удушья. Зрелище потрясло меня. В моем замутненном сознании всплыл образ месье Форе. Он не одобрил бы такую работу. Казнь была проведена не профессионально. Подул ветер, и на нас пахнуло страшным зловонием.
Луиза пронзительно взвизгнула и неистово заколотила руками по раме, лошади рванули, и она повалилась на сиденье кареты.
— Дерьмо! — воскликнула она, обмахиваясь носовым платком. — И надо же было этому идиоту остановиться в таком месте! Какое безрассудство! Я уверена, это плохо скажется на ребенке и на тебе, моя дорогая… о дорогая, моя бедная Клэр! О моя дорогая!.. Прости меня! Я не хотела напоминать тебе… О, я такая бестактная! Сможешь ли ты простить меня!
К счастью, причитания Луизы по поводу того, что она расстроила меня, помогли ей в конце концов забыть о трупах, но мне они порядком надоели, и в полном отчаянии, не видя другого способа положить этому конец, я вернулась к разговору о повешенных.
— Что это были за люди? — спросила я. Мой замысел удался. Луиза закрыла глаза, вспомнив потрясшее ее зрелище, поспешно вытащила пузырек с нашатырным спиртом, глубоко вдохнула его и с облегчением чихнула.
— Гуге… пчхи! Гугеноты, — пояснила она, морщась и чихая. — Еретики-протестанты. Так сказал кучер.
— Их вешают? До сих пор? — Мне казалось, что преследования на почве религии остались далеко в прошлом.
— Ну конечно, не только за то, что они протестанты. — Она осторожно коснулась носа вышитым платком, внимательно оглядела его и, снова поднеся к носу, с удовольствием высморкалась.
Она спрятала платок в карман и со вздохом откинулась на спинку сиденья:
— Наконец-то я пришла в себя. Какой все-таки ужас! Если их нужно было повесить, ради Бога, пожалуйста! Но зачем это делать в таком месте, где могут оказаться дамы? Ты заметила, какая от них вонь? Фу! Это владения графа Медарда. Я непременно напишу ему гневное письмо по поводу всего этого, вот увидишь!
— Но за что все-таки повесили этих людей? — спросила я, резко оборвав болтовню Луизы, так как знала, что только таким образом можно остановить поток ее красноречия.
— Скорее всего за колдовство. Ты видела, что там была женщина. Если в том или ином деле замешана женщина — значит, оно так или иначе обязательно связано с колдовством. Если замешаны только мужчины, речь может идти о еретических проповедях и призывах к мятежу, но женщины ведь не читают проповедей. А ты обратила внимание на ее уродливую старую одежду такого темного цвета? Ужасно! До чего же надо дойти, чтобы носить такую темную одежду все время? И какая нормальная религия может заставить своих приверженцев носить подобную одежду? Сразу видно, это дьявольский промысел, не иначе. Дело в том, что они боятся женщин, и поэтому…
Я закрыла глаза и прислонилась к спинке сиденья, ища утешения в том, что до загородного дома Луизы осталось недалеко.
Кроме обезьянки, с которой Луиза не расставалась, в ее загородном доме было еще немало вещей, свидетельствовавших о сомнительном вкусе хозяйки. На убранстве парижского дома Луизы несомненно сказался вкус ее отца и мужа, комнаты были обставлены богато, и каждая выдержана в своем, изысканном, стиле. Но Жюль редко наведывался в загородный дом, будучи слишком занят в столице, так что здесь вкус Люси проявился во всем своем великолепии.
— Это мое новое приобретение. Разве он не прекрасен? — ворковала она, любовно поглаживая рукой резное темное дерево игрушечного домика, висевшего на стене и выглядевшего совершенно нелепо рядом с золоченой бронзовой фигуркой Эвридики, служившей подсвечником.
— Это похоже на кукушкин дом, — бесцеремонно заявила я.
— Ты уже видела такой? Не думаю, что в Париже найдется второй такой же дом.
Луиза слегка надула губы при мысли о том, что она не является единственной обладательницей уникальной игрушки, но сразу спохватилась и стала переводить стрелки стоящих тут же часов. Она отступила назад, горделиво разглядывая маленькую птичку, вырезанную из дерева, высунувшую голову из часов и прокричавшую несколько раз «ку-ку!».
— Ну а это разве не прелесть? — вопросила Луиза, коснувшись головы птицы, прежде чем та спряталась. — Мне удалось заполучить их через Берту, мою экономку. Ее брат привозит такие вещички из Швейцарии. Что бы ты ни говорила о шведах, но они прекрасные резчики по дереву, разве нет?
Мне хотелось ответить «нет», но вместо этого я пробормотала что-то совершенно обратное.
Куриные мозги Луизы неожиданно заработали в другом направлении, возможно, при упоминании о швейцарских слугах.
— Знаешь, Клэр, — проникновенным тоном сказала она, — тебе придется ходить в церковь каждое утро.
— Почему?
Луиза кивнула в сторону двери, где в это время проходила одна из служанок с подносом в руках.
— Мне это безразлично, но слуги… Они здесь, в сельской местности, ужасно суеверны. А один из лакеев нашего парижского дома настолько глуп, что сказал повару, будто ты — Белая Дама. Я объяснила им, что все это глупость, конечно, и пригрозила, что уволю любого, кто будет распространять подобные сплетни, однако при всем при том было бы неплохо, если бы ты ходила в церковь. Или хотя бы громко молилась, и как можно чаще, чтобы они могли слышать.
Помимо того, что я была неверующей, мне казалось, что церковь находится довольно далеко, но с некоторой долей юмора согласилась сделать все, что смогу, чтобы рассеять страхи слуг. Итак, весь следующий час мы провели с Луизой, громко читая псалмы по очереди и молитвы в один голос. Не представляю, какое воздействие это оказало на слуг, но я совершенно обессилела и отправилась в свою комнату вздремнуть, где и проспала без всяких снов до следующего утра.
