Путь самца - Трахтенберг Роман Львович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Я в своей жизни не видел ситуаций, когда за женщину следует вступаться. По крайней мере во времена моей юности и в той среде, где я рос, девочки не попадали в действительно обидные положения. Почти всегда оказывалась права народная мудрость, утверждавшая: «Сука не захочет, кобель не вскочит». Поэтому до сих пор опасаюсь дур с инфантильным образом мышления, которые умеют ведь убедить нынешнего мужика дать в рыло предыдущему. Мне кажется, на такое ведутся только малолетние идиоты с кучей комплексов или лицемеры, пускающие дамам пыль в глаза. И часто оба эти определения неразрывны.
Но что делать. Даже я в том славном возрасте был недалёк в каких-то простых и примитивных ситуациях. Так, например, умудрился проморгать одно чудо.
Познакомились мы в детском санатории. По сути он не очень-то отличался от пионерского лагеря. Но в лагерь меня тогда однозначно бы не пустили. Мне уже стукнуло восемнадцать. А для санатория это был предельно допустимый возраст.
Сказать по правде, там было неплохо. Я завёл чудесный роман с одной юной феей. Звали её Вика. Мимо спящих воспитателей пробирался я по ночам в комнату, где спали она и ещё две девочки. И укладывался к ней в кровать. А она… ну естественно, не давала! Говорила, что каждая девушка хочет выйти замуж. А если у неё уже кто-то был — эта мечта становится неосуществимой.
Мысль предложить ей выйти за меня в мою голову как-то не залетала. Если бы пришла или если бы девушка поставила такое условие — грамотно развела — наверное, я бы женился. Но в санатории у нас так ничего и не вышло, несмотря на то, что я Вике явно нравился. И она даже в какой-то момент была готова это подтвердить.
Однажды по дороге на дискотеку мне встретилась её соседка по комнате и загадочно сообщила, что Вика заболела и хотела бы меня увидеть. Я отправился навещать больную. Она лежала в комнате одна, да и во всём здании тоже никого не было; все, в том числе и воспитатели, ушли на дискотеку.
— Вика, ты чего? Болеешь, что ли? — И тут я заметил, что на ней только трусы и лифчик. С другой стороны, что же здесь удивительного: болеет — вот и разделась.
— Угу, — томно ответила она. — Посиди со мною рядом.
Сидеть мне чего-то не хотелось. Чего сидеть, с больной-то?! Дискотека, между прочим, начинается. А если там какая девочка подвернётся? Как такое пропустить? А? Конечно, я об этом не говорил вслух. Я об этом думал, и только об этом; а совсем не о том, что меня ждёт, если останусь.
— Ну посиди, — все просила Вика. — Или приляг. Мне же будет скучно одной.
Я присел, потом прилёг, раздумывая, что надо с ней немного пообниматься, да и бежать на дискотеку. И мы пообнимались! Она позволила многое. Но я, в свою очередь, помнил, что «каждая девушка хочет выйти замуж», и не позволил себе лишнего. Как настоящий джентльмен пытался держать себя в руках. Кончил в штаны. В ужасе понял, что надо бежать переодеваться, не идти же теперь с мокрым пятном на дискотеку.
— Ну, ладно, Вика, пока, — прикрываясь руками, начал прощаться.
— Пока, — вероятно, проклиная мою тупость, ответила она. И я ушёл, оставив её «болеть дальше».
Осел… или лучше — ИШАК!!!
Эта девушка тоже могла стать моей судьбой, сложись все тогда по-другому. Только где же в том возрасте взять опыт? А что касается чувств — ими руководит только сексуальное желание. Оно подталкивает на поиски той, которая даст, так что самцам совсем не до эстетства. Впрочем, и бабы-то в этом возрасте ещё не очень сильно отличаются одна от другой. Все только начинают жить. И лишь спустя время мы можем объективно оценить женщину. А пока — лови все, что готово попасться!
Так что параллельно моему роману с Викой я том же санатории и в то же лето подцепил ещё одну девчонку. Точнее, наш роман возник уже после того, как она уехала и оставила мне под подушкой письмо на восьми страницах, где писала, что я — её кумир. Решиться сказать об этом лично она не смогла и поэтому пишет об этом сейчас.
Такое признание способно потрясти неокрепшее сознание любого восемнадцатилетнего дауна! Я сразу же ответил. Она — мне. Я — ей. Она — мне. Мы переписывались ежедневно. Пять раз в день я бегал проверять почту. И это было очень похоже на любовь. Чистую, прекрасную, платоническую. Платоническую — потому что девочка была из Красноярска. Какие же ещё у нас могли быть отношения?!
…Надо заметить, что все мои передряги и трудности — переписки и нечаянные проколы с алкоголем — не оставались незамеченными моей семьёй: родители и бабушка с дедушкой принимали в них живое участие. Ведь тот факт, что мальчику пора жениться, был, прямо сказать, налицо. И однажды дедушка сообщил мне, что есть у него на примете одна замечательная еврейская девочка. Из богатой семьи. Папа человек очень известный, мама тоже. Сходи, пожалуйста, туда.
Ну… Почему бы не сходить? Надев лучший костюм — финский за двести рублей, — и все то же дедовское кожаное пальто с бобровым воротником и дедовские же ботинки со шляпой, я пошёл на смотрины.
Приняли меня торжественно. С накрытым столом. Но, увы, девочка оказалась квадратной и глуповатой. При этом себя она считала безусловной звездой. Она недавно выиграла какую-то школьную олимпиаду по какому-то предмету, за что её наградили поездкой в Израиль. А год был восемьдесят седьмой, и ещё никто нигде не бывал. Так что девочка среди своих подруг козыряла.
На меня же в те годы впечатление производили совсем иные вещи. Но как интеллигентный человек я не мог уйти сразу. Умничать тоже не собирался, но родители девочки завели вдруг разговор о Ницше. Я его поддержал, потом перевёл тему на Достоевского, откуда съехал на антисемитизм. Потом ещё сыграл на фортепиано и спел какую-то смешную песенку. И вдруг заметил эту женскую, якобы неуловимую уловку: мама спрашивала взглядом у дочки: «Ну, как он тебе?»
Одним движением бровей и жадно блеснувшими глазками на заплывшем личике дочка так же моментально дала маме понять — то, что надо!
…И тут Вини-Пух вспомнил об одном неотложном деле…
…Ну, если у вас больше ничего не осталось… Пришлось интеллигентно давать деру.
Я всегда боюсь этих ситуаций, когда видишь, что на тебя положили глаз. Для интриги лучше — если бы она вообще была там возможна — не знать, понравился ты или нет.
Что хочу сказать напоследок об этом возрасте? Если вы, дорогие читатели, подумали после этой главы, что я был озабоченный маньяк, вы ошиблись. Помимо соблазнения девочек, я уже два года учился на филологическом факультете ЛГУ и даже писал потрясшую всех преподавателей курсовую на тему «Ненормативная лексика в творчестве русских поэтов и прозаиков Серебряного века». Русский фольклор был мне интересен. Я занимался им профессионально. И он «кормит» меня до сих пор, будучи широко используемым в шоу-программах моего клуба. Однако у меня не сложились отношения с одним из преподавателей. Он сделал все, чтобы меня отчислили. Я автоматически попал в список новобранцев и загремел в армию, в доблестные войска связи, где и получил в полной мере возможность изучать ненормативную лексику в творчестве солдат и офицеров Советской армии конца двадцатого века.
Про армию можно писать книги и стихи. Но лучше писать про любовь. Любовь к женщине в армии носит характер, пожирающий душу солдата, но, увы, абсолютно платонический.
Слава Богу, у меня это длилось только до первого отпуска.
