Мое не мое тело. Пленница (СИ) - Семенова Лика (электронные книги бесплатно .txt, .fb2) 📗
«Ну? Умоляй».
Я мысленно сжала кулаки, вся встрепенулась в незримом протесте:
— Это ты будешь умолять. Когда я вышвырну тебя.
«Дура!»
Мои ноги зашевелились. Я сделала неверный шаг, но тут же почувствовала, как гола ступня упирается в мягкий теплый бок Элизабет. Я пнула ее, та перевернулась на спину, голова безвольно запрокинулась. Я внутренне содрогнулась:
— Она жива? Отвечай!
Я пыталась уловить, вздымается ли грудь, но не могла сосредоточиться. Страх на несколько мгновений заблокировал в мозгу импульсы о боли, но теперь она разливалась в стянутом бинтами боку. Перед глазами поплыли «мурашки». Накатила слабость и дурнота. Я со всем жаром надеялась, что эта стерва чувствует то же самое: эту боль, головокружение. Даже надеялась, что она рухнет без чувств, и это позволит мне вновь стать собой. Если Этери завладела моим телом в момент бесчувствия и слабости, значит, в такой же точно момент его можно забрать обратно. Но это были лишь предположения. Я понятия не имела, как это возможно сделать технически.
Моя рука метнулась, ухватилась за цветастую занавеску в изножье кровати. Я едва не повисла на ней. На мгновение помутнело в глазах, тело сделалось ватным.
«Вы все такие немощные?»
Мне показалось, я слышу в ее тоне искреннее удивление.
— Я всего лишь обычный человек. Чего ты ожидала?
Она заткнулась. Видимо, «переваривала» легкий шок. Или что там она себе воображала, захватывая мое тело…
— Ты убила Элизабет?
«Очухается, если повезет».
Этери вертела головой, осматриваясь. На стуле у двери виднелось мое пальто и небрежно брошенное платье. Я только сейчас поняла, что стояла голая, в одних бинтах. Я сделала несколько шагов на неверных ногах, полусогнутая от боли. Платье оказалось в руках.
— Что ты собираешься делать?
«Одеваться, идиотка».
Платье было грязным, с дырой, с огромным пятном заскорузлой крови на боку.
— Мое тело не выдержит. Разве ты не понимаешь? Я упаду через несколько шагов. И ты упадешь. Мы просто умрем. Обе.
«Не пытайся меня напугать».
Этери вертела платье в руках, будто не слыша меня. Она и не собиралась слушать. Похоже, впрямь не понимала, что без помощи эта рана наверняка убьет нас обеих. Мои пальцы замерли, что-то прощупывая в складках ткани. Рука нырнула в карман. Я раскрыла ладонь, видя маленькую «жемчужину», облитую пластиком.
«Голос» Этери похолодел от ужаса:
«Откуда это у тебя?»
Я молчала. Не понимаю, как мне это удавалось в таких обстоятельствах, но я наслаждалась неожиданным страхом, разлитым в ее «голосе». Аж потеплело в груди.
«Откуда это у тебя?»
— Тебе какое дело?
«Отвечай!»
Она взвизгнула, как свинья, которую режут. Я оглохла на мгновение. Даже обманчиво показалось, что я получила над ней какое-то преимущество.
— Что это? — я уже поняла, что это не просто кусок пластмассы.
«Отвечай, когда я спрашиваю!»
Она все больше и больше выходила из себя, а в моей груди эта истерика разливалась теплом удовлетворения. Но в тот же миг моя рука взлетела на перебинтованный бок, надавила на рану так, что я охнула.
«Говори, гадина! Кто дал тебе это? Кто?!»
От боли сбилось дыхание, в глазах мутнело, в ушах запекло. Еще немного — и я упаду без чувств. Но эта чертова Этери, видимо, воспринимала боль совсем иначе. Либо вовсе не чувствовала ее. Либо была настолько ненормальной и стойкой, что могла терпеть. Стерва могла воздействовать на меня, а я была беспомощна, как ребенок, которого ведут за руку.
Она нажала на рану еще раз, резко, безжалостно, и я не сдержала крика:
— Перестань! Прошу, перестань!
«Говори! Кто дал тебе это? Кто?»
— Нордер-Галь.
Это было единственное, что пришло в голову. В конце концов, именно у него я невольно и украла эту проклятую горошину.
Я чувствовала, что Этери онемела. Во мне будто образовалась пустота, и даже на миг показалось, что эта тварь покинула мое тело. Но я понимала, что это ощущение обманчиво.
Наконец, она будто вздохнула внутри, колыхнулась:
«Значит, ты с ним заодно… Я могла догадаться».
Я понятия не имела, что она имела в виду. И не пыталась понять.
«Когда ты должна была это сделать?»
Я не знала, что ей отвечать, но понимала, что если стану отпираться, она вновь начнет истязать. Сейчас только боль имела для меня значение. Но я молчала, не понимала, что соврать, чтобы она поверила. Губы пересохли, горло саднило, будто насыпали толченое стекло.
— Скоро.
Мне было уже все равно, что я говорю. Внутри будто чиркнули острым ногтем — кажется, я только что подставила Нордер-Галя. Но ликования почему-то не испытала. Наверное потому, что мне было сложно оговорить кого бы то ни было. Бабушка всегда учила меня быть честной и порядочной. Я даже едва-едва улыбнулась — не тому она меня учила. Честность и порядочность остались где-то далеко-далеко в ее идеальном мире атласных панталон и безупречных укладок.
Тон Этери смягчился, стал вкрадчивым, спокойным, каким-то умиротворенным. Будто мои слова обрадовали ее:
«Тебе, конечно же, не сказали, что ты тогда тоже умрешь?»
— Нет.
Я отвечала поспешно, не думая, стараясь попасть в то, что она хочет услышать. Но она не замечала этого, не хотела замечать. Ей не нужны были мои ответы — ее больная фантазия вполне справлялась. Кажется, Этери решила, что Нордер-Галь пытался избавиться от нее. Я знала ее от силы пару суток — но тоже горела этим желанием. Кажется, я никогда ничего не хотела настолько сильно. Я недоумевала, почему ей в голову пришла такая сложная идиотская схема, когда достаточно было просто разбить ту чертову колбу. Разбить вдребезги и вышвырнуть в мусор осколки. У Нордер-Галя были все шансы, но он этого не сделал. Хоть мне и казалось, что он, действительно, не хотел возвращения Этери. Но сейчас, в эту минуту, я стократно жалела о том, что не выронила колбу тогда, когда нашла впервые. Не швырнула об пол прямо у него на глазах. Это было так просто — одно неловкое движение. И ничего бы этого не было… Может, меня бы уже не было в живых, но моим телом не распоряжалась бы эгоистичная шарахнутая тварь. Если бы знать…
Этери, наконец, присела на стул, прямо поверх скомканного платья, откинулась на спинку. Мне стало немного легче. Боль в боку притуплялась и расползалась. Меня лихорадило. Я опустила глаза и с ужасом увидела, что бинты окрасились свежей кровью.
— Рана открылась.
Мои пальцы скользнули по повязке, запачкались. Я хотела повернуть голову, посмотреть на Элизабет, в надежде, что та очнулась, но не смогла. К этой беспомощности невозможно привыкнуть.
— Нужно сменить бинты.
Стерва меня не слышала, будто витала в своих воспаленных мыслях. Катала горошину по окровавленной ладони. Мне почему-то казалось, что она озлобленно улыбается.
«Сначала он увидит, как я полноправно вернусь…»
Уже не было острых нервных метаний. Лишь холодное обреченное осознание: в тот миг, когда она полноправно вернется, перестану существовать я.
* * *
Этери рылась в скромной комнате Элизабет, будто имела на это право. Выпотрошила железный медицинский шкафчик, вывалила на стол рулоны бинтов. Она разрезала ножницами старую окровавленную повязку и содрала. Я охнула. Едва-едва присохшая кровь отошла коркой, как старый почерневший пластырь. Я увидела небольшой, всего в пару сантиметров, но страшный воспаленный шов, схваченный толстыми красными нитками. Или просто нитки окрасились кровью. Примерно так же бабушка зашивала праздничную утку, в которую засовывала мелкие терпкие мандарины.
Этери взяла кусок ваты, пропитала спиртом до мокроты и, не колеблясь, приложила к шву. Я закричала. Выкатила глаза от резкой дерущей боли, которая с кровотоком со скоростью света ударила в мозг. Спирт стекал по бедру, будто обжигал кожу морозом. Но я не могла шевельнуться — мои движения были не моими.
