Воспитанница любви - Тартынская Ольга (читать бесплатно полные книги TXT, FB2) 📗
– Что, если увезти Евгения отсюда? – участливо предположила Вера.
Вольский кивнул:
– Он получает место в Петербурге, в Министерстве иностранных дел, там хлопочут. Даст Бог, скоро уедет…
– А ведь сегодня вы поступили с ним жестоко, – тихо заметила Вера.
Вольский и теперь устало кивнул:
– Да, пожалуй. Завтра повинюсь, он простит.
Девушка услышала шорох за дверью и вскинулась вновь:
– Андрей Аркадьевич, умоляю, уходите! Не приведи Господь, княгиня узнает, что она подумает? Помилосердствуйте, я целиком в ее власти.
Саркастическая улыбка скользнула по лицу ночного гостя.
– Ну да, это в ее духе: казнить и миловать.
Он тяжело поднялся с кровати и направился к выходу.
– Постойте, – шепнула Вера.
Она прошла на цыпочках к двери и осторожно выглянула из комнаты. Полутемный коридор был пуст. Девушка выпустила Вольского и проследила его путь до поворота. Вдруг она снова услышала шорох и вскрикнула: из ниши с античной вазой показалась прятавшаяся там Малаша, горничная княгини. Она прошествовала мимо остолбеневшей воспитанницы, и Вере показалось, что во мраке глаза ее блеснули, как у кошки.
Глава 5
Княгиня
Следующий день не сулил ничего хорошего. Когда Браницкая, проснувшись, потребовала воспитанницу к себе, девушка повязала на запястье нитку бисера, подаренную индейцем. Теперь это был ее талисман. Дуняша перекрестила барышню и сжала кулачки на удачу. Вера послала наперснице взгляд утопающего и отправилась в покои княгини.
Браницкая сидела перед трюмо, рядом замерла Малаша в готовности исполнить любое приказание. Ольга Юрьевна явно была не в духе, судя по капризному выражению ее лица. В глазах же Малаши Вера прочла тайное торжество. «Что, ну что я ей сделала дурного?» – мысленно вопрошала бедная воспитанница.
– Малаша, поди вон, – коротко приказала княгиня. Она сорвала с головы кружевной чепец и взялась за гребень. – Помоги мне, – так же коротко приказала она Вере.
Девушка готовилась услышать брань и придумывала, что скажет в оправдание, но тут сбилась. Появилась смутная надежда: что, если княгиня не знает о ночном визите Вольского, ведь ничего ужасного не случилось? Пока она чесала гребнем и разбирала на пряди густые русые волосы Браницкой, та подозрительно молчала. Воспитаннице даже показалось, что княгиня не решается начать разговор и пытливо вглядывается в зеркальное отражение Вериного лица.
– Скажи, – наконец нарушила она молчание, – он нравится тебе?
– Кто? – испугалась Вера.
– Не прикидывайся, ты знаешь, о ком я говорю. Прошу тебя, только не лги.
Девушка затрепетала.
– Ну же? – холодно бросила княгиня.
– Не знаю… Если вы спрашиваете об Андрее Аркадьевиче, то я вовсе не виновата.
– Я, помнится, спросила тебя не об этом.
Вера окончательно смешалась, потом вдруг рассердилась на себя. «Чего я боюсь? Никакой вины на мне нет, отчего же я трушу?» Она решительно встряхнула головой и, глубоко вздохнув, стала говорить:
– Ваша светлость, Андрей Аркадьевич давеча был пьян, и вы это знаете. Ваша горничная указала ему дорогу ко мне, но, как Бог свят, ничего между нами не было. Мне удалось уговорить господина Вольского уйти. Что касается моего отношения к Андрею Аркадьевичу, так я прекрасно понимаю, кто я и кто он. Его внимание ко мне оскорбительно, я знаю, оно не может иметь благородного основания.
Княгиня внимательно слушала и, кажется, даже с любопытством разглядывала воспитанницу.
– Однако на мой вопрос ты так и не ответила, – усмехнулась Ольга Юрьевна, явно смягчившись.
Вера помогла ей уложить волосы над ушами, по обе стороны от пробора, и приколола букетик искусственных цветов.
– Я обещала твоему опекуну безупречную репутацию и приличное воспитание.
Удивляясь собственной дерзости, Вера твердо произнесла:
– Будьте покойны, сударыня.
Княгиня вновь с нескрываемым любопытством взглянула на девушку и усмехнулась. Затем она принялась выбирать украшения и, казалось, целиком погрузилась в это занятие. После долгой паузы Браницкая спросила с деланным равнодушием:
– Он говорил что-нибудь обо мне? Верно, всякие колкости, а то и пошлости?
Вера оказалась в затруднительном положении. Ей очень не хотелось выдавать Вольского, и она рискнула увести разговор в другую сторону:
– Простите, сударыня, меня давно мучает вопрос: кто мой опекун? Увижу ли я его когда-нибудь?
Браницкая помолчала, задумчиво разглядывая свое отражение в зеркале и примеряя старинный фермуар, затем повернулась к воспитаннице:
– Всему свой черед: увидишь, когда придет время. Не бог весть какой секрет, но он не велел называть его до поры. Так что потерпи, голубушка. А что касается Вольского, я расскажу тебе сама нашу историю, дабы избежать всяких наговоров. – И добавила, чуть усмехнувшись: – Ты ведь не веришь мне и летишь, как бабочка на огонь.
– Когда? – спросила взволнованная воспитанница.
– Что «когда»?
– Когда же расскажете?
Княгиня рассмеялась.
– Не теперь. Возможно, вечером, после визита к Мещерским. Сегодня я на ужин никого не жду, вот и поболтаем.
Вера насилу дождалась обещанного. Она почему-то волновалась, как перед первым балом, и сама недоумевала: чего она ждет?
И вот томительный светский визит, в котором воспитаннице отводилась более чем скромное место, завершился. Ужин, тянувшийся бесконечно, тоже позади. Карета подана, и вот они дома. Вера почти в лихорадке ожидала у себя приглашения княгини «поболтать». «Неужто забыла?» – волновалась она, хотя прекрасно знала, что княгиня никогда и ничего не забывает. И вдруг – видение: Браницкая в легком воздушном пеньюаре со свечой в руке явилась на пороге. Она заговорщически шепнула:
– Не стала звать тебя к себе: не хочу, чтобы несносная Малашка подслушивала.
И она впорхнула в комнату. Поставив свечу на столик, княгиня вольно раскинулась на кровати, приглашая Веру занять место напротив, на стуле. И вот она начала свое повествование:
– Я познакомилась в Вольским шесть лет назад, когда он только вступал в свет и был трогательным, пылким юношей, готовым любить весь мир. Я же рассталась с мужем и бежала от него в Москву. Впрочем, вернее – бежала не от него, а от себя… Однако это совсем другая история.
Она надолго задумалась, не обращая ни малейшего внимания на нетерпеливые движения Веры. Девушка боялась принуждать рассказчицу, та сама вышла из состояния задумчивости и продолжила:
– Итак, однажды на Святках я давала у себя костюмированный бал. Все гости были предупреждены в пригласительных билетах, что должны явиться непременно в карнавальных костюмах.
Я тщательно готовилась к моей первой дуэли с московским светом. Оказалось, его ничем не удивишь: в Москве умеют веселиться с не меньшим размахом и выдумкой, нежели в Северной Пальмире. Мой наряд был шедевром портняжьего искусства, я представляла европейскую королеву, что-то среднее между Елизаветой Английской и Марией Стюарт. Бархат, атлас, жемчуга! Вокруг толпились воины, монахи, андалузские крестьянки, домино. Я обратила внимание на стройного паяца в черной полумаске: он держался неуверенно, был один и явно в замешательстве. Некая неведомая сила толкнула меня к нему. По свежим губам и звонкому мальчишескому голосу я поняла, что мнимый паяц очень юн… Он и сейчас сохранил все эти качества, даже голос… Я решила поинтриговать, стала болтать чепуху, рассказывать ему истории его будущих побед в любви, о которых он еще и не слыхивал. Вольский рассмеялся так весело, так заразительно, что все вокруг стали на нас оглядываться. Да, он умел тогда смеяться…
Вере показалось, что еще одну задумчивую паузу она не переживет.
– Отсмеявшись, – продолжила княгиня свое неторопливое повествование, – он сказал по-французски: «Сударыня, льщу себе надеждой, что вы действительно читаете мое будущее». Я произвела его в пажи на этот вечер и, поверь мне, так беззаботно веселилась впервые с тех пор, как рассталась с мужем.
