Плач богов (СИ) - Владон Евгения (лучшие книги .TXT, .FB2) 📗
Если Вёрджил д’Альбьер прибыл сюда с целью рассказать той о ночной выходке своей дочери и племянницы Клеменсов, тогда это точно закончится чем-то ужасным для Эвелин и никак иначе. И молиться всем известным богам было бы теперь просто бессмысленно, как и включать фантазию на счёт предстоящего наказания.
Она всё-таки вздрогнет от торжественного перелива дверного звонка даже после того, как сумеет уловить едва различимые шаги по крыльцу дома. О книге в руках и не вспомнит. Прямо так и оцепенеет на краешке сиденья с идеально ровной осанкой в полуфуте от спинки кресла-дюшесса. Забудет обо всём на свете и о себе тоже, став воплощением одного сплошного чувства слуха. Даже кожа будет впитывать каждый услышанный звук чуть ли не осязаемой вибрацией, отдавшейся нервной дрожью в натянутых нервах во всём теле.
- Добрый день, сэр. Чем могу служить в столь ранний час?
То, что дворецкий, открывший в этот раз перед нежданным гостем парадные двери Ларго Сулей, позволил себе почти нескромный вопрос о времени визита прибывшего, не было ничего удивительного. По обыкновению, все «утренние» приёмы и официальные визиты, за очень редким исключением, проводились уже далеко за полдень и, как правило, после обеда. Грубо говоря, Вёрджил д’Альбьер не просто приехал очень рано, но и выказал что-то близкое к недопустимой вольности, если, конечно, его целью не была передача какого-нибудь прошения хозяевам дома – устного или письменного (хотя последнее чаще всего передавалось через специально посылаемых для этого лакеев).
- Мне бы хотелось узнать, могу ли я в ближайшее время встретиться с мадам Клеменс?
- Будет сделано, сэр. Изволите-с подождать ответа в гостиной, в доме или…
- Думаю… подождать в гостиной.
Вот тогда-то сердечко Эвелин Лейн и ёкнуло очень-очень ощутимо. Но с места девушка так и не сдвинулась, хотя вполне могла за несколько секунд выскочить в открытый проём смежного помещения в сторону той же библиотеки. Почему не стала? Банально отказали коленки и сомлевшие суставы ног. Руки, кстати, тоже резко ослабли и даже задрожали.
- Позволите-с вашу трость и шляпу или оставите при себе?
- Да, конечно…
Последнее Эва так и не разобрала. Если гость мужского пола не намерен был надолго задерживаться в чьём-то доме, он не отдавал дворецкому ни шляпы, ни перчаток (или того, что держал на тот момент в своих руках). А, судя по голосу господина д’Альбьера, он будто и сам был не вполне уверен, чего хочет. По крайней мере, его высокий баритон звучал недостаточно чётко и чисто, как более суток тому назад, даже слегка осип (не исключено, что от волнения).
Правда, узнать о его намереньях касательно намеченного пребывания в Ларго Сулей оказалось совершенно несложно. Вернее, не долго. Меньше, чем через четверть минуты взгляд девушки и нежданного гостя пересеклись в пространстве гостевой гостиной. И, судя по выражению лица отца Полин, он явно не ожидал там увидеть хоть кого-то вообще и в особенности Эвелин Лейн. Впрочем, дворецкий Стивен (статный, буквально вышколенный представитель своей почетной профессии – шестидесятилетний, давно поседевший и слегка облысевший мужчина англосаксонских кровей) тоже был несколько озадачен присутствием юной барышни в данной комнате. Ведь это, по сути, меняло весь расклад происходящего.
- Эм… Я сейчас пришлю горничную. Думаю, господа не откажутся в этот час от чая и прохладительных напитков.
На деле же в контексте произнесённого немолодым слугой фразы звучал абсолютно иной смысл. Он собирался прислать сюда горничную леди, дабы гость мужского пола и юная (ещё и не замужняя!) госпожа ни в коем случае не оставались наедине друг другом довольно долгое время. Можно сказать, момент выявился несколько пикантным и не вполне этическим. Главное, чтобы данная ситуация оставалась как можно дольше негласной и только в пределах этой комнаты.
- Мэм… - Вёрджил д’Альбьер сдержанно кивнул, предпочитая оставаться в противоположной от девушки части комнаты, дабы тоже не обострять своим излишним поведением не вполне удачную ситуацию.
Зато Эвелин окончательно пригвоздило к месту, лишив на несколько долгих секунд большинства физических и умственных способностей. Всё, что она сумела сделать в тот момент, раскраснеться до кончиков ушей и кое-как дёрнуть головой, в попытке изобразить изящный кивок ответного приветствия. Ещё и запаниковала при мысли – должна ли она протянуть в сторону гостя свою дрожащую руку для того, чтобы тот её поцеловал. В смысле, не саму девушку, а тыльную сторону её похолодевшей от оттока крови ладошки. Ведь это же не обязательно? И по правилам того же этикета, мужчина никогда не сделает в сторону дамы шаг первым, если она сама не привлечёт к нему своё внимание и не обозначит своё желание вступить с ним в разговор, подав для этого нужный знак жестом той же руки.
Хотя сложнее тогда было спрятать куда-нибудь свой не в меру пытливый взгляд, поскольку глазеть всё это время на гостя при обоюдном молчании тоже выглядело далеко неуместным. К тому же, всё, что ей нужно было увидеть, она уже увидела до этого и сделала для себя соответствующие выводы.
В руках господин д’Альбьер ничего не держал, значит, отдал и шляпу, и трость дворецкому ещё в холле. Выходит, он намеревался провести в доме Клеменсов не пять и не десять минут и намеченный им разговор с хозяйкой Ларго Сулей предполагал что-то долгое и не исключено, что серьёзное. И то, что он был крайне обескуражен присутствием в гостиной юной леди Лейн, по сути тоже можно было рассматривать с двоякой стороны. Во всяком случае, в его светлых глазах не было не единого намёка на недовольство или же затаённое негодование. Да и одет он был явно не впопыхах: в серо-бежевый прогулочный костюм из мягкого льна, белую сорочку под атласным жилетом цвета слоновой кости и шейным галстуком-платком, повязанным вполне ровной и неторопливой рукой. Смущал только тот факт, что он приехал сюда в столь непозволительно ранний час, хотя вполне мог прислать лакея, чтобы известить заранее своих соседей о своём неотложном визите в их имение.
В любом случае, он посчитал свою миссию куда важной и значимой, чем соблюдение каких-то там правил этикета высшего света. Или же имел какие-то свои отличительные взгляды на данные вещи, как и его не в меру разбалованная дочь. Одно слово – та ещё семейка!
Слава всем здравствующим богам, оставаться с ним наедине после ухода дворецкого долго не пришлось. Не истекло и минуты, как со стороны центрального коридора послышались торопливые, едва не бегущие шаги посланной в гостиную служанки. Эва даже не удивилась, когда увидела в дверном проёме гостевой знакомую фигурку Гвен, застывшую на пару мгновений на пороге комнаты в позе блаженной послушницы какого-нибудь францисканского женского монастыря. Изобразив несколько быстрый и не совсем изящный книксен, служанка теперь уже совершенно бесшумно проскользнула в помещение и застыла в углу напротив юной леди, якобы невидимой тенью обезличенной для знатных господ особы. При этом плотно сомкнутые губы горничной могли означать что-то одно из двух – либо она сдерживала из всех сил неуместную улыбку, либо неуёмные внутренние порывы что-то произнести вслух.
И, похоже, в комнате стало ещё тише. Буквально до шипящего звона в ушах под размеренное (и неестественно громкое) тиканье гостиных часов. Про неловкость всей ситуации можно и не упоминать.
Хотя, надо признаться, в присутствии молодой служанки, чувство зашкаливающего до этого страха, ощутимо снизилось. И нет, боялась Эвелин вовсе не присутствия немолодого мужчины в нескольких ярдах от себя, а того, зачем он вообще сюда приехал. То, что она не так ещё давно кружила с этим человеком в фривольном вальсе в его же имении чуть более суток назад, нисколько не смягчало тех ударов, которые ей ещё предстояло испытать на себе в самом ближайшем будущем с подачи его же лёгкой (а может и далеко не лёгкой) руки. И ей совершенно не нравилось выражение его лица! Да, ситуация не располагала к приятной встрече и ничем необременённым беседам. Да и глазеть друг ну друга она тоже не позволяла, особенно в присутствии третьего свидетеля. Поэтому приходилось напрягать либо боковое зрение, либо какими-то немыслимыми способами бросать украдкой на гостя свои скоротечные взоры.
