Жюльетта. Том II - де Сад Маркиз Донасье?н Альфонс Франсуа (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗

Одна из многих жен короля Ахема3 вскрикнула во сне и разбудила остальных; в гареме началась суматоха, монарх захотел узнать причину шума, но никто не мог дать удовлетворительного ответа, тогда он велел пытать все три тысячи женщин; он подверг их мучительным испытаниям и снова не получил ответа; после этого им отрубили обе руки и обе ноги и бросили тела в пруд. Подобная жестокость, несомненно, высекает яркие искры похоти в душе тех, кто этим занимается [63] .

Одним словом, убийство есть страсть, такая же страсть, как карточная игра, вино, мальчики и женщины, и когда она превращается в привычку, обойтись без нее уже невозможно [64] .

Ничто не возбуждает нас так, как она, ничто не сулит столько наслаждений, и никогда она не надоедает; препятствия только придают ей дополнительный аромат, а вкус к ней доходит до фанатизма. Вы хорошо знаете, Жюльетта, каким чудесным образом жестокость сочетается с распутством и какой терпкий привкус она придает ему. Она оказывает мощное воздействие на разум и на тело одновременно, она воспламеняет все чувства, возносит душу в небеса. Она производит смятение в нервной системе, более сильное, нежели любой другой сладострастный предмет, мы наслаждаемся ею неистово и безгранично, и наслаждение это переходит в экстаз. Мысль о ней щекочет наше воображение, ее свершение электризует нас, воспоминание о ней вдохновляет, и мы постоянно испытываем огромное, всепоглощающее желание повторить ее. Чем больше мы знаем будущую жертву, тем больший интерес она в нас вызывает, чем ближе она нам, чем священнее узы, соединяющие нас, тем сильнее наше искушение уничтожить ее. Здесь появляется утонченность, как это случается со всеми удовольствиями; если здесь присутствует личный момент, исчезают все границы, жестокость возводится в самую высокую степень, ибо чувство, вызываемое ею, возрастает по мере того, как пытка становится более изощренной, и с этого момента все, что вы ни творите, меркнет по сравнению с тем, что рождает ваше воображение. Теперь предсмертная агония должна быть медленной, долгой и ужасной, чтобы вся душа была потрясена ею, и мы хотим, чтобы жертва имела тысячу жизней, чтобы мы испытали тысячекратное удовольствие, убивая ее.

Каждое убийство есть восхождение на более высокую ступень, каждое требует усовершенствования в следующем; очень скоро обнаруживается, что убивать – недостаточно, что надо убивать так, чтобы кровь застывала в жилах; кстати, хотя мы и не осознаем это, непристойность почти всегда приводит к такому ощущению.

Давайте теперь рассмотрим примеры, где слиты воедино оба чувства – сладострастие и жестокость. Я уверен что вы получите от них удовольствие, ибо всегда можно найти что-то новое и интересное для себя в проявлении возвышенных страстей.

Ирландцы обыкновенно помещали жертву под тяжелый – предмет и раздавливали ее. Норвежцы проламывали жертвам череп… Галлы ломали спину… Кельты вонзали саблю между ребер… Ютландцы [65] вынимали из них внутренности или поджаривали в печах.

Римские императоры получали удовольствие, созерцая экзекуции юных девственниц-христианок, которым раскаленными докрасна щипцами рвали груди и ягодицы, заливали в раны кипящее масло или смолу, вливали эти жидкости во все отверстия. Иногда они сами исполняли роль палача, и тогда истязание становилось гораздо мучительнее; Нерон редко упускал возможность истязать эти несчастные создания.

Сирийцы сбрасывали свои жертвы с высокой горы. Марсельцы забивали их дубинкой до смерти, при этом особое предпочтение оказывали бедным и обездоленным, чей вид всегда вдохновляет на жестокость.

Чернокожие жители долины реки Калагар отдают маленьких детей на съедение птицам и очень любят такие зрелища. Историки пишут, что в Мексике четыре жреца держат пациента за ноги и за руки, а верховный жрец вспарывает ему грудь от горла до пупка, вытаскивает еще бьющееся сердце и обмазывает его горячей кровью идола.

В огромной толпе народов, населяющих землю, вряд ли отыщется один, который придавал бы хоть какое-то значение человеческой жизни, и в самом деле, в мире нет ничего, менее ценного.

Американские индейцы вставляют в мочеиспускательный канал жертвы тонкую тростинку с мелкими колючками и, зажав ее в ладонях, вращают в разные стороны; пытка длится довольно долго и доставляет жертве невыносимые страдания. Ирокезы привязывают кончики нервов жертвы к палочкам, которые вращают и наматывают на них нервы; в продолжение этой операции тело дергается, извивается и в конце концов буквально распадается на глазах восхищенных зрителей – по крайней мере так рассказывают очевидцы.

– Это действительно так, – подхватила Жюльетта и поведала его святейшеству о том, как сама участвовала в аналогичной пытке. – Зрелище это незабываемое, и вы, друг мой, могли бы плавать в потоке спермы, которую я извергала в это время.

– На Филиппинах, – продолжал удовлетворенный папа, – обнаженную жертву привязывают к столбу лицом к солнцу, которое медленно убивает ее.

В другой восточной стране жертве распарывают живот, вытаскивают кишки, засыпают туда соль и тело вывешивают на рыночной площади.

У одного американского племени до сих пор существует такое наказание: виновника закалывают копьями, разрывают на части, и вдову заставляют есть мясо убитого.

Прежде чем отправиться собирать ареку [66] , жители Тонкинского залива дают ребенку съесть один отравленный орешек, и его смерть, по их мнению, служит залогом хорошего урожая. В этом случае убийство представляет собой религиозный акт.

Гуроны подвешивают над связанной жертвой труп таким образом, чтобы вся мерзость, вытекающая из мертвого разлагающегося тела, попадала на ее лицо, и жертва испускает дух после долгих страданий.

Свирепые казаки далекой России привязывают жертву к хвосту лошади и пускают ее в галоп по неровной местности; если помните, таким же образом погибла королева Брунгильда.

В той же стране человеку втыкают в ребра крюки и подвешивают его. Турки до сих пор сажают жертву на кол.