НЕобычная любовь. Дневник «подчиненной» - Морган Софи (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Я могла целовать его, лизать или сосать, растирать плечи или скрести между ключицами. Как правило, я делала это, когда он был расстроенным или усталым. Он говорил, что это вносит приятные изменения и позволяет ему отключиться. Он замечал, что ему нравятся интеллектуальные трудности во время доминирования надо мной, но это значило, что ему всегда приходилось уделять пристальное внимание и планировать каждый следующий шаг. Этот же способ он воспринимал так, как будто его балуют без необходимости думать самому – взамен он просто расслаблялся. Он очень редко просил об этом, но я всегда знала, когда это случится, и – посмотрим правде в глаза – я больше всех могла иметь отношение к такому удовольствию. Я любила заботиться о нем таким образом, для меня это был сокровенный способ показать ему, как сильно я его люблю.
Так что, когда я овладела его запястьями, твердо отвела его руки от своего тела и заложила их ему за голову, он не стал жаловаться. Он просто улыбался с нетерпением. Я потянулась к тумбочке, взяла небольшой кусок веревки, который захватила специально для этой цели, обмотала ему запястья и привязала их к изголовью кровати. Это была довольно слабая попытка подчинить его, и я уверена, он абсолютно легко мог выпутаться – у меня нет способностей Адама к искусству сибари, я плохо вязала узлы, еще когда была в младших скаутах – но он явно не хотел высвобождаться, так что я зря потратила столько времени, переживая об этом.
После того, как он был связан, я уселась на него верхом и почувствовала его эрекцию, сквозь джинсы напиравшую на мой зад. Я пошевелила бедрами, заставив его снова задохнуться, и подмигнула ему.
Я двигалась вниз и медленно расстегивала его рубашку, нежно касаясь кожи и гладя ее по мере того, как она открывалась моим глазам. Добравшись до последней пуговицы, я распахнула рубашку и бросилась вниз поцеловать его снова, на этот раз убедившись, что трусь латексом вверх и вниз вдоль его голой груди и живота так, что заставляю его вздрагивать. Я двигалась вниз, начиная от губ, целовала подбородок и шею, а потом возвратилась к уху. Куснув за мочку, я прошептала ему, чтобы он устраивался поудобнее, потому что ему предстоит провести в таком положении некоторое время. При этих словах он дернул тазом и испустил глухой рык – в нем слились возбуждение и неудовлетворенность, звук, который неоднократно издавала я сама.
Я позволила своим губам и языку исследовать его плечи, а затем спустилась по телу вниз. Я сосала и гладила его соски, иногда легонько показывая зубы, просто чтобы напомнить ему обо всех тех случаях, когда он кусал меня, что вызывало у него смех. К тому же я все время убеждалась, что он чувствует на себе прикосновения латекса, так что к тому времени, когда мои губы оказались у его пупка, он извивался и стонал почти непрерывно. Мне нравилось смотреть, как он рвется из своих пут, выгибая спину. Взгляд его становился отчаянным, а как раз этого я и добивалась. Кроме того, для меня это было в новинку. Я улыбнулась ему. Я не могла сдержаться. Мне было интересно, увидел ли он мое самодовольство.
Добравшись до ремня на джинсах, я медленно расстегнула пряжку. Он нетерпеливо приподнял бедра, и я сумела стянуть их. Пользуясь возможностью, мне удалось одновременно снять и носки – они никогда не выглядели сексуально.
Его возбуждение прорывалось сквозь боксеры. Я не смогла удержаться и быстро лизнула ткань, заставив содрогнуться все его тело. Мне нравилось, что он становился таким чувствительным, когда я дразнила его так, как сейчас.
Я стянула боксеры вниз и увидела, как его набухший член вырвался на свободу, выглядя толще, чем обычно. Так заманчиво было взять его в рот прямо сейчас, но у меня был план, которого я придерживалась.
Я расставила колени по обе стороны от него и снова улыбнулась. Адам выглядел по-настоящему сонным, когда уставился в сторону. У него пересыхали губы, и он постоянно их облизывал. Если бы я была на его месте, то наверняка уже умоляла бы его потрогать меня прямо сейчас. Его самоконтроль всегда был намного больше. Но, конечно, разница состояла в том, что я не настаивала, чтобы он просил.
Я потрогала его, но, может быть, не совсем так, как он надеялся. Я нежно провела ногтями вверх по бедрам, в сантиметре избежав прикосновения к члену, потом двинулась прочь, царапая его тело, – и обратно. Самым интересным при этом было наблюдать, как его член подергивается, когда я приближала к нему руку, как будто невольно пытается заставить меня дотронуться. Я стала влажной – ну, хорошо: более влажной – пока смотрела на это и на его сосредоточенное лицо в то время, как он стонал себе под нос.
Я улыбнулась.
– А ты мурлычешь.
Он мотнул головой.
– Дорогая, я не мурлычу. Я тихо рычу.
Я засмеялась.
– Правда? В таком случае я подольше подержу тебя.
Звук, который он издал после этого, совершенно определенно был рыком.
Мне понравилось мучить его так, и я продолжила это делать дольше, чем планировала, временами наклоняясь и целуя его бедра и живот, все время осторожно обходя член. Я могла видеть, как увлажнился его кончик, и гордилась своей стойкостью. Правда, не была уверена, что он согласен со мной.
Я поднялась и отошла от кровати. Его стоны разочарования вызвали у меня смех. Он явно был на грани отчаяния.
На минутку я ушла в ванную и вернулась со второй частью сюрприза. Я привезла из дому бутылку шампанского, а ведерко для льда и бокалы по моей просьбе мне одолжила гостиница. Все это выглядело классически, если не обращать внимания на распутное латексное платье и его одиноко стоящий член.
Я поставила ведерко на прикроватную тумбочку и обрадовалась, что удалось выбрать бутылку, которая открывалась не очень трудно. Медленно наполнив только один фужер, я глотнула из него, в то время как он, забавляясь, но одновременно с некоторым смущением наблюдал за мной.
Когда во второй раз я поднесла фужер к губам, то набрала в рот побольше шампанского. Только вместо того, чтобы выпить холодную и шипящую жидкость, я задержала ее во рту, потом забралась обратно на кровать и обняла губами его член.
Адам вскрикнул, когда я пролила на него шампанское перед тем, как начать двигаться вверх и вниз. Он снова принялся бормотать ругательства, в которых особое место занимало слово «гребаная» – это все были хвалебные слова, правда, в слегка агрессивной манере. Я смотрела ему в глаза и улыбалась, а шампанское нагревалось и теряло свои пузырьки. Я отняла рот и сглотнула, прежде чем потянуться за следующим глотком и повторить всю процедуру.
По мере того, как пустел мой фужер, я смачивала его губы, и он тоже смог ощутить вкус шампанского. Хотя мой способ пить нравился мне больше. Правда, он не годился для приличной компании, но на нас действовал хорошо.
Для начала я приложила руки к стволу и яичкам, массируя и дразня, пока двигала языком по его телу. Я сменила положение, так что колени стояли на кровати, а мой зад был обращен к нему. Из такого положения он мог заглянуть мне под латексное платье. На мне не было белья, и к тому времени я была уже очень влажная. Я краснела от мысли, что он там видит, хотя еще раньше он говорил мне об этом и называл своей грязной девчонкой.
Я увеличила темп и услышала, как ускоряется и становится поверхностным его дыхание, что могло означать только одно. Пришло мне время остановиться.
Я думала, он мог сойти с ума от такой степени домогательств, но хотела преподнести еще один подарок, прежде чем окончательно подарю ему облегчение. Я проползла вверх по кровати и оседлала его лицо, так что его пристальный взгляд упирался в мой источник влаги.
Он любил забираться под меня, и одна из любимых его позиций заключалась в том, чтоб я скакала на его лице. Я знаю, предполагается, что фейс-ситтинг – основа женского доминирования. Но не для Адама. Он говорил, что его не особенно волнует, если это не очень вяжется с доминированием, его лично это заводит. Он не обременял себя попытками сохранить дух превосходства – это объясняло его дикарские танцы по спальне в голом виде по субботним утрам, во время которых он пел мне серенады под первую попавшуюся музыку, которая лилась из радиоприемника. Он знал, что, когда придет время, я без лишних слов подчинюсь ему; в остальном же мы могли быть самими собой.