Нераспустившийся цветок (ЛП) - Энн Джуэл Э. (бесплатные полные книги txt) 📗
Я делаю шаг назад и запрыгиваю на кухонный островок, положив руки на колени.
— Странно, что ты об этом спрашиваешь. У меня не было возможности заменить их со времени вторжения в дом.
Она поворачивается ко мне, слизывая масло с ножа.
— Оли…
Я качаю головой и тянусь к ее руке, притягивая ее к себе между ног.
— Не надо. Я не хочу, чтобы ты сожалела или чувствовала себя плохо, или извинялась. Мне следовало рассказать тебе задолго до того, как ты узнала.
— Но…
Я прижимаю палец к ее губам. Ее глаза наполняются слезами.
— Никаких но. Ты не должна мне все спускать с рук только потому, что я поделился с тобой всем. Я люблю тебя, Вивьен, и я знал это задолго до того, как сказал. Поэтому мне следовало рассказать тогда. Мне следовало рассказать тебе все.
Она кивает, пока я вытираю несколько слезинок, скатившихся по ее щекам.
— Позволь мне сказать это один раз, Оли. Мне нужно, чтобы ты это услышал. Ладно?
Я слышу отчаяние в ее голосе.
— Ладно.
Она медленно вздыхает, кладет нож и берет мои руки в свои.
— То, что произошло с твоей семьей невообразимо. Я все еще не могу это осмыслить. Но у тебя есть некоторые проблемы, которые не исчезнут, если их просто игнорировать.
Я отвожу взгляд и закрываю глаза.
— Ты должен справиться с тем, что за той дверью. Я не могу иметь с тобой дело, когда ты переполнен этой болью, Оли. Люди живут с болью, но это не боль. Это пытка. И, в конце концов, она разрушит тебя.
Она сжимает мои руки, и я открываю глаза.
— Поэтому пополни запасы на кухне, — она делает шаг назад и берет свой бутерброд. — Кстати, мне нравятся масло с кусочками арахиса, а это кремообразное дерьмо — безвкусное.
Мы улыбаемся вдвоем.
— Мы встретимся с тобой утром и позавтракаем, и я позволю тебе пригласить меня на ужин. Если тебе повезет, то я буду спать с тобой в выходные, но я не перееду обратно к тебе и не возьму обязательство за наше будущее, пока та дверь не будет открыта, а стены не будут перекрашены в желтый цвет. Я хочу, чтобы моя кровать стояла там и письменный стол, чтобы учиться. И когда я буду приходить в кровать с тобой, в нашу кровать, я хочу лежать на подушке, после того как мы один раз занялись любовью, и ты оттрахал меня дважды, — она подмигивает. — Мне нужен Оли, в которого я влюбилась. Парень, который купил мне мой первый купальник-бикини и подарил мне мой первый оргазм — парень, который позволил мне облизать крем с пончика с его…
— Вивьен! — я поправляюсь. — Я понял, — мое тело в замешательстве. Она говорит о моем прошлом и советует собрать свое дерьмо в кучу или у нас нет шанса, но в то же самое время ест, и мой член знает, что когда я вижу, как она ест, это все равно, что смотреть порно.
— Прости, малыш. Но ты понял, что я пыталась сказать, да?
— Да, понял, — я хватаю ее за талию и откусываю ее бутерброд. — Мне нужно взять себя в руки и тебе нравится слизывать еду с моего тела, — бормочу я с полным ртом.
Вивьен хихикает.
— Это твои слова, не мои, но очень близко, — она скармливает мне последний кусочек. — Нужно захватить пару печенек, перед тем как пойти спать.
— У меня нет никаких печенек.
— Я говорю о сахарном печенье, которое сделала Алекс, — она хватает меня за руку и стягивает со столешницы.
— Она, вероятно, спит.
— Под цветком есть ключ.
— Я в трусах, а на тебе нет ничего, кроме моей футболки.
— Брось, Оли. Не будь таким занудой. Это на противоположной стороне улицы, и кто увидит нас в такое время? — она открывает дверь.
— Так сознательные люди считаются занудами? — я следую за ней на улицу.
— Есть сознательные, а есть скучные и нудные. Поживи немного, Оли, — мы смотрим по сторонам и перебегаем через улицу. — Ее машины нет. Она, должно быть, уехала к Шону после ужина.
Я наблюдаю, не появились ли машины, пока она заглядывает под кадку с цветком.
— Хм… его здесь нет. Блин! Уверена, что ковбой Шон забыл положить его на место, после того как последний раз пользовался им. Идиот! — она пытается открыть дверь, но она заперта.
— Сделаем печенье завтра, любимая. Давай… на улице немного прохладно стоять в одних трусах.
— Отлично! — она дуется, пока я тяну ее назад через дорогу.
— Может, нам нужно подняться наверх и провести заместительную терапию пончиков, но назовем ее заместительной терапией печенья сегодня, — я оглядываюсь на нее и ухмыляюсь, дергая за ручку двери.
— Можно, — она продолжает дуться. Наверное, то было какое-то невероятное печенье. Впервые с тех пор как мы вместе, она относится к сексу как к нерегулярному утешительному призу.
— Что за черт? — я трясу и тяну за ручку двери. — Ты заперла дверь?
— Ты закрывал ее, — она качает головой.
— Проклятье! — я бью кулаком в дверь.
— Просто воспользуйся запасным ключом.
— Я отдал запасной ключ тебе, — я пытаюсь сохранить спокойствие в голосе, но это нелегко.
— Ну, тогда зачем ты запер дверь?
— Я не запирал. Ченс, наверное, повернул замок, когда уходил, а я не проверил, перед тем как мы решили пожить немного.
— О, так теперь это моя вина? — она упирает руки в бедра.
Я качаю головой.
— Нет, просто… неважно. Нам нужно выяснить, что теперь делать.
— Ну, уже за полночь, поэтому мы не можем поехать на метро.
Я копирую ее позу и наклоняюсь к ней, чтобы наши глаза были на одном уровне.
— Правда? Ты думаешь, мы не можем поехать на метро, потому что оно закрыто? Нет, хм, дай подумать… потому что мы практически голые?
Она смотрит вниз на свою футболку, или, лучше сказать, мою футболку.
— Она не короче некоторых моих платьев.
— На тебе нет белья.
Она посылает мне взгляд «ну-так-и-что». Я смотрю на небо и качаю головой, затем опять смотрю на нее.
— Она белая, а твои соски — нет и… неважно в любом случае! Ты можешь бродить по городу в коротких платьях и без белья, но я никуда не пойду в одних трусах.
— Все еще не понимаю, каким образом это моя вина.
Я хватаю ее за руку и веду вниз по лестнице.
— Не стоит спорить по этому поводу. Это ничего не меняет.
— Куда мы идем?
— К Ченсу. Если ты, конечно, не знаешь кого-то, кто живет ближе.
— Но к нему идти почти тридцать минут.
— Сорок, если мы будем избегать людных улиц и угадай что? Мы будем избегать людных улиц.
— Мои пластыри «вторая кожа» никогда не выдержат прогулку босиком по асфальту и булыжникам.
— Кому ты говоришь. Мои тоже… о, правильно, только у одного из нас есть маленькие приятные пластыри на порезах.
— Малыш, я улавливаю нотку сарказма в твоем голосе.
— Правда?
Она вытягивает свою руку из моей и останавливается, скрестив руки на груди.
— Я не сделаю больше ни шагу, пока ты не извинишься за свою сварливость.
Одно я знаю наверняка: эта женщина проявляет каждую эмоцию, которую может проявлять человек.
Я раскидываю руки в стороны.
— Посмотри на нас! Мы в одном шаге от ареста за появление на улице в непристойном виде, а ты хочешь, чтобы я извинился за свою сварливость?
Она кивает.
Я тру руками лицо и рычу.
— Отлично! Я прошу прощения за то, что не счастлив от этой ситуации. Я постараюсь наслаждаться этой неторопливой прогулкой к дому моего брата в белье немного больше. Довольна?
Она берет меня за руку, и мы продолжаем идти.
— Тебе нужно поработать над своими извинениями.
Я думаю, что чувствую вкус крови оттого, что так сильно прикусил язык.
— Если бы у нас были деньги. Думаешь, какой-нибудь из ресторанов «Данкин Донатс», который находится поблизости, открыт всю ночь?
Смех вибрирует у меня в груди. Я не могу сдержаться.
— У меня нет никаких причин знать, открыт ли он в такое время. Хотя я бы удивился, если бы один из множественной сети не был бы открыт круглосуточно. В любом случае зачем нам нужно столько их? Два возле железнодорожной станции на расстоянии двадцати ярдов (прим. пер. — примерно восемнадцать метров). Я просто не понимаю этого.