Подчинённая. Дилогия (СИ) - Грей Патрисия (книги бесплатно .TXT) 📗
— Ну… как…
— Говори, как есть. Чего стесняться-то?
— Ну, у меня неплохая зарплата. Шестьдесят пять тысяч.
— Для эйчара-то? — в его голосе звучит что-то вроде насмешки, но не она. Скорее какая-то горькая ирония.
— У меня небольшой пока опыт, — оправдываюсь я.
— Ну да, верно.
Отпиваю из бокала. Вино и вправду очень вкусное.
Руслан сидит за столом, потирая пальцами лоб. Снова думаю о том, что у него усталый, даже какой-то измученный вид. Несмотря на присущую для него аккуратность и даже ухоженность, он небрит, осунулся, схуднул, и в целом производит впечатление измотанного человека, которому очень нужен отдых.
— Как дела на работе? — спрашиваю я.
Мне очень хочется, чтобы мы говорили. Молчание даётся тяжело. Несмотря на приятную музыку из динамиков.
— Порядок, — отвечает он. — Осваиваем новые вершины, — а затем добавляет: — Я многих сменил. Главного эйчара, например. Да и Маша у нас больше не работает. Я её уволил. Так что в плане кадров у нас теперь много относительно новых людей.
Я настолько ошарашена этими новостями, что аа всякий случай уточняю, а то, мало ли, вдруг неправильно его поняла:
— Алла тоже не работает?
— Да, — безэмоционально произносит он. — Она теперь трудится в другой компании. Я дал ей хорошие рекомендации, так что расстались мы полюбовно.
— А почему ты её уволил?
— А чтобы глаза не мозолила.
Пытаюсь осмыслить его ответ. И не уверена, что хорошо его понимаю.
— На ней же многое держалось, разве нет?
Он вздыхает, давая понять, что этот направление разговора утомляет его.
— Теперь многое держится не на ней.
Снова молчим.
— Так как у тебя с деньгами?
— Не очень, — честно признаюсь я.
— Ты немного накопила.
— О чём ты? — не понимаю я.
— О деньгах, — он привстаёт и берёт бутылку в руку, — которые ты типа мне пересчисляла. Я их на отдельный счёт переводил. На тот, который спецом для тебя открыл.
Услышанное повергает меня в шок.
— Я не понимаю…
— Я не собирался у тебя их забирать, — говорит он, подливая вино сначала в мой бокал, потом в свой. — Хотел выдать их тебе разом, после того, как ты закроешь этот типа долг. На самом деле я тебе сразу простил эти три миллиона. Даже не так. Я тебе их в принципе подарил, а не одалживал.
— А… — я не знаю даже, что и сказать. — А… зачем ты тогда сказал мне, что…
— Чтобы ты повзрослела. И научилась ценить мои деньги. А не только свои. И мой труд тоже. А не только свой. Мне трудно обсуждать сейчас с тобой всё это. Я понимаю, что ввёл в заблуждение тем, что не носил кольцо. Да и просто обманул, когда ты задала мне наконец этот вопрос о моём личном статусе. Но ты многого не знаешь и не понимаешь. И прежде всего того, почему я поступал так, а не иначе. И почему я до сих пор женат на ней и почему не собираюсь с ней разводиться. Если твоё условие, что мы можем быть вместе только в том случае, если я разведусь с ней — типа жена — не стена, подвинется — в силе, то нам не о чем говорить в контексте личных отношений.
— Я не понимаю, почему ты на ней женат… — негромко говорю я. — Ты же можешь заботиться о ней и будучи разведённым… Разве нет?
Он устало смотрит на меня, а затем поднимает руку и жестом подзывает официанта.
— Посчитай нам, пожалуйста, — произносит Руслан, когда он подходит.
— Да, конечно, — с улыбкой кивнув, отвечает тот. — Одну минутку.
Снова возникает неловкое молчание. Но теперь я опасаюсь его нарушать.
Вскоре Руслан рассчитывается и встаёт. Я встаю следом за ним.
— Допивай вино, — говорит он мне, — и поехали.
— Куда? — недоумеваю я.
— Увидишь.
Глава 25
Мы выходим из кафе. Несмотря на то, что ещё только смеркается, фонари уже работают. Да и в домах — светятся среди тёмных прямоугольных пятен и пятнышек разноцветные окна.
— Ты ведь не собираешься сесть за руль? — опасливо спрашиваю я.
Руслан смотрит на меня, как на чокнутую.
— Ты меня что, первый день знаешь? Или ты думаешь, что со времён нашей командировки в Питере в этом отношении что-либо изменилось?
— Прости, — тихо говорю я. — Я не хотела тебя обидеть.
— Ты меня не обидела, — доставая смартфон, говорит он. — Меня вообще обидеть сложно.
Пока он вызывает такси, я украдкой любуюсь им. Насколько же он всё-таки в моём вкусе… Даже вот такой вот измотанный и уставший…
Вскоре подъезжает жёлтый автомобиль. За время ожидания Руслан успевает выкурить ещё одну сигарету. Он поспешно, и даже будто немного нервно, тушит бычок, подходит к машине и открывает перед мной заднюю дверь. А когда я сажусь в салон, закрывает её. И садится вперёд. Не со мной рядом… И это огорчает меня.
Я не знаю, куда мы едем. Но едем мы недолго и вскоре машина заезжает с широкой улицы на автостоянку перед окружённой металлическим забором территорией. Вся она — тёмный сквер с дорожками, фонарями, клумбами и кустами, а в глубине этого сквера — длинное, хорошо освещённое, двухэтажное бело-голубое здание с колоннами, куполом по центру и шпилем на нём. Выглядит величественно. Особенно на фоне вечернего неба.
Мы выходим из машины и вскоре она уезжает.
— Знаешь что это? — кивая на здание, спрашивает меня Руслан.
— Нет, — пожав плечами, мотаю головой я.
— Это Склиф. Научно-исследовательский институт и больница.
Глядя вперёд, он на секунду-две чуть сощуривает глаза. Я тоже вновь поворачиваю голову в сторону этого здания.
— Здесь я лежал при смерти. Все думали, что всё, капец мне. Я в сознание не приходил. Она тогда не была моей женой. Была подругой. Близкой подругой, которую я считал своей невестой. И ей нравилось, когда я её так называл. "Моя невеста"… — он ненадолго умолкает. — Мало кто верил, что я оклемаюсь. А если и оклемаюсь, то нормальным, дееспособным человеком уже не буду. Врачи тут хорошие, и делали они что могли. Посещения не жене были запрещены. Так вот она ждала меня за забором. Первую ночь просидела здесь на скамейке. А потом сняла через дорогу квартиру и оставила дела. И всё то время, что я тут лежал — она была рядом. Пару раз её разрешили меня посетить. Не знаю, как она договорилась. Один раз с моим другом, второй одна. И она забрала меня потом из больницы. Вот здесь машина стояла. Красный "Феррари" кабриолет. Любила она красные машины. Сейчас она к ним индифферентна.
Я внимательно слушаю его. Боюсь смотреть в глаза. Да и стыдно мне. Потому что… понимаю, кто я для него по своим поступкам, а кто она.
— Так вот, она меня не бросала. Никогда. Ни разу.
Он снова немного молчит.
— Уж не знаю, как ты восприняла мои слова про нашу свадьбу, но в тот момент, когда мы женились, она овощем уже не была. Но понимала мало, да. Потом было улучшение, а потом снова деградация. Я не считаю этичным отвозить тебя в загородный дом и показывать её тебе. Считаю это неправильным и по отношению к ней и по отношению к тебе. Она ходит, сама ест, общается с сиделкой. Любит гулять в саду. Смотрит телевизор. Правда я не уверен, что всё понимает из увиденного. Меня, — он вздыхает, — как я тебе уже говорил, она обычно не узнаёт. Но не пугается, и то хорошо. Так длится уже давно. И я уже давно смирился с тем, что она никогда не станет прежней. Со стороны может показаться, что я маюсь дурью. Веду себя, как идиот. Мог бы развестись, как ты говоришь — да много кто мне так говорил! — и просто опекать её. И мало кто понимает, что я не могу развестись. Что она бы — не развелась. И когда я женился, Наташ, я женился всерьёз. И прекрасно отдавал себе отчёт в том, на что я подписываюсь. Но если бы я не женился на ней, молодой женщине, которая нежно улыбалась мне в ответ на слова "моя невеста", я бы всю жизнь чувствовал себя говном. И не столь важно, понимает меня тут кто-то или нет. Но прошли годы и я смирился с пониманием, что это фикция. Никакого супружества нет. Не нужен я ей. Как опекун — нужен. Как муж — нет. Но развестись с ней для меня — это как предать. Трахнуться с другой, зная, что боль не причиню, даже если ей скажу об этом — она просто не поймёт, в чём вообще проблема — не предать. Но это я сейчас понимаю. А тогда — шесть лет! — не понимал. Не мог я ей изменять. Потом только понял, что и не изменяю так. А вот развестись с ней — это другое. Я говорил тебе, что меня трудно обидеть. Так вот, мне было очень обидно, что ты меня так и не поняла.
