Летящая на пламя - Кинсейл Лаура (книги хорошего качества .txt) 📗
— Конечно. Вам не стоит волноваться, я не собираюсь украсть ваш кошелек и скрыться в неизвестном направлении. Я рассчитываю на долгую и взаимовыгодную дружбу между нами, а таким образом дружбу, как известно, не зачинают. — Он ухмыльнулся. — Кроме того, хозяйка этого дома стережет ваш кошелек, словно Цербер ворота ада.
Шеридан закрыл глаза и снова уронил голову на руки. Он слышал, как Рабан о чем-то спорит с владелицей гостиницы. А затем его снова кто-то тронул за плечо. Это был опять Рабан. Он предложил Шеридану свою помошь, и тот принял ее. Опершись о плечо графа, Шеридан с трудом поднялся на ноги, у него кружилась голова, а раненая рука горела. Пошатываясь, он медленно пошел к лестнице и хотел подняться по ступеням наверх, но не смог… Неожиданно откуда-то появился соломенный тюфяк, и теперь Шеридану оставалось только опуститься на него. Он чуть не потерял сознание, когда Рабан, помогая ему лечь, задел его больную руку.
— Рабан… — пробормотал он, протягивая к нему здоровую руку. — Принцесса…
Улыбка сошла с лица графа, и он поморщился.
— Да, я все знаю. У нее все-таки ужасный характер. А жаль.
— Нельзя допустить, чтобы она вернулась назад…
— О, это мы обсудим позже. Я скажу этой маленькой драчунье, что ее в Ориенсе никто не желает видеть. А вообще-то, надо признать, принцесса, как это ни прискорбно, немного того. — Граф грустно покачал головой. — Она просто идиотка.
Шеридан вцепился в его рукав.
— Нельзя допустить, чтобы она вернулась в Ориенс, слышите? — повторил он сквозь зубы.
— Хорошо, хорошо. Положитесь на меня, старина. Я никогда не упускаю своего. — И он обнажил в улыбке белоснежные ровные зубы. — Сейчас же для меня главное — вы, а значит, и ваши желания.
— Почему вы вмешиваетесь не в свое дело?! — возмущенно воскликнула Олимпия. Одетая в крестьянское платье, она ходила из угла в угол маленькой комнатки с низким потолком, скрестив на груди руки. — Кто дал вам право держать меня под замком?
— Это приказ адмирала, — спокойно заявил молодой граф. — Сядьте. Если бы я видел, что в вас есть хоть капля здравомыслия, я бы с удовольствием вытолкал вас из дома на обочину проезжей дороги, чтобы вы сами позаботились о себе. Но во-первых, похоже, что адмирал одержим мыслью во что бы то ни стало уберечь вас от неприятностей, а во-вторых, я уверен, что вы прямиком отправитесь в Ориенс, где незамедлительно окажетесь на гильотине.
Олимпия закрыла рот рукой, дрожа от ярости и ненависти к этому человеку.
— Выпустите меня, — потребовала она, повысив голос. — Выпустите меня немедленно!
— Нет.
Она резко повернулась, схватила со стола поднос с посудой, который принес Мустафа, и грохнула им об пол, разбив все вдребезги.
— Выпустите меня! — Она подбежала к окну и рванула занавески из грубого полотна. — Мне надо вернуться в город!
Ее голос сорвался на визг. Но тут крепкая мужская рука оттащила ее от окна.
— Послушай ты, маленькая сучка! — Он яростно тряхнул ее за плечо. — Прекрати свои глупые выходки, со мной это не пройдет! Возможно, тебе удавалось водить за нос этого бедного зануду, который сейчас спит внизу, но тебе не удастся обвести вокруг пальца меня, запомни это! — Граф толкнул Олимпию к стене, глаза его пылали от гнева. — Ты не вернешься в город. Не вернешься, по крайней мере до тех пор, пока Дрейк не разрешит.
Олимпия накинулась на него, осыпая ударами кулачков.
— Я должна остановить все это! — кричала она, задыхаясь. — Я должна вернуться в город.
— Что остановить? Революцию? — Он ловко увернулся от нее и перехватил руки Олимпии. — Вы не сможете остановить это, принцесса, как бы ни старались. Революция свершилась. Все уже произошло, и ничего не воротишь назад. Умеренное крыло восставших захватило власть в стране, их поддерживают британцы, готовые сегодня утром двинуть свои вооруженные силы им на помощь. Вы лишились трона, мэм. Ориенс теперь республика, а вы больше не принцесса.
Олимпия остолбенела, не сводя с него глаз.
— Это правда? — прошептала она.
— Именно поэтому мы и не пускаем вас назад. Если бы вы были более сообразительны, вы бы бежали отсюда, закрыв глаза от страха. Представители нового режима не потерпят в своей стране члена королевской семьи, пытающегося вызвать симпатии в сердцах народа и снискать его поддержку. Если вы вернетесь, они будут, конечно, вежливы с вами, гостеприимны и добры, но вскоре с вами произойдет какой-нибудь несчастный случай со смертельным исходом, и все тут же забудут о вас.
Олимпия обомлела. Она чувствовала себя надувным шаром, из которого выпустили воздух.
— Мне не нужны ничьи симпатии, — промолвила она дрогнувшим голосом.
Рабан отошел от нее. Олимпия села на грубо сколоченный деревянный стул. Гнев покинул ее, и теперь она казалась разбитой и несчастной. Внезапно ее охватило недоумение, и она изумленно огляделась вокруг, стараясь припомнить, каким образом она очутилась здесь. Олимпия с трудом могла восстановить в памяти свадьбу, свое обращение к народу, а потом… потом… Ей стало не по себе.
— Это вы привели меня сюда? — спросила она.
— Конечно, нет. — Карие глаза графа смотрели на нее с раздражением. — Разве я не рассказывал вам о себе? Я хочу помочь Дрейку вернуться в Константинополь, постаравшись сделать так. чтобы он не умер прежде, чем успеет упомянуть меня в своем завещании. Что же касается заботы о вас, то это неприятное поручение я вынужден выполнять по просьбе Дрейка.
Олимпия начала кусать губы, размышляя над сложившейся ситуацией. Она никак не могла вспомнить, каким образом очутилась здесь. Единственное, что не выходило у нее из головы, была необходимость вернуться назад и остановить то, что началось в городе по ее вине.
Но оказывается, все уже кончено. Этот граф сказал, что революция свершилась. Ориенс теперь — республика. Все вышло так нелепо.
— Вы помогаете Шеридану? — спросила она задумчиво. — А он у султана?
Рабан фыркнул.
— Не совсем. Что у вас с головой? Он же лежит внизу полуживой. Дрейку крупно повезет, если он в результате всего случившегося не потеряет руку.
— Что? — прошептала Олимпия.
— Однако вы очень неблагодарны, даже не замечаете состояния людей, верой и правдой служащих вам. Дрейк получил чертовски серьезную рану от удара саблей, а вы, как мне сообщили, несмотря на это, заставили его полночи таскаться по грязи и дождю. Неудивительно, что он в конце концов слег в тяжелом состоянии.
— Так он здесь? — дрогнувшим голосом спросила Олимпия. — Он ранен?
— И очень серьезно. Все из-за вас. Олимпия провела кончиком языка по губам.
— Значит, это я виновата?
— Конечно, вы. Если бы не вы, он был бы до сих пор в Константинополе, где ему ежедневно подают на стол его любимые цукаты и чешут спинку. Я говорил с его слугой и узнал, что у Дрейка был собственный, совершенно безумный план вашего спасения из рук Клода Николя. Ему чертовски повезло, что его не застрелили или не взяли под арест, чтобы наутро повесить.
— Это я во всем виновата, — шептала Олимпия, сжимая руки, лежащие на коленях. — Это я во всем виновата.
— Совершенно верно. Поэтому ведите себя тихо и выполняйте мои приказы, понятно?
Граф направился к двери.
— Прошу вас… — взмолилась Олимпия, — разрешите мне посмотреть на него. Я обещаю, что не пророню ни слова. И ничего не сделаю.
Рабан уже взялся за дверную ручку. Обернувшись к Олимпии, он хмуро посмотрел на нее, а затем пожал плечами:
— Быть может, увидев, что вы все еще здесь и никуда не убежали, он немного успокоится. Хорошо, спуститесь к нему на несколько минут. Но предупреждаю вас, если вы предпримете хотя бы малейшую попытку к бегству, я тотчас же запру вас здесь наверху до тех пор, пока вы не одумаетесь. Ему нельзя волноваться.
— Нет-нет, — еле слышно промолвила она. — Я буду вести себя тихо.
Граф взял Олимпию за руку, и та покорно последовала за ним вниз по узкой лестнице. Шеридан находился на кухне. Он лежал на низкой койке у огня и беспокойно шарил по одеялу здоровой рукой. Граф подтолкнул Олимпию к койке, но она остановилась в ярде от нее. На бледном лице Шеридана горели только скулы. Сухожилия на запястье его здоровой руки, которой он хватался то за бедро, то за перевязанную раненую руку, были напряжены.
