Марианна в огненном венке. Книга 1 - Бенцони Жюльетта (полные книги .txt) 📗
— Так будет лучше, — сказала она, заметив, что Марианна нерешительно подняла руку к лицу. — Наши обычаи очень удобны для тех, кто желает остаться незамеченным или неузнанным.
— Здесь никто меня не знает. Я не особенно боюсь…
— Посмотрите: вон ночной охранник, начинающий дежурство. Для сочинения десятка самых невероятных историй достаточно, чтобы он заметил едущую в арбе женщину без вуали…
Действительно, из-за утла показался высокий, худой человек в суконном кафтане, затянутом широким поясом, в красной феске, обмотанной грязным муслином. В одной руке он держал фонарь, в другой — окованную железом длинную палку, которой через равные интервалы ударял по мостовой. Проходя мимо, он окинул безразличным взглядом сидящих в арбе, где ветер продолжал поддувать занавески. Марианна сама покрепче прижала маскирующую ее вуаль и вздрогнула.
— Сегодня вечером холодно, а вчера можно было задохнуться.
Женщина пожала плечами.
— Это мельтем, леденящий ветер с вершин заснеженного Кавказа. Когда он дует, весь город мерзнет, но здесь погода меняется не так заметно. Кстати, пора уже мне и представиться. Меня зовут Бюлю. Это значит» облако «.
Марианна улыбнулась. Это» облако» вызвало у нее симпатию. Парандже не удавалось скрыть, что ее хозяйка пухленькая и внушающая доверие, с живыми глазами, которые весело блестели над белой чадрой и смотрели прямо в лицо.
— Я не знакома с обычаями вашей страны. Как должна я вас величать?
— Мне говорят — Бюлю-ханум. Последнее слово означает «сударыня»и употребляется непосредственно за именем. Если ваше сиятельство позволит, я буду так же обращаться к вам, чтобы не возбудить излишнее любопытство. Ревекка не должна знать, с кем она будет… иметь дело сегодня вечером.
— Тогда я буду Марианна-ханум, — повеселела молодая женщина. — Получается красивое имя.
Это небольшое знакомство с местными обычаями сломало лед недоверия. Госпожа Облако, явно обрадованная миссией, так решительно порвавшей с монотонностью ее существования, начала стрекотать как сорока.
Очевидно, она значительно старше, чем можно предположить по ее свежему голосу, ибо она представилась как давняя подруга Нахшидиль, с которой она познакомилась после появления той в гареме: белокурой рабыней, доведенной до отчаяния похищением в Атлантике, пребыванием в Алжире и путешествием на берберийской шебеке. Сама Бюлю, в то время состояла в том гареме, где, удостоившись чести дважды побывать в императорском алькове, получила звание икбалы, то есть фаворитки. Но после смерти старого султана она попала в число «увольняемых» женщин, которых преподносили как подарок высокопоставленным чиновникам. Она стала женой сановника по имени Халил Мустафа-паша, который занимал трудную, но достойную зависти должность дефтордара, другими словами, министра финансов.
Эта смена ситуации ничуть не огорчила Бюлю, ставшую Бюлю-ханум, не считавшую неуместным поддерживать отношения с обновленным составом гарема. Этот брак дал ей высокое положение, кроткого и послушного мужа, которым она руководила, как это делает любая турчанка со своим супругом. По ее словам, Мустафа-паша был превосходным килибиком (муж, которого водит за нос жена) и избрал личным девизом курдскую поговорку: «Тот, кто не боится своей жены, не достоин имени мужчины…»
К несчастью, этот образцовый муж спустя несколько лет отправился к гуриям в рай, и Бюлю-ханум, став вдовой, была введена хозяйкой гардероба в дом султанши-матери, с которой она все время поддерживала очень теплые отношения. Именно этим отношениям она обязана превосходным знанием «языка франков», которым она пользовалась с безупречной ловкостью и быстротой.
В то время как Бюлю непрерывно болтала, арба, впереди которой шествовал фонарщик, кричавший через равные промежутки голосом пьяного муэдзина: «Берегись!», следовала своей дорогой по крутым подъемам и спускам Перы мимо окруженных виноградниками христианских монастырей, дворцов западных посольств и домов богатых торговцев. На главной улице небольшие венецианские и провансальские кафе были уже закрыты, потому что за исключением ночей Рамазана, закончившихся три недели назад, после захода солнца в османской столице неохотно выходили на улицы, кроме, пожалуй, района Пера-Галата, где полицейские предписания были менее суровыми, но где тем не менее обязанность выходить с фонарем оставалась неизменной и поддерживалась карательными санкциями. Поэтому редкие прохожие шли с фонарями из жести и жатой бумаги, которые придавали тройному городу вид вечного праздника.
Внезапно экипаж свернул вправо, вдоль здания с огромными стенами, увенчанными куполами и минаретом, сверкавшими под восходящей луной. Болтунья на мгновение умолкла, прислушалась… Донеслись слабые звуки флейты, струящиеся из здания, словно горный ручеек.
— Что это такое? — прошептала Марианна. — Откуда музыка?
— Оттуда! Это текке… монастырь крутящихся дервишей. Музыка означает, что начинаются их молитвы и они будут крутиться и крутиться, как планеты вокруг Солнца… и это будет продолжаться всю ночь.
— Как печальна эта музыка! Будто жалоба!
— «Слушай тростниковую флейту, — зазвучал перевод, — она говорит:» С тех пор как меня срезали в болотных зарослях, мужчины и женщины жалуются моим голосом…«И всякий, попадающий далеко от родины стремится снова соединиться с ней…»
Голос госпожи Облако как бы удалялся, и Марианна позволила себе увлечься поэзией слов, которые нашли в ее душе удивительный отклик. Но она все же заметила, что по сигналу ее спутницы арба остановилась и Бюлю-ханум, которая и до этого несколько раз оборачивалась, снова, отодвинув занавеску, посмотрела в заднее окно.
— Мы остановились? Почему?
— Чтобы убедиться кое в чем. Мне кажется, что нас преследуют… Когда я приказала остановиться, я увидела, как какая-то тень бросилась за один из контрфорсов монастыря. Тень, которая скрывается, раз она без фонаря… Сейчас мы понаблюдаем.
Хлопнув кучера рукой по плечу, она дала сигнал трогаться, и арба возобновила движение по отлогому спуску. И в этот момент Марианна, тоже обернувшаяся назад, отчетливо заметила тень, отделившуюся от стены и последовавшую за ними, правда, на почтительном расстоянии.
— Кто бы это мог быть? — пробормотала Бюлю. — Надо иметь большое мужество, чтобы осмелиться преследовать придворную даму, и еще большее, чтобы выйти без света! Надеюсь, что это не враг…
В ее голосе звучало беспокойство, но Марианна не ощущала страха. Царившая в экипаже темнота скрыла ее улыбку. Она была почти уверена, кто этот таинственный преследователь. Наверное, Жоливаль или Гракх-Ганнибал… если не оба сразу, ибо ей показалось, что мелькнувшая тень — двойная.
— Не думаю, чтобы кто-нибудь мог нами интересоваться, — сказала она так спокойно, что вздох невольного облегчения вырвался из груди ее спутницы. — Мы еще далеко от нужного места?
— Десять минут пути! Соловьиный ручей течет в долине, по склону которой мы спускаемся, за теми кипарисами. По ту сторону вы можете видеть строения Арсенала и весь Золотой Рог.
Действительно, от подножия монастыря открывался величественный вид сверкающего под луной ртутного зеркала порта, испещренного черными иглами корабельных мачт. Но красота зрелища не могла больше увлечь Марианну, ибо нетерпение торопило ее поскорее добраться до места и покончить с неопределенностью. Теперь ее охватило беспокойство. Ведь ничто не подтверждало, что за ней следовали именно Жоливаль и Гракх… Латур-Мобур не скрывал от нее, что его дворец находится под наблюдением, и английский посол мог еще надеяться захватить посланницу Наполеона. Его шпионская служба была достаточно хорошо организована, чтобы узнать о продолжительной ночной аудиенции, предоставленной их противнице… Слегка заколебавшись, она спросила:
— Когда мы окажемся у этой женщины… будем ли мы в безопасности?
— В полнейшей безопасности! Караул янычар, которые охраняют Арсенал и верфь, совсем рядом с синагогой, а за ней они тоже присматривают! Малейший шум в этом квартале сразу же привлечет их внимание. У Ревекки мы будем чувствовать себя так же спокойно, как и за стенами сераля. Главное, добраться туда. Живей, ты! Гони!..
