Тайна лебедя (Анна Павлова) - Арсеньева Елена (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗

Елена Арсеньева

Тайна лебедя

(Анна Павлова)

Музыку ждали, но все же она ударила с внезапностью выстрела. Зал содрогнулся от первого же аккорда, и пока звучало краткое вступление, нарастало возбужденное ожидание чего-то необычного… может быть, даже непристойного. В этом ожидании была тревога – та тревога, которую испытывают мужчины и женщины в ожидании любви. И резкий вздох, почти болезненный стон вырвался у зрителей, когда на сцену вылетели эти двое.

Они рассыпали каскады прыжков, но в то же время чудилось, что они ласкают друг друга. Они держали над головой полупрозрачное шелковое полотнище, и отблески страстного алого цвета румянили их лица, заставляя думать, что лица эти горят от вожделения.

Оба были так изумительно прекрасны, что чудились ожившими воплощениями мужской и женской красоты Золотого века.

Он напоминал сложением юного греческого бога: с игрой мускулов на безупречно сложенном теле, с длинными, сильными ногами, перевитыми мышцами. Дамы, собравшиеся в зале, впивались в них глазами. Некоторые никогда в жизни не видели голых мужских ног! Ну, интересно, где они в то время, в 1910 году, в пуританском Лондоне, могли их видеть?! Даже балетные танцовщики появлялись на сцене, обтянув ноги трико. А тут… загорелые, слегка подернутые золотистым пушком… С ума сойти!

Когда при прыжках короткая туника, едва державшаяся на одном плече и перехваченная поясом на талии, всплескивалась, дамы-зрительницы переставали дышать и норовили заглянуть под эту тунику… нет, даже проникнуть взглядом под бандаж, оставляющий открытыми напряженные, точеные ягодицы, стягивающий узкие бедра и…

Сердца дам пропускали несколько ударов. Этот блистательный красавец, чьи короткие золотистые кудри венчал венок из виноградных листьев, похоже, вне себя от возбуждения! И дамы только теперь с ревнивой завистью, даже с ненавистью осознавали, что обворожительному… ох, боже мой!.. что ему было, пожалуй, с чего возбудиться, ибо с ним в паре танцевала самая обольстительная особа на свете.

Тонкая, безупречно сложенная, с мягким перетеканием одной в другую изящных линий тела, она тоже была в тунике, но более длинной, чем у партнера, прикрывающей ноги почти до колен. От этого каждому мужчине еще более страстно хотелось заглянуть под тунику. Ноги, господи-боже, какие у нее были ноги! Какой подъем! Да разве может быть у женской ножки такой выразительный, говорящий подъем? Какая тонкая щиколотка! Аристократически изящная! Какая длинная, немыслимо стройная голень! Создана для поцелуев! А соблазнительная, тугая попка, а тонкая талия, а грудь торчком, а точеные плечи, а высокая шея, а лицо, ох, какое у нее дивное лицо – румяное, словно озаренное хмельным пламенем изнутри!

На черных струящихся волосах венок из виноградных листьев, такой же, как у красавца, которого все мужчины в зале немедленно начинали ненавидеть и к которому жутко, до исступления ревновали. Зрители приподнимались над креслами, не осознавая, что на их лицах отражено то же выражение опьянения страстью, которые изображали на сцене эти двое актеров… А может, все-таки не изображали, не играли, не танцевали, а ощущали воистину?

Да, это была вакханалия. Самая настоящая вакханалия чувств. Не зря танец именно так и назывался!

Она то манила его, то отталкивала. И вновь привлекала к себе, дразня. И, видимо, терпение молодого любовника иссякло. Он вскинул красавицу над головой и с силой оттолкнул от себя. Это было такое выразительное движение, что всем почудилось, будто прозвучало громкое проклятие.

Она упала, словно не выдержав его грубости.

Дамы испустили восторженный крик, почувствовав себя отмщенными. А мужчины разом издали истерический вопль ужаса:

– Она разбилась!

Они уже готовы были ринуться на сцену и отомстить негодяю, однако красавица тут же вскочила и раскинула руки, словно благодарно заключала всех в свои объятия.

Во всяком случае, так казалось мужчинам в зале. И они с глубокой тоской смотрели на ее поклоны, на плавные движения ее выразительных, говорящих рук, на улыбку румяного рта, ловили блеск из-под опущенных ресниц, а дамы ревниво пытались проследить за взглядом красавца. Томный это был взгляд, страстный, – чудилось, лишь удалясь за кулисы, эти двое упадут друг другу в объятия и предадутся истинной, не наигранной любви…

Занавес упал. На миг «эти двое» скрылись от всех. В их обращенных друг другу глазах сверкнул огонь, а вслед за этим танцовщица вскинула руку и наградила «греческого бога» увесистой оплеухой – у него даже голова качнулась назад. Воскликнула:

– Вот тебе за грубую поддержку!

И тотчас занавес вновь разлетелся в стороны, а блистательная пара склонилась в поклоне. Никто не заметил, что у красавца пылает слева лицо.

Занавес закрылся.

– Анна! – яростно метнулся «греческий бог» к партнерше.

Однако она, ничуть не испугавшись, смотрела с вызовом:

– Что вам угодно?

– Как ты смеешь?!

– Извольте обращаться с моей женой на «вы», господин Мордкин!

Вышедший из правой кулисы высокий светловолосый человек с чеканными чертами красивого, высокомерного лица и холодными голубыми глазами встал рядом с балериной, одновременно сделав работнику сцены раздраженный жест, означающий, чтобы занавес больше не раздвигали, как бы там ни надрывалась публика со своими докучливыми «браво» и «бис!».

– Вы, быть может, не заметили, сударь, что ваша жена, – последние два слова танцора прозвучали ядовито, – отвесила мне пощечину? Не будь она женщина…

– Вы можете вместо нее вызвать на дуэль меня, ежели вам неймется, – тем же ледяным, учтивым тоном произнес голубоглазый господин. – Что же касается пощечины, то вы ее заслужили. Вы фактически бросили Анну Павловну на пол, она могла расшибиться, сломать руки, ноги…

– Шею, голову! – сердито буркнул партнер. – Ничего же не случилось, верно? Ну, хорошо, признаю: поддержка в самом деле была грубая, неудачная, я извиняюсь. Однако Анна слишком темпераментно рванулась от меня в сторону, я ее не смог удержать. Это произошло против моей воли, так что успокойтесь, Викто?р.

– Кому Викто?р, а кому барон Дандре, – сурово проговорил голубоглазый. – Все произошло против вашей воли, вы сказали? А вот это? Это тоже произошло против вашей воли? – И он потряс газетой, которую держал в руках.

– Что это? – небрежно спросил Мордкин, однако на его лице промелькнуло обеспокоенное выражение.

– «Тэтлер» [1]. Тот самый «Тэтлер», которому вы давали интервью. Право, может создаться впечатление, будто вы танцуете в одиночестве. И весь успех «Вакханалии», аплодисменты которой до сих пор грохочут в зрительном зале, принадлежат только вам. «Павлова тоже очаровывает», – ядовито процитировал Виктор Дандре, заглянув в газету. – Тоже очаровывает! Тоже! Единственная фраза об Анне Павловне во всей статье, во всем вашем интервью! Вы танцуете с нею «Легенду об Азиадэ», «Жизель», «Коппелию», блистательную «Вакханалию», но, судя по статье, в этих балетах нет никого другого, кроме вас.

– Что вы ко мне пристали? – огрызался Мордкин, чувствуя себя явно неловко, но все же стараясь сохранить невозмутимость записного красавца. – Я не напрашивался на интервью. Репортер сам заговорил со мной, когда посмотрел, как я исполняю «Танец с луком и стрелой». Он в восторге от того, что я изменил название на «Танец индейца», что я надеваю головной убор из перьев…

– Который, по сообщению в газете, был вами куплен в Америке, у вождя племени сиу, – ядовито закончил Дандре. – Что за чушь, Мордкин? Какой, к черту, вождь сиу?! Почему не ирокез, не апач, не могикан какой-нибудь? Мы ведь прекрасно знаем, что этот головной убор вам изготовили в театральной мастерской. Нет же, сиу! Ох и любите вы пускать пыль в глаза! Вы когда-нибудь так завретесь, Мордкин, что попадетесь на собственном вранье. Непременно попадетесь, потому что вранье – очень утлая лодчонка, в которой опасно пускаться в житейское плаванье. Можно и на дно пойти!