Дезире - Зелинко Анна-Мария (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
— Но это мой адъютант. Мне необходимо всюду быть с ним.
— Боюсь, что это не пришлось бы по вкусу твоей покойной матушке. И твоему брату Этьену…
Он нашел мою руку и приложил ее к своей щеке.
— Сегодня, по крайней мере, вы побриты, сир, — сказала я и отняла руку.
— Как жаль, что ты замужем за Бернадоттом! — сказал он.
Я быстренько двинулась к двери.
— Эжени!
Но я была уже в большом кабинете. Все сидели вокруг большого бюро и пили ликеры. Вероятно, Талейран острил, так как Менневаль, Коленкур и мой швед покатывались со смеху.
— Примите и нас в свое веселье, господа, — сказал император.
— Мы как раз говорили о том, что армия состоит из двухсот тысяч рекрутов, на что Сенат дал согласие, — сказал Менневаль, давясь от смеха.
— Мы говорили о том, что эти рекруты набора 1814 и 1815 годов будут настоящими детьми, — сказал Коленкур. — Князь Беневентский сказал, что на будущий год нужно будет объявить для армии один день — день первого причастия и конфирмации.
Император засмеялся. Он смеялся деланным смехом. А я подумала: «Боже мой, эти рекруты ровесники моему Оскару!»
— Это не смешно, а грустно, — сказала я, откланиваясь в последний раз. Император проводил меня до двери. Мы не обменялись больше ни одним словом.
На обратном пути я спросила Розена, действительно ли царь предлагал Жану-Батисту корону Франции?
— Это «секрет Полишинеля» в Швеции. Разве император знает об этом?
Я кивнула.
— О чем еще вы с ним говорили? — спросил Розензастенчиво.
Я раздумывала. Потом я отколола букетик фиалок от своего воротника и выбросила его на дорогу.
— О фиалках, граф, только о фиалках.
Вечером мне передали маленький пакет, присланный из Тюильри. Лакей сказал, что это предназначается наследной принцессе Швеции. Я открыла пакет и нашла в нем маленький красный кубик с пятью зарубками. Когда я увижу Жана-Батиста, я передам ему этот кубик.
Глава 44
Париж, лето 1813
Кучер вынес Пьера в сад. Я сижу у окна и наблюдаю, как Мари угощает своего сына лимонадом. Пчелы перелетают с цветка на цветок в моем розариуме. На улице слышатся размеренные шаги солдат. Полк за полком маршируют вдоль нашей улицы. Наполеон приказал достать из подвалов в Тюильри запасы золота, четыреста миллионов франков, которые он ассигновал на вооружение своего нового войска.
Четыреста миллионов франков! А было время, когда я хотела купить ему новый генеральский мундир. Давно, в Марселе, когда он был так плохо одет.
Вечером мне нанес визит Талейран. Под предлогом, чтобы я не была так одинока, однако я уверена, что он хотел узнать кое-какие новости.
— Я, конечно, была одинока этим летом. Но я так привыкла к этому во время пребывания моего мужа в армии.
Он подхватил:
— Да, в армии… Только в других обстоятельствах. Ваше высочество одиноки, не правда ли? Но не покинуты.
Я пожала плечами.
Мы сидим в саду, и Иветт налила в наши бокалы искрящееся шампанское. Талейран рассказывает, что Фуше получил новый пост в Иллирии. Иллирия — одна из провинций Италии, которую император поручил особому попечению Фуше.
— В настоящее время император не может позволить себе роскошь — терпеть интриги в Париже, — сказал Талейран. — А Фуше без этого не может.
— А вы? Император вас не боится, Ваша светлость?
— Фуше строит козни, чтобы выиграть что-то или чтобы иметь выигрыш в перспективе. Я, наоборот, дорогая принцесса, хочу лишь добра Франции.
Зажглась первая звезда. Небо было как голубой бархат. Было еще так жарко, что трудно было дышать.
— Австрия вкладывает все свои средства, чтобы вооружить армию, — задумчиво сказал Талейран.
— Австрийский император — отец императрицы Франции, — заметила я.
Талейран не обратил внимания на мои слова, разглядывая на свет свой бокал.
— Когда Франция падет, все наши противники постараются обогатиться за наш счет. Естественно, Австрия не хочет остаться с пустыми руками, и она примкнет к союзникам.
У меня пересохло во рту, и я должна была сделать глоток вина. Потом я сказала:
— Но император Австрии не может же воевать против своей дочери и внука.
— Да, он не может, но уже сейчас он готов к этой войне. Только, моя дорогая принцесса, этого нет в «Мониторе».
Я молчала.
— Армия союзников насчитывает 800000 человек, а у императора меньше половины, — продолжил Талейран.
Иввет вновь наполнила бокалы.
— Император требует, чтобы Дания объявила войну Швеции. А Дания ведь является тылом Швеции, она за спиной у вашего мужа, принцесса.
— Мой муж не упустит этого из вида, — нетерпеливо сказала я, а сама подумала: «Надо занять чем-нибудь Пьера. Нужно придумать ему какое-нибудь постоянное занятие, чтобы он чувствовал себя нужным».
— Простите, Ваша светлость, вы что-то сказали?
— Я хотел лишь сказать, что недалек день, когда я приеду к вам с просьбой, Ваше высочество, — сказал Талейран, вставая.
Опять он об этом! О чем он говорит?
— Передайте привет моей сестре, когда вы ее увидите, Ваша светлость. Жюли, к сожалению, не может сейчас посещать меня. Король Жозеф запретил ей бывать в моем доме.
Он высоко поднял тонкие брови.
— Я не вижу и двух ваших верных адъютантов, Ваше высочество.
— Полковник Виллат давно в армии. Он участвовал в русской кампании. А граф Розен…
— Этот высокий блондин, швед. Припоминаю.
— Он сообщил мне, что как шведский аристократ он считает своим долгом сражаться под знаменами своего наследного принца. Сначала я подумала, что он ревнует моего мужа к его личному адъютанту, графу Браге. Но он действительно хотел воевать, Шведы серьезный. «Садитесь в седло, и пусть Бог хранит вас», — сказала ему я. Так же, как когда-то сказала Виллату. Ваша светлость, я очень одинока!..
Я проводила взглядом его прихрамывающую фигуру. Как элегантно Талейран прихрамывает! В то же время я в уме решала поручить Пьеру ведение моих финансов и управление домом. Думаю, что это хорошая мысль.
Глава 45
Париж, ноябрь 1813
Ночь. Все страхи принимают гигантские размеры именно ночью, когда остаешься наедине с собой.
Каждый раз, засыпая, я вижу один и тот же сон: Жан-Батист верхом, совсем один, едет по полю битвы, по тому самому полю, которое я видела, подъезжая к Мариенбургу. Взрытая земля, трупы лошадей со вздутыми животами. И глубокие воронки от снарядов.
Лошадь у Жана-Батиста белая. Я знаю ее по своим снам. Он наклонился в седле, я не вижу его лица, но знаю, что он плачет. Лошадь оступается, и Жан-Батист наклоняется еще ниже вместо того, чтобы откинуться назад.
Уже больше недели в Париж просачиваются слухи о грандиозной битве под Лейпцигом. Никто ничего не знает толком. Мари приносит слухи от булочника. Она уверяет, что все только и говорят об этом сражении.
Я сплю и слышу стук копыт белой лошади. Я просыпаюсь и смотрю на часы. Половина пятого утра. Копыта цокают очень громко. Потом кто-то тихо стучится в дверь. Так тихо, что я уверена, никто кроме меня не слышит этого деликатного стука.
Я встаю, накидываю капот и спускаюсь по лестнице. В вестибюле я понимаю, что еще сплю, и хочу вернуться обратно, но стук повторяется. Тихий, чтобы не испугать спящих.
— Кто там? — спрашиваю я.
— Виллат… — и сразу: — Розен…
Я отпираю тяжелые засовы. При свете одной свечи, скупо освещающей вестибюль, я вижу два силуэта:
— Боже, откуда вы?
— Из-под Лейпцига, — говорит Виллат.
— Мы привезли привет от Его высочества, — говорит Розен.
Я вернулась в галерею и тщательно застегнула свой капот. Розен на цыпочках подошел к канделябру и зажег еще одну свечу. Виллат исчез. Он, наверное, повел лошадей в конюшню. Розен был во французской форме и гренадерской каске.
— Странная форма для шведского драгуна, — заметила я.
— Это потому, что наши войска еще не вошли во Францию. Его высочество послал меня сюда в этой форме, чтобы я мог свободно достичь Парижа.