Опасная красота. Поцелуи Иуды (СИ) - Аваланж Матильда (полная версия книги .txt) 📗
— Ты совершаешь ошибку, Диофант, — сказал Тернер сквозь зубы. — Но у тебя еще есть шанс одуматься — если прямо сейчас покаешься в своих грехах!
— Ваше Высокопреосвященство, я регулярно бываю в церкви, исповедуюсь и причащаюсь, стараюсь заниматься богоугодными делами, жертвую четверть своего заработка с этого пансиона на благотворительность, пользуюсь уважением у многих почтенных лиц города, включая самого светлейшего князя Леоне. Право слово, с вашей стороны оскорбительно обвинять меня в таких отвратительных вещах, — проговорила дама с возмущением, но, похоже, оно было притворным.
Смерив ее тяжелым взглядом, кардинал стремительно пошел по особняку, с холодной яростью распахивая все двери, попадающиеся у него на пути. Не знаю, что он искал — за дверьми находились большие светлые спальни. Везде царила чистота, а постели были заправлены свежим светлым бельем.
Я, правда, не знаю, как должны выглядеть дома терпимости, но по фильмам и книжкам я как-то не так их себе представляла. И все-таки некая неуловимая аура витала здесь. Аура чего-то запретного и неизведанного. Аура секса. И больших денег.
— Так бы сразу и сказали, что хотите снять у нас номер, Ваше Высокопреосвященство, — Диофант закурила длинную тонкую сигарету. — Как служителю закона и церкви я предоставлю вам двойную скидку на люкс.
Вжав голову в плечи, я боялась дышать — у меня даже рука не поднялась зафиксировать это — не знаю, сколько нужно было иметь смелости (или глупости?), чтобы разговаривать с Коулом Тернером в подобном тоне.
Мрачные нравственники вслед за своим начальником, как черные вороны, кружили по дому, распахивая дверцы шкафов, перетряхивая личные вещи, белье, одежду, и даже посуду — но придраться им было действительно совершенно не к чему.
Мадам Диофант наблюдала за всем этим с легкой усмешкой, куря одну сигарету за другой. Девушки вернулись к своим занятиям, и пианистка в том числе — обыск проходил под полные лирики и драматизма звуки «Лунной сонаты» Бетховена.
Изо всех сил прижимая к себе планшеточку, я старалась слиться с окружающей мебелью, а еще лучше — оказаться в этот момент далеко отсюда, как вдруг заметила на себе пристальный взгляд хозяйки дома, который задержался на колготках.
Похолодев, вспомнила про стрелку — за всеми этими событиями я так и не переоделась в колготки, которые дала мне Фелиция, и заплела ноги одна за другую. Но было поздно — мадам Диофант явно успела разглядеть дырку.
Что сегодня за день-то такой, святые небеса, и когда же он кончится?
— Давно работаешь у нравственников? — поинтересовалась женщина у меня вдруг, пользуясь тем, что полицейские слишком заняты своим делом.
— Я не у нравственников, я в архиве, просто меня направили… — бестолково попыталась объяснить я и под ее взглядом смолкла.
— Когда-то я тоже носила колготки марки «Любава», — проговорила она, ничуть не смущаясь. — Я их сразу узнаю. Отвратительный цвет, толстые, неприятные к телу и совершенно неэластичные, и эта резинка — слишком тугая и жесткая, как же она давила мне на живот! Зато очень экономичные — просто сносу им не было!
Я протянула «Э-э-э», не зная, как реагировать на подобное откровение. По правде говоря, резинка этих колготок действительно была тугой и неприятной, натирала кожу. К счастью, появление кардинала избавило меня от необходимости продолжать разговор. Похоже, обыск был закончен. И похоже, нравственникам и Тернеру придется уйти отсюда ни с чем.
— Сегодня у меня на тебя ничего нет — это так, Диофант, — проговорил кардинал негромко. — Но я бы на твоем месте не спешил праздновать. Сегодня ты подписала себе смертный приговор. Я все равно достану тебя и докажу, чем ты тут занимаешься, и тебе не поможет даже покровительство Его Сиятельства Константина Леоне. Кто-то предупредил тебя, и, поверь мне, я выясню, кто это был.
И, как будто не желая слышать ответ хозяйки дома и оставаться тут больше ни минуты, Его Высокопреосвященство, ни на кого не глядя, вышел за дверь, а за ним и остальные полицейские.
Я шла последней, и, надо же было такому случиться, зацепилась рукавом пальто за причудливо изогнутую ручку двери.
— Как тебя зовут? — спросила мадам Диофант, помогая мне освободиться.
Ее голос был внимательным, а прикосновение — ласковым.
— Моника…
— Знаешь, ты — очень миленькая девушка, Моника, — проговорила она, наблюдая, как нравственники рассаживаются по машинам. — Я думаю, что ты достойна большего, нежели прислуживать этим женоненавистникам и ходить в дырявых колготках. Не слушай Тернера, он не сможет причинить мне вреда — князь Константин Леоне сильнее и влиятельнее. Я научу тебя всему — ты будешь купаться в роскоши, Моника. Ты заслуживаешь этого. Подумай над моими словами. Просто подумай, детка.
В ее наманикюренных пальцах, унизанных перстнями, возникла визитка. А потом, я и ахнуть не успела, как маленький фиолетовый прямоугольник исчез в моей сумочке — она сама без зазрения совести сунула его туда.
На негнущихся ногах я подошла к «БМВ». Никто из нравственников на эту маленькую заминку внимания не обратил.
ГЛАВА 3
Маленькая услуга
— Ясочка моя, ты сегодня что-то припозднилась! И куда эти преподаватели только смотрят в этом твоем училище? Совсем заморили мою деточку! А ну-ка, мой руки и бегом за стол! Голодная, небось!
Я открыла было рот, чтобы в сотый раз объяснить бабушке, что я давно отучилась и уже работаю, и не где-нибудь там, а в полиции, но поняла, что сегодняшние события не оставили мне на это сил. Вообще-то у нее бывают моменты просветления, когда она кажется абсолютно адекватной, рассуждая на удивление трезво, а подчас давая очень разумные советы и потрясающе остроумно шутя, но, видимо, сегодня был не такой день. Вместо ответа я чмокнула бабушку в щеку и отправилась в ванную.
По крайней мере, я дома! Обожаю нашу квартирку — маленький мирок, где так тепло и уютно. И пусть здесь давно не было ремонта, зато она находится в старинном доме почти в центре Предьяла, а в моей комнате есть выход на крышу с изумительным видом на город.
Вот и сейчас — поужинаю, а потом вытащу на крышу стул, завернусь в плед и стану смотреть на миллион мерцающих в темноте огней. Пожалуй, меня сейчас успокоит только это…
Я целый день ничего не ела, но чувствовала, что не в силах проглотить ни кусочка — просто не в том состоянии была. Вот только я скорее прыгну в ров, полный голодных аллигаторов, чем обижу свою бабулю.
На крошечной кухоньке аппетитно пахло бабушкиными фирменными котлетами. Она в фарш тертые крабовые палочки добавляет — дешево и сердито, и котлетки получаются — просто объеденье, необыкновенно сочные и нежные.
Я обожала бабушкину стряпню, и в другой раз бы смела штуки три разом, да еще и, прихлебывая клюквенным морсом и запотевшего стакана, который она поставила передо мной. Но сейчас впихивала их в себя с трудом.
— Что сегодня на занятиях было? А то я целый день с телевизором, да с телевизором. Хоть тебя послушаю, Моня, — подслеповато щурясь, ба села напротив меня, то и дело трогая край белого передника, вышитого крупными красными розами. — Ты расскажи, расскажи мне все, ягодка моя.
— Бабуль, ну ты что? Я ж давно работаю — в полицейском участке. С документами там, с архивом… — терпеливо проговорила я, дожевывая котлету и наконец-то начиная ощущать ее нежный вкус.
— Ох, грехи мои тяжкие! — она хлопнула себя по лбу. — Опять запамятовала! Ты прости меня, Монечка, прости дуру древнюю! Видишь, вот на старости лет что-то с памятью стало… Ну да ничего, ничего…
— Что за глупости, бабуль? — я обняла бабушку, как в детстве уткнувшись носом в теплую пушистую кофту. — А память твою мы подлечим — я говорила с врачом. Решу кое-какие вопросы, и отправим тебя в санаторий! Самый лучший, между прочим! Условия — как на дорогущем курорте!
— Знаю я, какие вопросы ты хочешь решить. Санаторий денег стоит, и больших. Все копишь, копишь — а сама вон ходишь в одном и том же платьишке, — с неожиданной проницательностью сказала бабушка и поджала губы. — Но я тебе вот что скажу — ты, милая, эти денежки на себя потрать. А мне теперь эти санатории да врачи не нужны будут!
