Фан-клуб - Уоллес Ирвин (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
— Есть одна вещь, которая может заставить их сотрудничать, — уверенно заявил Шивли. — Твой член. Назови это теорией Шивли, если хочешь. Но я знаю из собственного опыта, что это великий урезониватель. Как только ты засовываешь его туда, где Всевышний предназначил ему быть, ни одна штучка не интересуется: какой у тебя счет в банке? твоя ученая степень? кредитоспособность? твоя генеалогия? Без всяких проблем, как только ты всовываешь свой шланг, эта штучка начинает действовать вторым номером, начинает любить его, сотрудничать, и не хочет останавливаться. Я видел, что так оно и случается каждый раз. Что же касается этого лакомого кусочка у нас в спальне, то она оборудована так же, как и все, и хотя это модель более высокого класса, может быть, но действует она так же, как и другие. Можете мне поверить. Только войдите в контакт и она будет взаимодействовать — могу поспорить, что это так, — по сути дела, мы после этого не сможем от нее отвязаться.
Сквозь витавшие в голове пары марихуаны Мэлон попытался вдуматься в теорию Шивли.
— Что ты конкретно хочешь нам сказать, Шивли?
— Я говорю тебе, приятель, что ты по случаю заставил нас спланировать и совершить великое дело. В соседней комнате у нас находится самая сочная задница в мире. У нас есть дней десять или, может быть, две недели, чтобы только и делать, как наслаждаться ею. Я утверждаю, и я гарантирую это, что после того как мы ее оформим в первый раз, она уступит и тоже станет этим наслаждаться. Тогда все пойдет так, как мы и ожидали.
Мэлон почувствовал, что он трясет головой.
— Это против правил, — сказал он. — Ты опять говоришь об изнасиловании. Мы же решили, что это исключается.
Бруннер быстро присоединился к Мэлону:
— Совершенно исключается, — сказал он. — Мы все заключили нерушимое соглашение. Никакого насилия. Ни единого преступного действия.
— Какого же черта, как вы думаете, мы делали сегодня утром? — требовательно спросил Шивли. — Мы на своем грузовике увезли не какой-нибудь пакет. Мы увезли человека. Мы его похитили.
— Не совсем, — возразил Бруннер, хотя выражение его лица говорило о том, что он встревожен. — Я хочу сказать, что раньше я был согласен с тем, что наше деяние сегодня утром можно рассматривать в другом свете, если мы не будем заходить слишком далеко. Если она потребует, чтобы мы ее освободили, и мы ее освободим, в целости и сохранности, то в этом похищении не будет никакого преступного мотива. Она будет свободна, и мы будем в безопасности. Но если мы пойдем дальше, будем действовать против ее воли, то тогда это действительно будет непростительным преступлением, которое невозможно будет исправить.
— Трепотня, — сказал Шивли. — Как она сможет доказать, что это сделали мы? Или что вообще это сделано? Ты сам был согласен с Адамом насчет того, что почти невозможно обвинить кого-либо в изнасиловании. Кроме того… — Он прервался, оглядел присутствующих и продолжил: — Я буду говорить чертовски честно и надеюсь, что вы все тоже будете честными перед самими собой. Если вы посмотрите на это с моей точки зрения, то каждый из нас должен был бы знать, что если мы зашли так далеко, то мы должны быть готовы на все, если потребуется, чтобы заполучить то, что нам нужно. Вам всем следовало бы знать, что мы не уйдем отсюда, не отведав этого лакомого кусочка.
Йост наливал себе очередную порцию виски.
— Пока остальные не успели вмешаться, я хочу сказать свое слово, — он сделал глоток. — Прежде всего мне хотелось бы выразить мистеру Шивли свое восхищение и поздравления по поводу того, что он имеет смелость быть самым честным из нас. Потому что, как вы понимаете, Шив в каком-то смысле прав. Никто из вас не хочет встать лицом к лицу с мыслями, которые крутились в ваших головах с самого первого дня. Если бы можно было сфотографировать то, что вы думали или ощущали в то время, то, думаю, с самого начала было бы ясно, что мы все испытывали некоторое сомнение насчет того, что такая девица и в самом деле пригласит нас улечься с ней в постель. Если бы мы повнимательнее всмотрелись в эти фотографии, мы бы увидели, что каждый из нас, сознательно или бессознательно, был готов к тому, чтобы взять ее силой.
— Но только не я, — заметил Мэлон. — Я ни на секунду не допускал такой мысли.
— И не я, — отозвался Бруннер.
Йост собирался было ответить, но Шивли предостерегающе поднял руку.
— Ладно, — сказал он, — примем за факт, что у вас двоих таких мыслей не было. Но теперь ситуация изменилась. Шэрон находится в соседней спальне. В жизни, а не в мечтах. Лакомый кусочек. Все, что вам нужно сделать, это войти туда, засунуть руку ей под юбку и погладить мех стоимостью миллион долларов. Сделайте так, и вы уже не станете тревожиться о том, делаете вы это силой или нет. Сделайте так, и через десять секунд вы окажетесь на ней, что бы она ни говорила. Подумайте об этом, прямо сейчас, и вы поймете, что вам совершенно наплевать, каким образом вы в нее проникнете…
— Мне не наплевать, — твердо сказал Мэлон.
— Мне тоже, — отозвался Бруннер.
— Ладно, ладно, — продолжал Шивли, — но, даже если и так, незачем позволять ей делать из нас дураков. И давайте не будем тупицами из-за того, что у нас есть определенные понятия насчет того, что хорошо и что плохо. Хорошо то, чего, по вашему мнению, вы заслуживаете, потому что вы не заслуживаете того, чтобы быть обманутыми. Послушайте, мы зашли уже достаточно далеко. Самое худшее позади. Самая опасная часть пути пройдена. Теперь мы в безопасности. Это наш мир. Мы его творим. Подобно самому Всевышнему, мы можем делать, что хотим, изобретать новые правила, законы, как бы вы это ни называли. Это… как там Адам говорил… остров Робинзона Крузо…
— Мас-а-Тьерра, — сказал Мэлон.
— Да, наше собственное, личное королевство и собственная страна. Поэтому мы снимаем сливки. Мы имеем все самое лучшее. Если обнаруживается сокровище, то оно принадлежит нам. И оно находится у нас в спальне — то, о чем мы всегда мечтали наравне со множеством других придурков. Только мы уже больше не придурки. Мы всем командуем, и то, что ждет нас там, принадлежит исключительно нам. Представьте, что Элизабет Тэйлор или Мэрилин Монро, или — как там зовут эту французскую бабу?
— Брижитт Бардо, — подсказал Мэлон.
— Да, представьте, что Бардо лежит голая в соседней комнате. И ты можешь делать все, что хочешь, потому что ты — король. Не хотите ли вы сказать, что повернетесь спиной к любой из них? Я вам не поверю.
— Я отвергаю насилие, — сказал Мэлон.
Шивли не обратил на него никакого внимания.
— Послушайте, какая разница, отпустим ли мы ее нетронутой или же отпустим через две недели, после того как поразвлечемся с ней так же, как с ней все время развлекались эти воротилы-кинопродюсеры? Что ужасного мы ей сделали? Она не девственница, которую мы бы испортили на всю жизнь. Ее здоровью вреда не будет. Прыщи у нее от этого не вскочат.
Шивли, ухмыльнувшись, стал ждать ответного смеха, но дождался только короткого смешка от Йоста.
— Ее это мероприятие не изменит. Мы, мы все изменимся, все четверо. Потому что мы впервые получим что-то хорошее от жизни, такое, к чему мы всегда стремились и что нам причитается. Так какого же черта еще рассуждать об этом? Я говорю, что мы делаем то, что хотим мы, а не то, чего, по ее словам, хочет она. Это наш мир. И, друзья-приятели, им управляет Фан-клуб.
— Нет, Кайл, это не наш мир, — сказал Мэлон. — Мас-а-Тьерра может быть изолированным убежищем, но все равно это территория, являющаяся частью всего мира, где тоже действуют правила и законы цивилизованного мира, и мы все принадлежим большому миру. Более того, сочтя себя частью уникальной корпорации, или организации, известной под названием Фан-клуб, мы создали дополнительный набор правил. И наше первое правило состоит в том, что мы ничего не начинаем делать, если мы все не согласны с этим на сто процентов. Все, что мы делаем, должно быть принято единогласно, как в том случае, когда голосует Совет Безопасности в ООН. Каждый раз, когда кто-либо накладывает вето, вопрос снимается с голосования.
