Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия (читать книги полностью .txt) 📗

— Не надо, — мрачно бросает фон Вейганд.

«Чудесно, — соглашается внутренний голос и настоятельно мне советует: — Вали, покуда кости целы».

— Надо, — повторяю с нажимом.

Леди Блэквелл призналась в убийстве мужа и пособничестве в грязных делах Мортона. Проклятый портрет терроризирует бедняжку, отнимая покой и сон. Мой мозг грозит сломаться от постоянно перегруза. Уже молчу про то, что я беременна.

— Нет, — спокойно отвечает фон Вейганд, возвращаясь к изучению стопки бумаг.

Не прогоняет, не гипнотизирует горящими глазами, даже не обещает покарать грубой физической расправой. Элементарно игнорирует.

— Мне надоело, — набираю побольше воздуха в легкие, готовлюсь произнести трогательную тираду: — Ты странно себя ведешь все это время, с первого дня в Лондоне ты какой-то не такой. Вижу и чувствую, есть тайна, что-то скрываешь. Дедушка снова действует на нервы и заставляет решить проблему, то есть меня? Новые задания от клуба избранных или совсем другое? Можешь не рассказывать. Но я не уйду, пока мы не поговорим. И я не замолчу, пока мы не поговорим. И, вообще, с места не сдвинусь, пока мы не поговорим.

Он собирает бумаги в папку, встает.

— Отлично, я ухожу, буду поздно, — проходит мимо и равнодушным тоном уточняет: — Завтра вечером.

— Издеваешься? — цепляюсь за его локоть, не контролирую вспышку ярости.

Фон Вейганд ловко перехватывает мою руку, безжалостно стискивает, причиняет боль и вынуждает закричать.

— Обещаю, мы все подробно обсудим, — хрипло шепчет на ухо. — А сейчас благодари судьбу за очередную отсрочку.

Отпускает, не удостоив прощальным взором. Хлопает дверью так, что вздрагиваю и покрываюсь мурашками.

Научусь понимать эти перепады? Вряд ли.

Мерю комнату шагами, останавливаюсь возле окна, прислоняюсь лбом к прохладному стеклу, пытаюсь остудить мысли.

Ладно, он просто не в духе много дней подряд. Всякое случается, неприятности на работе, хронический ПМС… к тому же, не ожидает услышать от любовницы ничего стоящего, сплошные выяснения отношений.

Фон Вейганд не догадывается, сколько интересных вещей я сегодня узнала.

Интернет гласит: покойного лорда Блэквелла звали Джеффри, что вполне сокращаемо до «Джеффа». Значит, Каро разделалась с беднягой, когда тот выведал страшные детали о подпольной деятельности горячо любимой супруги. Поставка девушек для состоятельных психопатов — прибыльный бизнес, но не самое лестное занятие. О таком не похвастаешь открыто.

Что случилось с падчерицей?

I’ve sold it when she died. (Я продала его, когда она умерла.)

Оставляет мало места фантазии.

Отец и дочь мертвы, поэтому пришла пора избавиться от сомнительной семейной реликвии. Зачем хранить изображение, постоянно напоминающее о преступлении?

It came back to me when she really died. (Он вернулся ко мне, когда она действительно умерла.)

Подозрения пробуждаются снова.

В чем разница между «умерла» и «действительно умерла»? Автокатастрофа не сработала, пришлось убивать девочку по второму кругу?

Вопросы традиционно переполняют сознание.

Неуничтожаемый портрет — месть призрака или тщательно разыгранный трюк, дабы довести до безумия?

Не верю в мистику, склонна к холодному расчету: однажды — это случайность, дважды — совпадение, трижды — враждебные действия. Верно припоминаю, мистер Бонд?

Разгадка близка настолько, что дышит в спину. Пусть в мыслях раздрай, я ощущаю легкое дуновение правды.

Слабость Мортона, страх Кэролайн, выигрышный козырь фон Вейганда.

Невероятно, и все же.

Что если речь идет об одном и том же?

Секрет — это не обязательно компрометирующее видео с расчленёнкой, и не смертоносная информация о теневых операциях на банальной флэшке, даже не важные документы, способные вывернуть наизнанку всю историю мира.

Секретом может быть человек, и та информация, которую он скрывает.

Глава 8.2

Следующий визит к леди Блэквелл только увеличил количество непоняток на квадратный миллиметр моего бедного маленького мозга.

Новый консьерж счастливо поприветствовал меня и пропустил наверх, что означало: хозяйка апартаментов как минимум жива и здорова. Однако стоило мне стукнуть в дверь, та отворилась без дополнительной помощи, а сие настораживало.

Обычно к незапертой квартире прилагается не слишком живое тело разной степени изуродованности.

Я помедлила пару минут, потопталась на пороге, изучила коридор на предмет опасности, а после крадучись ринулась в бой.

На полу никаких следов вчерашних происшествий — ни крови, ни осколков стекла.

Движусь дальше, вижу, что гостиная так же чиста. На столе прибрано — выпить нечего, стаканов нет, пачки таблеток отсутствуют.

Леди Блэквелл здесь и не пахнет. В прямом смысле, в том смысле, что перегаром не тянет.

Неужели ее похитили приведения? Вот так всегда, люди не верят потенциальным жертвам, обзывают их умалишенными, подымают на смех, зато потом…

Твою мать!

Кто-то прижимается ко мне сзади, притягивает с нечеловеческой силой. Ладонь надежно зажимает рот, лишая возможности закричать, выбивая воздух из легких. Тщетно пытаюсь вырваться из стального захвата.

Для призрака чересчур горячее тело.

Горячее, влажное и возбужденное. По крайней мере, в одной весьма ощутимой области, которая недвусмысленно упирается в мой многострадальный зад.

— I missed you a lot, (Очень скучал по тебе,) — шею обжигает шепот знакомого голоса с идеальным английским произношением.

Только не это.

Говорят, снаряд в одну воронку не попадает? Лгут.

Меня неожиданно отпускают на волю. Оборачиваюсь и тихо офигеваю, от подтверждения самых страшных предположений.

— You’re naked, (Ты голый,) — констатирую очевидный факт.

Голый Гай Мортон к вашим услугам.

Высокий, загорелый, отлично сложенный, покрытый капельками воды, с мускулатурой, по которой хочется изучать анатомию. Не перекачан, а идеально развит в нужных местах.

Во всех нужных местах, поверьте на слово.

Впрочем, это стоит увидеть. Развратная иллюстрация диких эротических фантазий.

Мне кажется или я увлеклась?

— I usually undress to take a shower, (Обычно раздеваюсь, чтобы принять душ,) — ухмыляется с довольным видом.

— And you don’t close the door, (И не запираешь дверь,) — нервно сглатываю.

Нельзя смотреть.

Не смотри туда, идиотка.

Черт, опять посмотрела.

— What may happen here? (Что может здесь произойти?) — пожимает своими невероятными плечами, нисколько не стесняется наготы, ибо уверен в неотразимости: — It is a very boring place. (Это очень скучное место.)

Н-да, к нему ночью явно не ломился пьяный сосед, распевая зажигательное «фантазер, ты меня называла!»

— I have to disagree, (Вынуждена не согласиться,) — нахожу силы посмотреть в карие глаза: — When will they come? (Когда они придут?)

— Who? (Кто?) — не въезжает Гай.

— I am not sure, (Не уверена,) — вздыхаю. — Sylvia, paparazzi, the audience. (Сильвия, папарацци, зрители.)

Намек понят, поскольку ангельское личико омрачает печальная тень.

— It was not my fault last time, (В прошлый раз не было моей вины,) — уверяет юноша. — I didn’t expect Wallenberg will come and find us kissing. (Я не рассчитывал, что Валленберг придет и застанет нас целующимися.)

— Actually you forced me to kiss, (Вообще-то, ты заставил меня,) — делаю ударение на главном.

— Yes, I am sorry, (Да, прости,) — тушуется он. — I am very sorry. I don’t how… (Мне очень жаль. Я не знаю, как…)

Окончательно прихожу в себя после первичного шока.

— Maybe you will…? (Может, ты…?) — мягко намекаю.

— I will…? (Я?) — Гай не проявляет особой сообразительности, но его брови так мило изгибаются, что можно простить любую глупость.

— Put on something, (Оденешь что-то,) — говорю прямо.

— One moment, (Минуту,) — обещает с лучезарной улыбкой и спешит исполнить просьбу.

— Thanks, (Спасибо,) — благодарно киваю.