Нераспустившийся цветок (ЛП) - Энн Джуэл Э. (бесплатные полные книги txt) 📗
— Удар ниже пояса. Смотрю, моя мама разговорилась. К сведению, мне было шесть, я слишком много выпил, а водитель автобуса наехал на громадную выбоину.
Я хихикаю.
— А что насчет твоего первого дня занятий каратэ? Твоя мама сказала, что ребенок, стоящий рядом с тобой поскользнулся в луже, которую ты сделал, и выбил себе передний зуб, когда упал лицом на стопку досок за твоей спиной.
— Всё! Я запрещаю тебе видеться с моей мамой когда-либо снова.
— Слишком поздно. Она уже включила меня в список ВИП-гостей субботнего ужина.
— Просто… великолепно, — его голос приглушен, и я могу представить себе, как он потирает рукой лицо в расстройстве. — Мой багаж уже здесь, и уже поздно, тебе лучше хорошо отдохнуть, завтра для тебя великий день.
— Ты прав, малыш. Мы можем продолжить обсуждение твоего недержания мочи позже.
— Нет. Эта тема закрыта. На замок. Никогда не будет обсуждаться снова.
Я продолжаю смеяться.
— Мне нравится слушать про маленького Оливера. Я тогда не так отчаянно скучаю по тебе.
— Если скучаешь, звони мне. Мы даже можем организовать видеочат, но ради Бога, не говори с моей мамой обо мне.
— Оли?
— Да?
— Я люблю тебя, и спасибо за сегодняшний день.
— Не за что. Я тоже тебя люблю. Веди себя хорошо завтра.
— Я буду, — усмехаюсь я.
***
Не могу спать. Розенберг храпит, я скучаю по Оли и переживаю, что будильник не сработает, из-за чего я могу опоздать в первый день занятий. После длительного душа и высушив свои непослушные волосы, надев святое-дерьмо-какие-дорогие джинсы «True Religion» и футболку без рукавов «Guess», я наношу немного макияжа и перехватываю немного «пищи для мозга». Оли гордился бы мной. Я съела два яйца на цельнозерновом тосте и выпила свежевыжатый апельсиновый сок.
Мне нравится моя новая сумка, в которую я положила все свои любимые вещи: остро заточенные карандаши, тетради на спирали, папки и новый iPad мини от Джеки и Хью. Поцелуй Розенбергу, глубокий вдох, и я открываю дверь в свое новое приключение.
— Скажи «чиииз», Цветочек! — Алекс, все еще одетая в банный халат, стоит у подножья ступенек, делая фотографию за фотографией.
— Что ты делаешь?
— Делаю снимки моей девочки в ее первый день в колледже.
— Почему ты не одета?
— Ради Бога. Только первокурсники-заучки посещают занятия с восьми часов.
Я показываю ей язык.
— Как знаешь.
— У тебя есть яблочки для твоих профессоров?
Я продолжаю идти и показываю ей средний палец.
— Я тоже тебя люблю, Цветочек. О! И не прикасайся к туфле Джона Гарварда или какой-либо другой его части.
— Да, да… Я знаю, что происходит ночью.
Туристы любят фотографироваться с памятником Джону Гарварду. Его левая туфля затертая и блестящая оттого, что так много людей трогают и трут ее на удачу. Студенты, проходящие мимо, съеживаются и смеются, потому что знают, что происходит ночью: студенты, зачастую, пьяные, мочатся на нее. Кай и Шон так делали… больше чем один раз, и догадываюсь, что Алекс тоже.
Пока я иду к кампусу по тенистым улицам, вдоль которых растут деревья, и по булыжным тротуарам, я чувствую происходящие перемены. Занятия занимают мои мысли и отвлекают от Оли, ну… как бы облегчая боль от тоски по нему. Я уверена, что, сколько буду жить, Оли всегда будет в моих мыслях.
***
Я получила четыре сообщения от Оли сегодня:
Как все проходит, всезнайка?
Что на тебе надето? Надеюсь, что-то сексуальное. Можешь соврать, если это не так.
Избегай памятника Джону Гарварду.
Думаю, нам следует заняться сексом между стеллажами с книгами, когда я вернусь домой.
Ладно, наверное, еще одна традиция или обряд посвящения, кроме порчи Джона Гарварда, это секс между рядами полок в Библиотеке Гарварда. Да, я не представляю себе, как мисс Идеальная Посещаемость/Президент Студенческого Совета присоединится к этой элитной группе студентов. Но теперь я задаюсь вопросом, принадлежит ли Оливер к этой группе.
Я: Почти дома, соскучилась по Розенбергу… и по тебе, конечно же. Нет сексу между стеллажами. Может, пописаю на Джона Гарварда. Разве хоть один человек действительно достоин, чтобы быть идеализированным до такой степени, что ему воздвигают памятник?
Оливер: Даже не буду упоминать, что ты скучаешь по собачонке больше, чем по мне. Я заставлю тебя передумать насчет секса между стеллажами. И, если ты собираешься помочиться на Джона, возьми собачонку с собой. Он тебе покажет, как это делается. Кстати, как твоему адвокату, мне не следует смотреть сквозь пальцы на такое поведение.
Я: Моему АДВОКАТУ? Пребывание в Портленде уже помогло тебе. Мне следует начистить твои туфли и выгладить рубашки к твоему возвращению? Нет необходимости брать с собой Розенберга. Я и сама справлюсь. Твердое НЕТ сексу между стеллажами, я не передумаю.
Оливер: Без комментариев. Справишься сама? Между стеллажами будет что-то твердое для тебя, когда я вернусь домой, но это не НЕТ.
Я: Дома.
Оливер:…
Не уверена, что означает это многоточие. Я отпираю дверь и только начинаю звать Розенберга, когда дыхание спирает в легких, и слова замирают на губах. Весь нижний этаж заполнен букетами белых и темно-красных роз. И еще до того, как мне удается пошевелиться, я слышу щелчок камеры.
— Алекс! — она усмехается и делает еще фотографии. — Ты…
— Нет-нет… Я просто ловлю момент. Это все Оливер.
Положив сумку, я вытягиваю одну розу из вазы и нюхаю ее.
Щелк. Щелк. Щелк.
— Как ты сюда вошла?
— У меня есть ключ, который я храню под цветком у входа вместе с нашим. Это Оливер предложил. Я понимаю, зачем мне нужен ключ, но это предложение хранить его под нашим цветком довольно странное.
Я усмехаюсь. Алекс еще не слышала эту историю.
Мой телефон вибрирует. Это Оливер и он прислал мне фотографию в сообщении.
Оливер: Новая заставка для моего телефона.
На фотографии я нюхаю розу. Та, что Алекс только что сделала.
— Ты отсылаешь фотографии Оливеру?
Она еще несколько раз щелкает меня.
— Да, это именно то, для чего меня наняли.
Я: Зачем ты нанял Алекс фотографировать каждое мое движение?
Оливер: Тоска по твоим прикосновениям практически невыносима. Тоска по всему остальному тоже убила бы меня. Люблю тебя.
Я: Плачу… люблю тебя больше!
Оливер: Хорошая попытка, но это невозможно. Позвони мне позже, когда будешь одна.
Я: Лааадно?!
— Как прошли занятия? Есть симпатичные парни? — Алекс падает на диван и накручивает на палец прядь волос.
— Последнее, что я слышала, ты — помолвлена, а я… — я показываю на окружающие нас розы, являющиеся проявлением смущающей романтики.
— Я не спрашиваю, назначила ли ты свидание с ними на выходные, я спросила, есть ли симпатичные парни в твоих группах. Знаешь… есть вероятность того, что лекция станет скучной, тогда ты сможешь раздеть горячего парня, сидящего перед тобой, глазами и грязными мыслями.
Я бросаю в нее розу, которую ранее вытащила из вазы.
— Для начала, передо мной никто не сидит. Я вынуждена сидеть в первом ряду, чтобы записать все на диктофон. И ты видела Оли, он… — я вздыхаю, — … идеальный.
— Мне нравится, что твое определение идеального — это парень, который намного старше тебя с запутанным прошлым и женой в психушке.
— Я сочувствую ей, — я сажусь на пол рядом с Алекс, скрестив ноги. — Это делает меня сумасшедшей?
— Ты сочувствуешь ей из-за того, что она сделала или из-за того, где находится?
— И из-за того и из-за другого. Это не ее выбор потерять разум. Ты можешь себе представить, как это не иметь возможности контролировать свои мысли или различить реальность и иллюзию? Она больна, действительно больна, и…