Где ты, мой незнакомец? (Приди, полюби незнакомца) (др. перевод) - Вудивисс Кэтлин (читать книги онлайн .txt) 📗
Выбравшись из ванны и обернув полотенце вокруг мускулистых бедер, Эштон продолжал предаваться воспоминаниям. Он накинул теплый бархатный халат, налил себе выпить, и, закурив сигару, вышел на балкон. Прохладный ночной воздух нес с собой свежий аромат сосен, и он с наслаждением вдыхал его полной грудью, наслаждаясь тем, что наконец-то он дома. Эштон положил ноги на перила, откинулся на спинку кресла и вновь погрузился в воспоминания.
С появлением Лирин жизнь его изменилась. Было время, когда он даже думать не хотел о женитьбе, брак казался ему чем-то вроде тяжкого недуга. Но сейчас, когда перспектива уехать из Нового Орлеана одному и навеки потерять Лирин стала вполне реальной, он взглянул на дело по-другому. Теперь он вряд ли смог бы вспомнить, когда впервые представил ее в роли будущей жены, но твердо знал, что как только эта мысль пришла ему в голову, он решился, не задумываясь. И вот тут-то Эштон, чьи победы у женщин вошли в поговорку, вдруг оробел. Когда дело дошло до предложения, он бормотал что-то невнятное, краснел и заикался, опасаясь, что Лирин будет настаивать на продолжительной помолвке и не даст согласие на брак, пока не получит благословения отца. Но к его изумлению, она была так же влюблена, как и он. Эштон даже опешил, когда увидел, как засияли ее необыкновенные глаза. Забыв обо всем, она обвила его шею руками, и он не поверил ушам, услышав радостное «Да!»
Несмотря на то, что оба горели желанием соединиться, предстояло еще многое решить. Поскольку отец ее был в Англии, все понимали, что его согласия на брак получить не удастся. Впрочем, никто и не сомневался, что в любом случае Чарльз Сомертон вряд ли дал бы согласие на брак Лирин с американцем. В конце концов ей это надоело и Лирин обратилась за согласием к деду. Увы, оба они понимали, что Сомертон вряд ли будет в восторге от столь скоропалительного брака. Дошло до того, что Эштон в шутку пригрозил соблазнить ее и наградить малышом, чтобы ее отец окончательно убедился в том, что дочери нужен муж.
Судьбе было угодно, чтобы Лирин была с ним совсем недолго, но Эштон не мог не заметить, как он изменился за это короткое время. Разве когда-нибудь раньше ему приходило в голову любоваться красотой цветов во время долгой прогулки по парку? А теперь, когда Лирин научила его замечать их, он и сам не мог оторвать глаз, восхищаясь их прелестью и нежным ароматом. И прежде бывало, что он замечал красоту заката, но только любуясь им вместе с Лирин из окна гостиницы, Эштон понял, что никогда не забудет этот день. Таким и бывает настоящее счастье, подумал он, когда нет ничего важнее лица любимой женщины, ее милого смеха и нежного голоса!
Эштон осторожно отставил стакан и, зажав в зубах сигару, следил, как она тлеет, рассеянно вглядываясь в темноту ночи.
Они провели неделю в Новом Орлеане, наслаждаясь своим счастьем, а потом было решено провести остаток медового месяца на Речной ведьме. Эштон рассчитывал спуститься по реке до Натчеза и познакомить молодую жену с родственниками, а также вымолить прощение за скоропалительный брак. После этого они предполагали вернуться в Новый Орлеан, куда к тому времени должны были прибыть ее отец со второй дочерью. Лирин успела немало порассказать ему об отце — это был один из тех сухих, чопорных англичан, которые терпеть не могут нахрапистых янки. Единственное исключение было сделано для Дейдры, матери Лирин, которую он любил без памяти. Когда-то именно она заставила его обосноваться в Новом Орлеане, поскольку не хотела оставить отца и родной дом, но после ее внезапной смерти Роберт забрал двух дочек и вернулся в Англию. Там он и жил до тех пор, пока его дочь Ленора, не собралась замуж за молодого аристократа с Карибских островов. Поскольку им предстояло совершить путешествие через океан, дабы навестить жениха в его райском гнездышке, Роберт уступил просьбам младшей дочери и разрешил ей пожить это время с дедом в Новом Орлеане, пока они с Ленорой будут заниматься подготовкой приданого к пышной свадьбе.
Эштон был неглуп и еще в самом начале ухаживания быстро понял, что труднее всего будет объяснить Роберту Сомертону, как это — в то время, когда сам он хлопотал об устройстве судьбы старшей дочки, младшенькая скоропалительно влюбилась и выскочила замуж за незнакомца! Путешествие в Натчез закончилось трагедией, и встреча Эштона с тестем так и не состоялась. Известие о ее гибели достигло Нового Орлеана прежде, чем Эштон оправился от ран, чтобы самому поехать туда. А к тому времени, когда он вернулся в город, судья Кэссиди уже был на смертном одре. Эштон узнал, что Сомертоны, отец и дочь, распрощавшись с судьей, спешно отплыли в Англию, даже не позаботившись узнать, удалось ли уцелеть мужу Лирин.
Порыв холодного ветра вернул Эштона к действительности. Он подставил ему свое разгоряченное нахлынувшими воспоминаниями лицо и почувствовал, как по нему забарабанили холодные капли дождя. Прохладный ветерок пробрался под теплый халат и коснулся обнаженного тела. Эштону невольно вспомнилась такая же прохладная ночь, когда они плыли по реке — это был последний день его счастья, он жил в его памяти и поныне, но теперь в его сердце навеки воцарились боль и отчаяние. Невзирая на то, что и его судно, и другие лодки много дней подряд бороздили реку вверх и вниз по течению, прочесывая окрестности, понадобилось почти неделя прежде, чем он смог поверить в неизбежное. Они обнаружили тела нескольких пиратов, уже полуразложившиеся, но Лирин исчезла без следа, не оставив после себя даже клочка одежды. Эштону пришлось смириться с тем, что Лирин стала еще одной жертвой, которую потребовала река, не первой и, увы, не последней. Так его первая и единственная любовь исчезла без следа, а равнодушная река продолжала безмятежно нести свои волны. Три долгих года воспоминания о жене не давали ему покоя. И вот пробудилась надежда. Встанет солнце и жизнь начнется заново. Ведь Лирин снова с ним.
Глава 2
Она возвращалась к жизни из небытия, будто медленно всплывая на поверхность сквозь толщу воды. Прошлого у нее не было, было только настоящее. В этом безвременном континууме ни память, ни разум не играли никакой роли. Она, словно эмбрион в утробе матери, плавала в кромешной тьме, дышала, следовательно, существовала, но была отделена от остального мира тончайшей невидимой пеленой. Слабый свет по ту сторону манил ее к себе. Независимо от нее какой-то неясный инстинкт подталкивал ее сознание, но едва она робко приближалась к этой невидимой преграде, куда уже достигали первые слабые лучи действительности, как острая боль начинала ломить виски. Готовая на все, лишь бы избавиться от мучений, она вновь ускользала за невидимую пелену, не в силах прервать свое безмятежное, безболезненное существование и предпочесть страдания и боль грезам и забвению.
Словно из далекого тоннеля до нее смутно донеслось эхо чьих-то голосов, невнятный рокот Она все силилась разобрать слова, но вначале не слышала ничего, кроме невнятного бормотания. — Вы меня слышите? — голос стал громче и теперь она поняла, — Мадам, вы меня слышите?
Сопротивляться было бесполезно — ее против воли тащили наверх, где ждала ее боль, и в отчаянии она слабо застонала. Она испытывала адские муки — все ее несчастное тело болело и ныло, будто в нем не осталось ни единой целой косточки. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью, а когда она попробовала слабо пошевелиться, то чуть не закричала от нечеловеческой боли. Ей удалось приоткрыть глаза, но жалобно застонав, она поспешно прикрыла их рукой, отвернувшись от окна. Даже слабый свет заходящего солнца после полной темноты показался ей ослепительным.
— Эй, кто-нибудь, задерните шторы! — приказал сидевший у изголовья кровати незнакомый мужчина. — Свет режет ей глаза.
Наконец к ее облегчению комната погрузилась в приятный полумрак. Утонув в высоко взбитых подушках, она машинально потрогала болевший лоб и отдернула внезапно задрожавшую руку, когда нащупала небольшую шишку. Ранка немного саднила, но она никак не могла вспомнить, откуда она взялась. Немного поморгав, она заметила, как неясная тень над ней постепенно приобрела четкие очертания пожилого мужчины с седой бородой. Пышные усы, казалось, посеребрил иней, глубокие морщины свидетельствовали о том, что он уже далеко не молод. Безжалостные годы, однако, оказались бессильны притушить молодой огонек в серых глазах, где и сейчас плясала смешинка. Очки в железной оправе придавали ему довольно строгий вид, но и они не могли скрыть живой блеск глаз.
