Слезы Тесс (ЛП) - Винтерс Пэппер (книги полностью TXT) 📗

Мое сердце понеслось быстрее. Я знала, что сейчас Кью настроен на откровенный разговор. Он отпустил свою охрану, которая неусыпно наблюдала за его сердцем и душой, и позволил мне заглянуть вовнутрь. Я переплела пальцы с его и нежно поглаживала его руку.

— Пятьдесят семь чего, Господин?

Он закрыл глаза и вздрогнул, застонал и прижался к моей ласке, затем отпрянул в сторону.

— Не говори это слово, я его ненавижу. Не Господин. — Его челюсть сжалась. Он вел молчаливую битву внутри. Его нефритовые глаза, таившие в себе огонь, поймали меня в ловушку и не хотели отпускать.

Пьяная дымка вновь завладела им; он вздохнул и протянул:

— Неправда. Я люблю это слово, когда я твой Господин. Когда я — он, то обожаю причинять тебе боль. Мне нравится играть с тобой в игры разума. Но это делает меня похожим на него.

Кью сжал кулак и с силой ударил себя в грудь, я вскрикнула от неожиданности.

— Я больной придурок. Во мне нет ничего человеческого, я дьявольское отродье. — Он с силой сжал меня, затем резко потянул на себя и прижал, мы были нос к носу. — Но затем пришла ты и заставила принять мою темную сторону!

Я не понимала, что он имеет в виду. Мне не нравился его тон, его поведение и ненормальный, странный свет в его глазах. Сглатывая комок в горле, я решила перевести тему:

— Чего пятьдесят семь? Что значит это число?

Кью усмехнулся темной улыбкой.

— Девушек, конечно. Пятьдесят семь маленьких птичек, которых я заморозил своей зимой и потом позволил им оттаять.

Девушек? У него до меня было пятьдесят семь девушек? Сумасшедшая ревность заполнила меня, я застыла. Что все это значит? Мой разум выл, словно раненный зверь, мне причинили боль. Глупые пьяные метафоры Кью совершенно не волновали меня. Никто не может владеть пятьюдесятью семью девушками. Он был монстром

Я хотела сильно ударить его.

— Ты владел таким количеством девушек?

Он кивнул, как будто это имело какое-то долбанное значение.

— Да, пятьдесят семь. — Он провел пальцем между грудей, опуская его ниже. — Ты — пятьдесят восьмая. — Его глаза впились в мою грудь, он втянул шумно воздух, затем жестко схватил грудь руками и проскрежетал: — Ты, ты, пятьдесят восьмая, пришла и разрушила мою привычную жизнь

Я оттолкнула его руку в сторону.

— Я разрушила твою жизнь? — злость наполнила мое тело, смешиваясь с ревностью, гнев пожирал меня. Мое сердце отказывалось сбавлять скорость, оно неслось с ужасной скоростью: миллиард ударов в минуту. — Ты, чертов придурок, спал с пятьюдесятью семью девушками и задавал мне долбанутый вопрос «сколько мужчин побывало в моей киске». Ты чертов лицемер. — Я вскочила с кровати, нервно погружая пальцы в волосы, не в силах избавиться от сильной боли, которую мне причинила правда. — Ты даже не представляешь, насколько ненормальной и извращенной ты меня сделал.

Он тяжело поднялся на ноги. Но затем вновь опустился на кровать, поддерживая рукой голову.

— Прекрати истерить, эсклава. Иди ко мне. — Он продолжал держать голову склоненной, а руку вытянутой, пребывая в абсолютной уверенности, что я подчинюсь. Не в этот раз. Это перешло все границы.

Я подошла ближе и ударила его.

— Я была права, что позвонила в полицию. Ты ублюдок.

Воздух в комнате затрещал от напряжения, когда Кью поднял голову и посмотрел на меня. Он стиснул зубы, и его состояние за секунду изменилось из просто чертовски пьяного до злого, гневно пьяного. В одно мгновение Кью поднялся с кровати, схватил меня на руки и бросил на кровать, наваливаясь сверху и прижимая к кровати.

Он разъяренно прорычал:

— Я ублюдок? Это похоже на настоящую причину, почему я являюсь твоим Господином? Разве мне не нужно быть жестоким и неприступным? — он провел языком дорожку, облизывая кожу до моего уха, обдавая меня ароматом бренди. — Мне нравится обращаться с тобой как с грязью. Это делает меня чертовски твердым. — Он толкнулся твердой эрекцией, прижимая мои бедра к кровати, потираясь о них. — Ты чувствуешь это, эсклава? Видишь, до чего ты меня довела своей борьбой! Сопротивлением. Я стал твердым от желания наказать тебя, трахнуть тебя, показать тебе, что твое место подо мной.

Он толкнулся снова, ярость затмила его лицо.

— Каждое чертово мгновение с тобой для меня — долбанная пытка. Каждый раз, когда я вижу тебя, я хочу подарить твоей коже боль, оставить свои метки, чтобы твое дыхание срывалось от желания. Я хочу делать все, что мне непозволительно делать, что я не должен хотеть делать с тобой. Понимаешь? Ты оживляешь во мне чудовище, которое желает доставлять ужасную боль!

Мой разум закрутился от каждого слова, которое он проговорил мне. Руки были слабыми, дрожащими, тело нуждающимся, и я была влажной для него. Опасная темнота в его голосе согревала меня, ужасала, радовала, заставляла его желать, трепетать. Все чувства обострились. Я хотела выцарапать ему глаза, чтобы разозлить еще больше.

Моя киска пульсировала, желая, чтобы в нее вошли жестко, хотя разум восстал против Кью по миллиону причин.

— Пошел на хрен от меня, урод!

Его ответом мне был поцелуй. Язык скользнул между губ, утверждая свою власть. Я извивалась, пытаясь вырваться, но это не принесло результата. Пока он пробовал меня на вкус, углубляя поцелуй, схватил мои запястья, поднял над головой и крепко зафиксировал их в своей хватке. Кусая меня за нижнюю губу, он тяжело дышал, затем отстранился и пробормотал:

— Почему ты не хотела, чтобы я знал твое имя?

Внезапная смена его настроения оставила меня опьяненной его жесткими ласками. Я поджала губы.

Когда я не ответила, ярость заискрилась на его лице, и он поцеловал меня настолько сильно, что я закричала от боли. Кью воспользовался моментом, когда я разомкнула губы, и глубоко погрузил свой язык. Когда он отстранился от моих губ и дал отдышаться, то прикусил кожу на шее и потряс головой, словно лев. Кожа загорелась болью, когда он укусил меня.

— Черт! — вскрикнула я, он рассмеялся.

Он прошелся нежно языком, зализывая рану, покрывая ее слюной.

Я плотно закрыла глаза и пробормотала:

— Почему ты такой жестокий со мной? — На глаза набежали слезы, состояние сменилось от возбужденного до яростно-возбужденного. — Я бы так хотела, чтобы полиция арестовала тебя. — Когда дело касалось Кью, я не могла наверняка говорить о своих чувствах, потому что в один момент я правда хочу, чтобы он умер, а в другой мечтаю подарить ему частичку себя, стать для него той самой, идеальной рабыней, подарить ему свою любовь.

Он прорычал в ответ, глядя на меня взглядом, полным гнева и сожаления. Под его взглядом мое сердце неуверенно застучало, затем помчалось галопом в груди. Сегодня он сполна показал свои особенности характера и желания. Я не могла примириться с некоторыми из них.

Кью пробормотал на французском:

— Tu ne peux pas etre a moi, mais je deviens a toi

Мой живот скрутило узлами, желудок наполнился игристыми пузырьками, как будто я пригубила большой бокал шампанского. Когда наши взгляды встретились, я не смогла отвести от него глаз. Кью нежно прижался губами к моим и тихо прошептал, повторяя то, что он сказал на французском:

— Может, ты и не принадлежишь мне, но я уже давно твой.

Время замерло.

Его признание связало меня по рукам и ногам, украло мой разум. Его пьяное состояние позволило мне увидеть всю глубину его чувств. Затем время вновь ожило, даря и сверкая новыми возможностями. Мое тело больше не принадлежало мне, она принадлежало Кью. Все принадлежало Кью.

— Черт возьми, ты играешь не по правилам, — прошептала я, смахивая предательскую слезинку, которая без разрешения покатилась по щеке.

Кью приподнялся на локте. Одним пальцем обвел нежную кожу вокруг соска под тонкой футболкой. Затем пробормотал с глубоким французским акцентом:

— Эсклава... я не могу... я не хочу...

Я накрыла ладонью его щеку. Влажная от пота кожа зажглась огнем под моим прикосновением. Он придвинулся ближе ко мне, прижался, будто я была его последней надеждой, его спасательным кругом.