Eden (ЛП) - "obsessmuch" (электронная книга txt) 📗
— Ты так думаешь? А мне кажется, наоборот, чем меньше вы будете отвлекать друг друга пустой болтовней, тем быстрее справитесь со своими обязанностями.
— Да неужели? — Раздраженно бросает Рон. — Какая разница, как быстро мы наведем здесь порядок? Я имею в виду, кому есть дело до этой дыры? Вряд ли у нас будут гости.
Сжимаю губы, пряча улыбку, но Люциус замечает мое выражение и направляет палочку на Рона.
— Империо!
Взгляд Рона стекленеет, а на губах появляется блаженная улыбка.
— Встань, — приказывает Люциус.
Рон поднимается на ноги, его движения замедленны и как-то неестественны.
— Вам не обязательно делать это! — С негодованием кричу я. Люциус поворачивает ко мне, все еще держа палочку направленной на Рона.
— Спокойно, грязнокровка, или ему же будет хуже.
Я замолкаю, провожая взглядом Рона, который движется будто сомнамбула. Он выходит за дверь и прикрывает ее за собой, а Люциус накладывает запирающие чары.
— Не нужно было, — тихо говорю я.
— Почему? — Он холодно смотрит на меня.
— Не нужно накладывать заклинание, чтобы заставить его уйти. Он бы послушался, если бы вы вежливо попросили его.
— Я не собираюсь быть вежливым с Уизли, — грубо бросает он. — Что толку метать бисер перед свиньями? Приступай к работе, и без разговоров. Ты ведь сделаешь это для меня, грязнокровка? Хоть раз в жизни попридержи свой острый язычок и сделай, как велят.
Стискиваю зубы, подавляя рвущуюся из груди ярость, и киваю.
Скотина. Мерзкая дрянь. Ему когда-нибудь надоест вести себя, как последняя сволочь?
Окунаю тряпку в ведро с водой и приступаю к своим обязанностям. Глаза наполняются слезами, а дыхание учащается. Никто и никогда еще не приводил меня в такое бешенство, как делает это Люциус Малфой. Даже его противный сын или Лаванда Браун, Снейп, сучка Паркинсон, Рита Скиттер, Амбридж… никогда, никогда я еще никого не ненавидела так, как ненавижу сейчас его!
Он наблюдает за мной. Боковым зрением вижу, что он смотрит на меня, пока я мою пол.
Да-да, конечно. Почему бы вам не позлорадствовать?
Но одного взгляда оказывается не достаточно.
— Должен сказать, — произносит он, растягивая слова, — это довольно приятный сюрприз для меня — видеть, что ты беспрекословно подчиняешь приказам.
Пошел вон.
— Может быть, — лениво продолжает он, — когда Темный Лорд победит, мы оставим некоторых грязнокровок в живых. Они могут стать достойной заменой домовым эльфам. Как тебе такая идея?
Я поднимаю голову.
— Что? Вы говорите, что в случае победы, вы уничтожите всех магглорожденных? Не оставив им ни единого шанса?
Что-то полоснуло меня по руке.
Судорожно втягиваю ртом воздух и задираю рукав мантии. Так и есть — на руке алеет порез. Не слишком глубокий, но этого достаточно, чтобы пошла кровь.
Поднимаю глаза на него. Он усмехается, лениво поигрывая палочкой в руке.
— Кажется, я не давал тебе слова, — произносит Люциус.
— Но вы…
Еще один порез пересекает первый, на этот раз более глубокий. На глаза наворачиваются слезы.
— О, дорогая, — он все еще ухмыляется, — ты, кажется, не поняла меня. Ты ведь прекрасно знаешь, как я не люблю, когда ты перечишь мне.
Подавляю слезы и опускаю глаза, с удвоенным усердием продолжая скрести пол.
— Но я все же отвечу на твой вопрос, — с нотками злобы в голосе говорит он. — Не вижу в этом ничего такого.
Уходите. Оставьте меня одну, пока я не сказала того, о чем потом пожалею.
— План был таков: уничтожить всех магглорожденных, едва закончится война, — он смакует каждое слово. Ублюдок. — Но теперь я вижу, насколько полезными могут быть грязнокровки. Возможно, я упрошу Темного Лорда сохранить жизнь некоторым из них. И, конечно же, только тем, кто уже достаточно стар, чтобы размножаться.
— Идиотизм! — Я смотрю на него, проклиная себя за несдержанность. — Бред сивой кобылы!
И снова руку пересекает порез.
Закусив губу, яростно тру пол и пытаюсь игнорировать все, что он говорит.
Господи, позволь мне увидеть, как Люциус Малфой страдает. Как его кости дробятся в щепки, кровь льется рекой, а он сам корчится в агонии и кричит. Я хочу видеть его полностью раздавленным, лежащим у моих ног.
Сворачиваюсь клубочком на кровати, дрожа от холода, и плотнее укутываюсь в огромных размеров мужскую рубашку, что служит мне покрывалом.
Здесь чертовски холодно.
Дома моя кровать стояла около батареи отопления, и я никогда не мерзла.
Не могу заснуть.
Если бы я была дома, то могла бы зажечь ночник и что-нибудь почитать. Ну, или покрепче обнять своего плюшевого медвежонка.
Слезы жгут глаза, и я кусаю губы. Дом. Я больше никогда его не увижу…
Глубоко вздыхаю и закрываю руками глаза, пытаясь прогнать непрошенные слезы, а потом переворачиваюсь на спину, устремляя взгляд в потолок, которого все равно не вижу, потому что в комнате темно.
Это Люциус во всем виноват. Из-за него я вряд ли когда-нибудь смогу нормально спать. Ночью мне ничего не остается кроме как думать, и я пытаюсь разгадать его, понять причины его поступков.
Сегодня ему, в конце концов, наскучило насмехаться надо мной. Почему? Может, потому что я не обращала на него внимания?
А что, если я буду игнорировать его всегда? Возможно, он перестанет получать удовольствие, пытая меня. Ведь, когда я проигнорировала его сегодня, он даже не разговаривал со мной, возвращая меня в мою комнату.
И почему он так… странно смотрел на меня?
Я чувствовала его взгляд, пока отмывала пол, но вот выражение его лица… когда я мельком бросила на него взгляд, я увидела то, чего совсем не ожидала увидеть.
Такой странный, пугающий вид. Он словно изучал меня, пытался решить для себя что-то, что связано со мной, и что он никак не может понять до конца.
Ох, не знаю. Порой я бы все отдала лишь бы знать, о чем он думает.
Скрип.
У меня перехватывает дыхание, будто меня ударили в солнечное сплетение.
Знакомый звук — протяжный скрип открывающейся двери.
А теперь она закрывается.
Щелк.
На замок.
Приподнимаюсь на локтях, вглядываясь в темноту, и в ужасе судорожно сжимаю ткань покрывала.
— Кто здесь? — От страха едва могу говорить.
Нет ответа.
Дыхание. Тяжелое… слишком тяжелое…
Я ничего не могу разглядеть!
— Я спрашиваю, кто здесь? — Голос срывается, и мой вопрос повисает в темноте.
Тишина в ответ.
Тихие осторожные шаги.
Это… он?
Нет, не может быть! Какого черта ему делать в моей комнате ночью?
А, на что похоже то, что он делает?
Но… он сказал, что не станет! Сказал, что никогда бы…
Только не говори, что такое в принципе невозможно.
Так, это всего лишь мой личный страх перед ним еще с тех пор, как он объявился в моей спальне в доме родителей…
Но… я не могу… о, Боже, пожалуйста, я… я…
Шаги останавливаются в полуметре от моей кровати, и дыхание становится напряженнее, прерывистее.
Боюсь вздохнуть. Только сжимаюсь от ужаса, лежа на кровати.
— Люмос!
Мое сердце уходит в пятки.
Это не его голос.
Слабый огонек освещает комнату и незваного гостя.
Долохов стоит у моей кровати, плотоядно глядя на меня в тусклом свете.
О, Боже.
— Добрый вечер, дорогуша, — его губы искривляются в злобной гримасе.
В мгновение ока выпутываюсь из-под покрывала и скатываюсь с кровати.
— Что такое? — Обнимаю себя за плечи в защитном жесте. — Что вам нужно?
Зачем я спросила, зачем?
Он облизывает нижнюю губу. Его слюна блестит в свете палочки.
— Кажется, я уже ясно дал это понять.
Внутри все сжимается и переворачивается, когда он делает шаг в мою сторону, сокращая расстояние между нами, подходя ближе и оттесняя меня к стене, пока я не натыкаюсь спиной на холодный камень. От страха я забываю дышать. Его дыхание учащается, когда он опирается рукой на стену в нескольких сантиметрах от моей головы.
