Поцелуй вдовы - Фэйзер Джейн (читать хорошую книгу TXT) 📗
Робин, знавший, что его отец приехал, чтобы предъявить права на спорные земли, был потрясен этим откровением.
– Ты не должна подслушивать, – менторским тоном произнес он.
– Да я не нарочно! – воскликнула Пиппа. – Просто люди иногда не подозревают, что я рядом.
– А как такое может быть? – удивился Робин. – Неужто бывают мгновения, когда ты молчишь?
– Ну, какой же ты несносный! – возмутилась Пиппа. – Уж лучше я поболтаю с Грином.
Она слезла с высокого стула и побежала к старшему егерю, который держал в руках наполненный до краев кубок и увлеченно беседовал со старшим офицером замкового гарнизона. Появление девочки озадачило его, однако он улыбнулся и подвинулся, освобождая ей место на длинной скамье.
Пиппа поставила локти на стол, подперла руками подбородок и мрачно уставилась на старшего егеря.
– О чем вы разговариваете?
– Это не для ваших ушек, барышня, – ответил Грин.
– Но, кажется, это был важный разговор? – настаивала Пиппа.
– Верно, – подтвердил Грин, делая большой глоток из кубка и подмигивая офицеру, который широко улыбался.
Хотя Пиппа и была всеобщей любимицей, ей все же не следовало знать, какую тему они обсуждали. А обсуждали они лорда Хью де Боукера и его людей. Офицер был во дворе, когда Хью де Боукер объявил о своей миссии, а Грин присутствовал при встрече в лесу. Никто в поместье не знал, что их ждет, но всем было ясно, что грядут неприятности. И никому не нравилось, что за воротами стоит лагерем вооруженный отряд.
– Вы говорили об охоте? – не отставала Пиппа.
– Да, – ответил Грин. – Об охоте.
– А кабан действительно бросился на пони Пен? Она закричала? Наверное, закричала. И поэтому промахнулась?
Робин, оставшийся один за столом, мучился угрызениями совести и сожалел о том, что обидел Пиппу. Вдруг за резной перегородкой началась какая-то суета, потом забили барабаны, и все танцующие остановились. В зал входила процессия, возглавляемая факелоносцами. За ними следовал повар с огромным квадратным тортом, на котором высилась точная копия Мэллори-Холла с замком, садом, привратной башней и даже с подстриженными в виде зверюшек деревьями. На крохотном мостике через речку стоял пони со всадницей, то есть с Пен.
Виновница торжества, зардевшись от удовольствия, бросила своего партнера и побежала к столу. Магистр Говард заковылял вслед за ней.
– О, мастер Джилберт, какая красота! – воскликнула она, едва не задохнувшись от восторга. Повар осторожно поставил торт перед ней. – Ой, мне даже страшно резать его. Такое нельзя есть.
– Да нет, можно! – возразила Пиппа, подпрыгивая от нетерпения рядом с ней. – Все пропадет, если мы не будем есть. Мастер Джилберт, это марципан? Я так люблю марципан!
– Мы знаем, и твоя любовь дорого нам обошлась, – с полуулыбкой проговорила Джиневра. – Мастер Джилберт, вы настоящий художник.
Повар расцвел от похвалы и подал Пен нож.
– Режьте прямо посередине, леди Пен, а потом я дорежу остальное.
– Надо загадать желание! Загадай желание! – закричала Пиппа, приподнимаясь на цыпочки, чтобы не пропустить волшебный момент. – Ты должна пожелать что-нибудь хорошее! Почему бы тебе не пожелать нового пони… или чтобы у тебя начали виться волосы… или чтобы на следующей охоте ты застрелила кабана… или…
– Я сама могу придумать желание, – оборвала ее Пен.
– Закрой глаза и сильно-сильно пожелай, чтобы это случилось, – словно не услышав слов сестры, посоветовала Пиппа. Она с тревогой уставилась на Пен, дабы удостовериться, что та точно следует ее указаниям.
По залу прокатился громкий хохот Хью де Боукера. У Джиневры, стоявшей рядом с ним, от сдерживаемого смеха тряслись плечи. Пен бросила быстрый взгляд на Робина, и тот предложил:
– Если ты разрежешь здесь, то ничего не испортишь.
Пен кивнула и подняла нож. Воткнув его в нужном месте, она зажмурилась и принялась резать.
– Что ты загадала? Что ты загадала, Пен?
– Не скажу, потому что тогда желание не сбудется, – ответила Пен и покосилась на улыбающегося Робина.
– Ну, надеюсь, ты загадала что-нибудь потрясающее, – сказала Пиппа. – Такой торт заслуживает особого желания, правда, мама?
– Правда, – согласилась Джиневра. – Но ты, доченька, съешь только маленький кусочек. Можешь взять одно из этих марципановых деревьев. И на сегодня хватит.
Она кивнула мастеру Джилберту, и тот с улыбкой заверил ее:
– Я прослежу за этим, миледи. – Он взял торт, чтобы разрезать его и раздать гостям.
– Миледи, приказать дворецкому подать рейнского? – спросил мастер Краудер, поднимаясь на помост.
– Да. Оно очень подходит к сладким блюдам. – Она повернулась к лорду Хью и тихо сказала: – Вы, милорд, можете сами откупорить бутыль и налить себе вина. Так вы убедитесь, что вам ничто не угрожает.
Хью, чей спектакль с общими кубком и тарелкой был нацелен только на то, чтобы поддеть Джиневру, так же тихо проговорил:
– Мадам, мне нравится та интимность, которую создает общий кубок. Это лишь усиливает прелесть праздника. У меня нет желания пить в одиночку.
Джиневра покраснела. Негодование вновь смешалось с пробудившимися запретными эмоциями. Он поднял брошенную ею перчатку – она, естественно, не ожидала от него ничего другого. Но намек, прозвучавший в его словах, настолько выбил ее из колеи, что она даже не стала продолжать пикировку. «Неужели он испытывает то же самое?» – недоумевала она.
Джиневра почувствовала его реакцию тогда, в часовне, и, как истинная женщина, знала силу воздействия своего мелодичного голоса и улыбки на мужчин. Это было главным оружием ее арсенала, причем довольно жалкого по сравнению с арсеналом Хью де Боукера. Но когда она применяла его против этого мужчины, то, казалось, забывала о своей цели. Во время танца она ненадолго потеряла бдительность и увидела его в другом свете: веселого, доброжелательного, полного жизни, привлекательного мужчину, однако в следующее мгновение, как приливная волна, накатили враждебность и презрение, сметая на своем пути все добрые чувства.
Джиневра села на место и устремила взгляд на Пиппу, наблюдая, как та ест торт. Дворецкий откупорил бутыль и торжественно разлил вино. На этот раз Хью не закрыл ладонью свой кубок. Откинувшись на спинку стула, он смотрел, как золотистое вино течет в хрустальный кубок, поблескивая в свете свечей. Венецианского стекла на этом столе было столько, думал он, что потраченных на него денег хватило бы на то, чтобы построить и укрепить небольшую крепость. Затем он обвел взглядом зал. На стенах висели роскошные гобелены, выполненные в голубых, зеленых, золотистых, алых и серебристых тонах. Свечи на главном столе были восковыми, а не сальными, и в воздухе витал аромат мяты и других трав, щедро разбросанных по деревянному полу.
Двор короля Генриха славился своей показухой: придворные стремились перещеголять друг друга в демонстрации своего богатства и положения, тратя целые состояния на то, чтобы одеть домочадцев в роскошные наряды. Они выставляли напоказ свою собственность, твердо веря, что это прибавит им авторитета. Хью не раз видел, как испуганно вздрагивали напыщенные аристократы, когда бутыль из бесценного венецианского стекла падала на пол.
Джиневра Мэллори, видимо, так же богата, как лорд – хранитель печати, однако роскошь, царившая в ее доме, была не показной. Она была частью этой женщины. Джиневра воспринимала ее как должное. И вовсе не старалась произвести на него впечатление.
Хью посмотрел на Робина, который ел торт с сосредоточенностью растущего и вечно голодного подростка. Робин получит в наследство маленькое поместье в Кенте, являвшееся приданым eгo матери. Сам Хью, младший сын в семье, почти ничего не имел. За службу королю ему было подарено поместье Боукер в Бретани. Почва была плодородной, но само поместье небольшим. Деньги у него водились – король отличался щедростью, когда вспоминал о своих подданных, однако времени на то, чтобы заняться кентским и французским поместьями, не было. И конечно, ему никогда не достичь того благосостояния, что он видит вокруг себя. По сравнению с леди Джиневрой он нищий.
