Город грехов (СИ) - Траум Катерина (читать хорошую книгу .txt) 📗
Тяжело дыша и дрожа, Ребекка упала головой на его грудь, слушая бешеный ритм сердцебиения. Как барабанная дробь. Блаженная улыбка расцветала на лице, и она оставила на Заккари легкий смазанный поцелуй, упиваясь этим моментом близости. Он отпустил ее ягодицы, чтобы поднять руки к плечам и запутаться пальцами в мягких кудрях.
Говорить не хотелось. Только чувствовать друг друга всем телом. Тишина клуба прерывалась шумными дыханиями, пытающимися вернуться в нормальный ритм. Бетти подняла голову и поймала взгляд Гранта: незамутненный, чистый, сияющий охрой у радужки. Дарящий всю нежность, на какую способен человек с кличкой «Аспид».
— Я больше никогда тебя не отпущу, моя девочка-радуга. Ни за что на свете, — твердо заверил он прежде, чем слиться с ней в поцелуе: мягком и легком, ярко контрастирующем с предыдущими. Крича без слов о всем, что внутри.
«И не надо» — подумалось Ребекке, когда она вновь обхватила его лицо руками.
16. Доверие
К хорошему привыкаешь быстро. Так и Заккари за последнее время жизни в доме матери смирился с солнечными лучами, бьющими в окно по утрам, с гремящим у входной двери бутылками ровно в десять молочником и с запахом свежесваренного кофе в турке на газовой плите. Грета почему-то еще не ушла, а на сковороде шипела яичница с беконом. Спускающегося по лестнице сына с заспанным лицом и спутанными торчащими волосами она встретила легкой улыбкой.
— Как спалось? Слышала, ты вернулся уже почти под утро. Все в порядке? — миссис Грант озабоченно нахмурила брови, заметив припухшую разбитую губу Зака. И вроде нельзя вмешиваться, но материнское сердце заныло тревогой.
— Мм, мало, — парень широко зевнул и закатал рукава своей клетчатой фланелевой рубашки. Единственный минус проживания здесь в том, что вынужден прикрывать плечи, а сегодня еще и перебинтованную грудь, дабы не ловить ее шок и сочувствие, — Пахнет ужасно вкусно, а почему ты не на работе?
— Там сегодня… генеральная уборка с утра пораньше, — Грета отвернулась к плите и начала раскладывать завтрак на две тарелки, закусив губу.
Зак вздохнул. Конечно, когда он вызвал ребят из Змей помочь с трупами, те должны были убрать все следы его «развлечения». Но, видимо, руки у них из задницы. Лучшая защита — нападение, и Грант, присев на скрипнувший деревянный стул, решился-таки спросить:
— Кстати говоря, где ты набираешь персонал? Вчера кое-кто из твоих механиков завязал небольшую потасовку…
— Это они тебя так? — вздохнув, Грета отставила тарелки и развернулась к сыну, — Не знаю, чего ты ждал. У меня очень сплоченная команда, и не думай, что пропажа двух сотрудников не была замечена. Я слышала вчерашние разговоры: ребята были напуганы и хотели идти к Мароне, но потом передумали. А уж что у них было на уме после, я понятия не имею, — она тщательно подбирала слова, чтобы не было видно, как много знает того, чего не положено.
Но Зак и сам понимал, что мать далеко не дура. Сначала интерес к Бьюику и спискам сотрудников, потом просьба задержать двоих после закрытия, а затем их исчезновение… Тут и на голову больной инвалид сложил бы два и два. Он знал, что такое погружение в дела Змей постороннего не понравится отцу, но теперь было откровенно плевать. Зак избавился от этой удавки на шее. И после вчерашнего разговора по пути до дома Чейз вообще раздумывал над важным решением.
Ночь была удивительно теплой и звездной. Хлопнула металлическая дверь заднего входа в клуб, и Грант поднял так и оставшийся на земле револьвер. Сунул его за пояс брюк и прикрыл слишком большим чужим полосатым свитером — все, что нашлось в гримерке, но это лучше рваной окровавленной рубашки и пиджака.
— Ты так и не рассказал, что произошло, — несмело напомнила Бекки, поправляя свою кофту на плечиках. В обычном сером платье, с собранными в хвостик на голове волосами, она выглядела безумно милой и домашней. Еще более привлекательной, чем в испорченном концертном наряде. До замирающего сердца. Никаких больше отговорок. Никакого вранья.
— Что ж, если совсем кратко и без неприятных подробностей… После неудачного ужина я поехал разбираться с механиками. Выяснил, что они и убили того парня, которого сбросили в реку. А вот к остальным смертям не причастны, — пытаясь сохранять спокойный тон, Зак взял Бекки под руку, чтобы ощущать ее тепло, и они двинулись в темноту улицы.
— Наверное, мне лучше не спрашивать, как ты добился таких выводов и что с ними стало, — понурила голову Ребекка, усиленно рассматривая носки своих туфель, — Теперь понятно, почему ты решил, что их друзья пришли сегодня отомстить. Но как они узнали, что это был ты?
— Нетрудно догадаться, малышка. Это моя работа. Палач. Аспид.
Баритон звучал тихо и глухо. Зак до мурашек испугался, что сейчас до нее начнет доходить, с кем связалась. То, чего боялся с самой первой такой встречи на ночной улице, все-таки произойдет — в изумрудных глазах появится отвращение. Он этого не вынесет.
— Кстати, раз уж ты сегодня решил быть честным — откуда взялась твоя кличка? Она странная, — на удивление, Бекки не отодвинулась ни на миллиметр, продолжая идти с ним бок о бок. Наверное, все дело в том, что она приняла эту сторону его жизни очень давно. Еще когда впервые увидела Гранта в действии, в этом самом кабаке, усмиряющем толпу бандитов с пулеметом одним взглядом и звучанием имени. Эта сила была одной из составляющих его характера, закаленного годами. И Бекки любила даже такого Зака — ведь невозможно было разделять его личность на составляющие.
Он не хотел рассказывать. Именно поэтому ненавидел, когда кличка звучала вслух. Из-за воспоминаний. Его личный позор, который будет преследовать в каждом кошмаре до гробовой доски. Источник той тьмы в груди, от которой никогда уже не избавиться до конца.
— Если я расскажу — ты меня возненавидишь, — прикрыв глаза, прошептал он, и вдруг стук каблучков стих, а Бекки остановилась, мягко разворачивая его к себе. Ласковая улыбка и блеск ее глаз влили новую порцию решимости в густеющую от холодка кровь.
— Никогда, Зак. Даже не сомневайся, — она уже почти привычным жестом невесомо коснулась его скулы своим пальчиками, соединяя родинки. Теперь не было тошноты — словно его демоны подружились между собой, прекратив разрывать грудь на куски.
— Однажды, когда мне исполнилось восемнадцать, отец отдал приказ, — начал Зак, не отрывая взгляда от сверкающих в темноте изумрудов и не выпуская ее маленькой теплой ладошки, сжимая девичьи пальчики все сильней, — Он сказал, я готов занять свое место в Змеях. И должен доказать свою преданность. У него были проблемы с одним человеком, который переманивал людей в свою организацию, грозя стать нашим конкурентом. И мне предстояло избавиться от него с особой жестокостью, чтобы больше ни у кого не было соблазна, — он замолк, тяжело дыша, как от пробежки. Первое убийство стояло перед глазами яркими красными пятнами, затмевая все вокруг.
— Что было потом? — абсолютно невозмутимо поинтересовалась Бекки, словно не замечая, что пальцам уже немного больно от силы его руки. Происходило что-то важное, и она не хотела это прекращать.
— Он жил в Ворчестере со своей семьей. Я пришел ночью в его дом, совершенно не представляя, как это сделаю. А потом… все случилось само. Словно мне давно нужно было лишь это. Причинить кому-то боль, большую, чем испытывал сам. И я убил их, и мужчину, и его жену. И только уходя из кровавого ада, в который превратился этот дом на окраине города, заметил, что под кроватью пряталась маленькая девочка… Она все видела. С тех пор живет у сестер милосердия и не сказала ни слова.
Резкий выдох, и легкие щиплет почти также сильно, как глаза. Огромный черный комок вины, которая никогда не исчезнет. Она съедала его изнутри, отрывая куски, подобно голодной гиене. Скалилась и смеялась над ним, сверкая теми напуганными маленькими карими глазами, в которых поселилось безумие — из-за него.
Бекки всхлипнула, не удержав своих эмоций. Ждала чего-то подобного. И как бы ей не было жаль ту семью и того ребенка, она видела сейчас, как сильно раскаивается сам Зак. Что столько лет избиваемый и подавляемый подросток не мог поступить иначе, получив приказ. И это было не оправдание его поступку, а принятие случившегося. Уже поздно исправлять. Можно только попытаться простить себя.
