Эммануэль - Арсан Эммануэль (читаем книги бесплатно txt) 📗
– Ой, я так давно не видела французские журналы!
В шезлонге Мари-Анж устроилась быстро. Она вытянула благопристойно прижатые друг к дружке ноги и развернула журнал. Эммануэль вздохнула, стараясь прогнать смущающие ее мысли, и расположилась напротив Мари-Анж.
– Что это за штука «Совиное масло»? Ничего, если я немного почитаю?
– Пожалуйста, Мари-Анж.
И та начала чтение, спрятав за журналом свое лицо. Но неподвижной она оставалась недолго. Вот ее тело начинает вздрагивать, словно начинает резвиться и взбрыкивать молодой жеребенок. Она подняла левую ногу и положила ее на подлокотник кресла. Эммануэль бросила взгляд на выглядывающие из-под блузки трусики. Рука Мари-Анж оторвалась от журнала, опустилась вниз, нашла под нейлоном трусиков какую-то точку и замерла там. Затем она снова задвигалась – трусов уже не было видно. Теперь средний палец был опущен, только он касался кожи, а другие пальцы образовали над ним как бы раскрытые надкрылья. Сердце Эммануэль забилось так сильно, что она испугалась, что этот стук услышат в доме. Она облизнула внезапно пересохшие губы.
Мари-Анж продолжала свои забавы. Теперь опустился вниз и большой палец, опустился и раздвинул нежную плоть. Остановился, словно задумался и, помедлив немного, стал описывать круги, дрожа еле уловимой дрожью. Невольный стон вырвался из губ Эммануэль. Мари-Анж опустила журнал и улыбнулась.
– А ты разве не ласкаешь себя? – Голова ее лежала на плече, в глазах светился огонек. – А я всегда это делаю, когда читаю.
Эммануэль только кивнула головой, слов у нее не было. Мари-Анж отложила журнал, положила руки на бедра и одним рывком сдернула с себя трусики. Она поболтала в воздухе ногами, чтобы окончательно освободиться от этой части туалета. Затем она расслабилась, закрыла глаза и двумя пальцами раздвинула розовое влажное отверстие.
– А-а, хорошо. Вот как раз в этом месте. Ты согласна со мной?
Эммануэль не могла отвечать, и Мари-Анж продолжала тоном непринужденной светской беседы:
– Я люблю это делать долго. Потому что я никогда не трогаю высоко. Самое лучшее – просто делать туда-сюда в дырочке.
И она продемонстрировала этот способ. Через несколько минут ее поясница выгнулась дугой, и Эммануэль услышала стон, похожий на жалобу:
– О, я не могу больше удержаться…
Палец трепетал, как стрекоза над цветком. Стон превратился в крик. Бедра раскрылись и снова сжались, не выпуская руку из своих тисков. Она кричала долго и громко и, наконец, затихла, еле переводя дыхание, открыла глаза:
– Это в самом деле очень хорошо, – прошептала она.
И снова, наклонив голову, она начала медленно, осторожно вводить внутрь себя средний палец. Эммануэль кусала губы. Когда палец скрылся в глубине, Мари-Анж снова раздала протяжный стон. И вот она уже другая – она просто лучится здоровьем, удовлетворенностью, сознанием выполненного долга. Поласкай и ты себя, – деловито предлагает она Эммануэль.
Эммануэль колеблется, но колеблется недолго. Она встает и расстегивает шорты. Они падают на пол, Эммануэль вытягивается в кресле, а Мари-Анж располагается рядом, на мягком плюшевом пуфе. Обе теперь одеты совершенно одинаково: прикрыт только бюст. Мари-Анж почти касается губами щели своей подруги:
– А как ты это делаешь?
– Как все, – отвечает Эммануэль, думая о легком дыхании девочки, коснувшемся ее бедер. Если бы она положила на бедра руку, это разрядило бы напряжение, и Эммануэль не так бы стеснялась, может быть. Но Мари-Анж не прикоснулась к ней. Она сказала только:
– Дай мне посмотреть.
Мастурбация была для Эммануэль всегдашней помощью и успокоением. Это был самый надежный способ отъединится от мира, в эти минуты словно непроницаемый занавес опускался на нее, и по мере того, как ее пальцы делали свое дело, спокойствие нирваны воцарялось в ней. На этот раз она не собиралась оттягивать наслаждение. Ей хотелось поскорее найти знакомую страну и упасть на родную почву в сладком обмороке оргазма. Она очнулась и услышала новый вопрос Мари-Анж:
– А кто тебя научил этому?
– Я сама. Просто мои пальцы открыли, что они могут делать, – усмехнулась Эммануэль. Как всегда в такие минуты, настроение у нее было отличное.
– И ты умела это делать уже в тринадцать лет? – недоверчиво осведомилась Мари-Анж.
– О, гораздо раньше! А ты?
– А где тебе приятней всего ласкать? В каком месте?
– О, во многих! И везде, знаешь, ощущения разные: и вверху, и посередине, и совсем внизу. А разве с тобой не то же самое происходит?
Опять Мари-Анж уклонилась от ответа. Она сказала:
– А играешь ты только с клитором?
– Нет, что ты! Ведь самая маленькая дырочка, уретра, тоже очень чувствительна. Я кончаю, как только прикоснусь к ней.
– А еще что ты делаешь?
– Ну, я люблю ласкать и губы и проникать за них туда, где самое мокрое место…
– Пальцами?
– Пальцами и еще бананами (в голосе Эммануэль послышалась даже гордость своей изобретательностью). Банан далеко может пробраться, до самого дна. Я их сначала очищаю. Только не нужно, чтобы они были созревшими. Лучше всего такие, какие продаются здесь на Плавучем рынке – длинные, зеленые…
Воспоминания об этом удовольствии подействовали на нее так, что она, совсем забыв о свидетельнице, положила пальцы на свое лоно и начала мять его. И все-таки ей хотелось, чтобы в нее проникло сейчас что-нибудь более реальное. Она повернулась лицом к Мари-Анж, закрыла глаза, широко раскинула ноги и после нескольких секунд ожидания начала пронзать себя двумя сложенными вместе пальцами. Быстро. Сильно. Через три минуты все было кончено.
– Видишь, я могу ласкать себя много раз подряд.
– Ты это делаешь часто?
– Да.
– Сколько раз в день?
– По-разному. Понимаешь ли, в Париже у меня было не так уже много свободного времени, надо было ходить на факультет, бегать по магазинам. Больше двух раз у меня не получалось: утром, под душем, ну и вечером, перед тем как заснуть, парочку раз. Ну и если ночью проснусь, тогда, конечно, тоже. А вот во время каникул я ничем другим не занималась, я могла радовать себя помногу. А сейчас у меня как раз каникулы!
Так они долго еще болтали, довольные рождавшейся между ними близостью. Эммануэль была счастлива, что она может говорить о таких вещах. И особенное удовольствие заключалось для нее в том (хотя она не могла бы в этом признаться), что она мастурбировала перед этой девочкой, что та любит на это смотреть и знает толк в наслаждении. Господи! До чего же она хороша! Эти прекрасные волосы и бедра, так невинно и бесстыдно обнаженные перед старшей подругой!
– Ты о чем задумалась, Мари-Анж? У тебя такой грустный вид…
Эммануэль погладила девочку по волосам.
– Я думаю о бананах, – вздохнула Мари-Анж. Она смешно наморщила нос, и обе они принялись хохотать, чуть не задохнувшись от смеха.
– О нет, этот способ не для девушек! Что угодно, но только не это.
– А как ты начала с мужчинами?
– Меня лишил невинности Жан.
– И у тебя никого не было до мужа! – воскликнула Мари-Анж с таким негодованием, что Эммануэль пришлось как бы просить у нее прощения.
– Нет, то есть почти нет. Разумеется, были мальчики, которые меня ласкали, но это все было не по-настоящему.
Эммануэль вздохнула и продолжала:
– Вот Жан, он занялся со мной любовью сразу же.
Потому что я его любила.
– Прямо так и сразу?
– На второй день нашего знакомства. Он пришел в гости к моим родителям, они у кого-то познакомились. Он сидел за столом и все время смотрел на меня, и видно было, что я ему очень понравилась. Потом, когда ему удалось остаться со мной вдвоем, он задал мне множество вопросов: сколько у меня поклонников, люблю ли я заниматься любовью. Я была ужасно смущена, но рассказала ему всю правду. И он тоже, как и ты, хотел знать все в точности и в подробностях. А на следующий день он пригласил меня покататься. Посадил меня рядом с собой и одной рукой вел машину, а другой обнимал меня и начал ласкать, сначала плечи, потом грудь. А когда мы остановились на лесной дороге в Фонтенбло, он первый раз поцеловал меня. И сказал мне таким, знаешь, строгим тоном: «Ты девушка, сейчас я сделаю из тебя женщину». И мы сидели в машине прижавшись друг к другу долго-долго. Сердце у меня билось сильно-сильно, а потом успокоилось. Я была счастлива. Все произошло именно так, как мне представлялось. Жан велел мне стянуть с себя штанишки, и я сразу же его послушалась – мне хотелось помогать ему, не быть пассивной участницей своей собственной дефлорации. Он положил меня на сиденье, а сам встал в раскрытой дверце. И совсем не играл со мной, вошел сразу и так умело, что ничуть не было больно. Наоборот, почти тут же стало так приятно, что я отключилась. И пришла в себя полностью, когда мы уже сидели в лесном ресторане за столиком на двоих. Потом Жан спросил номер, и мы занимались любовью до самой полуночи. Я быстро всему научилась.
