Фан-клуб - Уоллес Ирвин (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
Ей казалось, что прошла вечность, и наконец, когда они оба были мокрыми от пота, он взорвался и испытание закончилось.
Он был доволен. Вставая, он поинтересовался, как ей это понравилось.
Она пожала плечами.
— Знаю, знаю, детка, — сказал он подмигивая. — Ты просто не хочешь признать, что ты в восторге. — Он взглянул на часы. — Да, тридцать одна минута. Что же, давай назовем это быстрой пробежкой.
Ей хотелось кастрировать его тупой ложкой. Ей хотелось привязать его к кровати и обрезать этомедленно, медленно, медленно, упиваясь каждой минутой. Беспомощная, она закрыла глаза и стала молиться Кому-Нибудь, Кто Там Наверху, кто мог бы утолить ее жажду мщения.
И, наконец, последний, Мечтатель.
Одеколон, да. Он напрыскался одеколоном. Он лежал голый рядом с ней, шепотом изливая ей свое сердце, общаясь с ней, как будто бы она была его Джульеттой.
Перечисление фильмов, в которых он ее видел, и сколько раз он видел ее в каждом из них, и как с каждым новым фильмом она по-новому завоевывала его неувядающую любовь. Описание ее несравненной красоты. Она была Афродитой, вставшей из моря, богиней любви, а он был Зевсом, и их ребенок, рожденный из того союза, будет Эросом.
Положительно невменяем, уверилась она.
Затем, как бы из ниоткуда:
— Ты что-нибудь надела, Шэрон?
— Надела? Ты что, не видишь? На мне ночная рубашка, которую ты мне дал, только она практически весь вечер была у меня под подбородком.
— Нет, я имею в виду внутри. Я купил противозачаточные, чтобы ты могла предохраняться. Мне следовало сказать тебе об этом в первый же день.
— Да, я надела кое-что. Я всегда это делаю перед тем, как куда-нибудь поехать. Разве все секс-символы не используют внутриматочные устройства?
— Ох, я и выразить тебе не могу, какое это облегчение.
Абсолютный псих, этот тупоголовый.
Он ласкал ее грудь, ее живот.
— Мне бы хотелось, чтобы ты знала, как я тебя люблю, — шептал он. — Если бы ты только любила меня.
Она взглянула вниз. Его несчастный пенис все еще был вялым.
Он попытался защитить ее вчера от Злодея, это нельзя оспаривать, и он мог потребоваться ей в будущем в качестве прикрытия, но все же она не могла испытывать сострадание к человеку, более всех ответственному за ее положение.
Она увидела, что эта патетическая задница трется о ее левое бедро, пытаясь заставить свой орган работать. По его укоротившемуся дыханию она поняла, что ему это удается. Он поднялся, чтобы взобраться на нее, и она увидела, что была права.
Он был у нее между ног, и она видела, что он дрожит от предвкушения. Она устало подняла колени и широко раскрыла ноги, и это действие, казалось, воспламенило его сверх всякой меры. Возбужденный до точки взрыва, он слепо искал ее отверстие, нашел его, но при контакте с мягкими губами издал низкий, болезненный стон отчаяния и эякулировал преждевременно.
С несчастным видом он отстранился. Потянувшись к джинсам, достал платок и быстро вытер ее, как будто бы это могло компенсировать его провал.
Да, братец, подумала она, у тебя проблема. Ничего особенного, подумала она, ничего такого, чего нельзя было бы преодолеть. Поскольку она испытывала такое с дюжиной мужчин, она знала, что, если они будут пытаться продолжать в том же духе, эта загвоздка только усугубится. Но она не собиралась делиться своей мудростью с ублюдком, который был крестным отцом Фан-клуба. Нет, сэр, страдай, ты, больное ничтожество.
Она холодно наблюдала, как он одевается.
Он не мог скрыть своего невыразимого отчаяния. Он ушел в самоанализ, открыв перед ней свою несчастную психику. Раньше это случалось с ним только один или два раза за всю жизнь. Он старался проанализировать свою неудачу: он слишком долго был жертвой своего преклонения перед ней, слишком сильно ее желал и все страдал от того, что силой навязал себя ей, его психика не позволяла ему осуществить его любовь к ней.
Парниша, хотелось ей сказать, посмотри на своих родителей, на свои детские страхи, юношеские разочарования, на отсутствие самоуважения. Не перекладывай это на меня и не перекладывай это на сексуально освобожденных женщин, которые тебя пугают. Проблема в тебе, а не в нас. Братец, тебе нужна помощь, и именно я могу тебе помочь. Но я не собираюсь этого делать, сердито пообещала она себе. Страдай, ты, импотентный поросенок.
Он стоял над ней, его адамово яблоко прыгало.
— Ты… ты не скажешь другим, — сказал он. — Они не поймут.
— Я не заинтересована в обсуждении кого-либо из вас, — ответила она. — Теперь ты кое-что для меня сделай.
— Все, что хочешь, Шэрон.
— Прикрой меня, — она кивнула в сторону стойки. — И дай мне снотворное.
— Да, конечно.
Он опустил ее ночную рубашку. Взяв одеяло в ногах кровати, укрыл ее до плеч. Подняв ее голову с подушки, положил таблетку ей на язык и дал запить ее водой.
— Что-нибудь еще? — спросил он.
— Просто дай мне поспать.
Ему, казалось, не хотелось уходить.
— Ты все еще сердишься, не так ли?
Не веря глазам своим, она смотрела на этого тупицу, этого кретина.
— Тебя когда последний раз сношали целой гурьбой? — горько спросила она. Она отвернула от него голову и, услышав, как открывается и закрывается дверь, стала ждать последнего посетителя, песчаного человечка из детства.
Итак, день сотрудничества позади, а она еще бодрствует, ждет сна. Часы сказали ей, что прошло уже более двадцати минут с тех пор, как она приняла свою никогда ее не подводившую таблетку. Она стала молиться, чтобы и на этот раз таблетка ее не подвела.
Она зевнула.
Она стала играть в шуточное интервью с самой собой — старая привычка.
Ну, мисс Филдс, что вы думаете по поводу своего нового подхода к серьезной драме?
Мммм. Я бы сказала, в общем и целом, что приняла верное решение. Я просто не могла продолжать по-старому. Моя публика не позволила бы мне эго сделать.
Вы удовлетворены своей последней ролью?
По правде говоря, мне она не понравилась. Но я заключила контракт на несколько недель, поэтому у меня не было выбора. Или играй, как мне было сказано, или умирай с голоду.
Мисс Филдс, в свои двадцать восемь лет вы довольны своим настоящим положением?
Ничуть не довольна, если говорить вообще. Я бы сказала, что мое положение сегодня лучше, чем оно было до этого. Но этого для меня недостаточно. Суть в том, что я свободная душа. Я ценю свободу. Но я все еще ограничена контрактом, как вы знаете. Он связывает, как вы понимаете. Я не буду счастлива, пока не освобожусь от этого.
Мисс Филдс, что-нибудь еще стоит между вами и полной свободой?
Да. Четверка Фан-клуба. Удовлетворять требования Фан-клуба — это самая опасная западня из всех. Вы делаете то, что они хотят, чтобы выжить, но знаете, что в конце они могут устать от вас, наброситься на вас, убить вас.
Но ведь не совсем так, мисс Филдс?
Клянусь вашей задницей — это действительно так, я действительно боюсь.
Спасибо, мисс Филдс.
Всегда пожалуйста, мисс Филдс.
Сонная улыбка формировалась у нее на лице. Такие игры про себя всегда предшествовали сну. Она уже была готова к забытью, без сновидений, как она надеялась.
Но в ее голове плясала еще какая-то мысль.
«Сотрудничество» было существующим положением вещей. Оно будет поддерживать ее живой физически, но бушующая в ней беспомощная ярость будет пожирать, разрушать и уничтожать ее. Жить таким образом — значит не жить вообще. У нее возникнет, если уже не возникла, психическая оболочка, так что она не будет способна общаться ни с чем и ни с кем, ее «Я» будет подвергнуто лоботомии, а ее пустая оболочка подойдет только для темной комнаты в сельском клубе.
Она не сможет неделями выносить эту непрестанную деградацию, когда ее жизнь полностью в их руках.
Она должна каким-то образом выбраться отсюда. Чем быстрее, тем лучше для ее психики.
Как? Ее мысли потянулись к Нелли, к Феликсу Зигману. Они были вне досягаемости, но сейчас она старалась дотянуться до них, потревожить их. Конечно, Нелли уже не будет серьезно воспринимать ее замечания в ночь перед похищением даже не через три недели, нет, два, нет, три дня, да. Феликс, несомненно, все еще будет думать, что она исчезла под влиянием момента, по капризу, и будет ждать. Нет. Невозможно.
