Жест Лицедея (СИ) - Моури Эрли (хорошие книги бесплатные полностью .txt, .fb2) 📗
То, что вместо легкого открытого экипажа подали карету на шесть мест, запряженную четверкой лошадей, Ирина очень удивилась. Я сказал, что ошибся, а дворецкий уже сунул карточку в ямской посыл и решили не отменять. Правда, позже выяснилось, что я Ирину на лишние семьдесят пять рублей опустил, но опыт — он бесценен.
Поскольку особой цели у нашей поездке не имелось, то решили прокатиться к Лидийскому рынку. Там, как слышала Ирина появились новые платья из модной ныне мануфактуры «Клео», а на обратном пути мы решили заехать на обед в ресторан. И я едва не согласился на «Аполлонию», потом спохватился: ведь мало ли как разговор повернется, может официант меня вспомнит или владелец заведения. Возьмут и ляпнут при Ирине про Леночку, которая была со мной. Поэтому решили отобедать в «Мраморном море» — там, говорят, тоже очень славно и вкусно.
Дорога к Лидийскому рынку около семи верст, потому как этот новый рынок уже за городом, у стен древнего амфитеатра. В общем, добираться не близко, и мы сначала говорили с Ириной о Петербурге и Наташе, а потом меня очень возбудило смотреть, как шевелятся в разговоре ее губы, и я сказал:
— Ир, слушай, а возьми в рот?
Сначала я думал, что «мама» возмутиться как вчера, но она хохотнула, прикрыв тот самый рот ладошкой и ответила:
— Ты совсем с ума сошел?
Только я сразу понял, что это означало «да».
— Как это можно сделать в карете? Вдруг мы остановимся, и кто-то заглянет? Нет, ну Саш… — она будто отказываясь, качнула головой.
— Тебя разве не возбуждает такой риск? — я сунул ей руку под юбку.
— Возбуждает… — ее серые глаза смеялись.
— Тогда выбирай: или в ротик, или я тебя трахну, — она уже знала, что означает «трахну».
— Какой ты вульгарный! Хорошо, в ротик, — согласилась она. — Сейчас только платок приготовлю, — открыла сумочку, в поисках платка и добавила: — Кажется, ты заказал карету специально.
Она сама заботливо расстегнула мне брюки — «мама» все-таки. Шутка. Взяла его рукой, тихонько сжимая, чувствуя, как он становится большим и твердым.
— Подожди, давай так, — я расстегнул верх ее платья, выпуская на свободу ее великолепные груди. Затем задрал ее юбку и пояснил: — Разврат должен быть полным, бескомпромиссным.
— Какой же ты пошлый и хороший! — прошептала она, наклонилась и взяла головку в рот сразу глубоко и звучно.
Я дотянулся до ее киски. Всего несколько ловких движений пальцем — она стала мокрой. От проникновения моих шалунишек глубже, Ирина тихонько застонала и принялась сосать член с неожиданной жадностью. Боги! Как она прекрасна! Настоящая женщина и настоящая графиня! Не думайте, это не стеб. Она в самом деле, исполняла минет как-то особенно деликатно, так, что игра ее язычка пробирала меня до позвоночника. Я же играл пальчиками в ее мокрой, обильно текущей киске точно на волшебном музыкальном инструменте, с каждой новой нотой поднимая ее к вершине блаженства. А потом нащупал набухшую ягодку клитора и устроил Ирочке такой прекрасный финал. Она вскрикнула, сводя ножки, судорожно дергаясь и глотая мой огромный член.
Разумеется, я от такого сразу кончил. Ирочка, увы, немного поперхнулась. Карета остановилась, и извозчик, спрыгнув наземь, заглянул в окно:
— У вас все в порядке?
— Да! Все хорошо, — я махнул рукой, повелевая исчезнуть.
Но этот мудень проявил одновременно много любопытства и наглости: нашел взглядом Ирину, которая выпрямилась и отвернулась к противоположному окну, прижимая к лицу паток.
— Поезжай! Чего стоишь? — сердито сказал я.
— Ах, ну да. Извиняюсь, — отвесив поклон, он вернулся на место, и кони скоро тронули.
— Боги! Какой ужас! — Ирина отняла платок от лица: оно было красным от стыда, мило украшенное прозрачно-жемчужными брызгами семени. — Я сейчас от позора сгорю!
— Не говори глупости. Потом будешь вспоминать это, как прекрасное приключение и смеяться. Ну, все хорошо, — я коснулся пальцем ее носика. — Улыбнись, принцесса.
Она не улыбнулась. Она засмеялась, упав мне на колени. Я ее люблю! Люблю все больше!
— Саш, я чувствую себя девчонкой, — было непонятно, жалуется она сейчас или рада такому чувству.
— Но ты же девчонкой не делала это… — конечно она поняла, что я имел в виду минет.
— Я в душе помолодела на двадцать лет, — она не хотела отрывать голову от моих коленей, несмотря на то что карету шатало на разбитой дороге.
— То есть тебе сейчас шестнадцать? — уточнил я, поглаживая ее волосы.
— Да, — согласилась она. — И ты меня бессовестно развращаешь. Боюсь представить, чему еще ты можешь меня научить. И еще мне надо где-то помыться. У меня в трусиках все мокрое.
— А ты не бойся. Представь, и мы сделаем это, — мне захотелось как мокро у нее в трусиках.
На рынке мы надолго не задержались. И не было там ничего интересного, ведь ездили просто так, по причине, что Ирина придумала такую отмазку перед Лапиным. Поскольку ей всецело врать не хотелось, вот и сказала, что обещала отвезти сына на рынок и якобы у меня здесь какие-то интересы. Интерес наш вышел простым: я купил себе кое-что свежее из одежды — мне не нравился стиль сусла, и выпал подходящий случай пополнить гардероб, более удобными вещами. Тем более мое тело заметно окрепчало, и некоторые старые рубашки стали тесны. Ирина и себя порадовала новым платьем и брючным костюмом, серого цвета, так приятно сочетавшегося с цветом ее глаз.
Часам к двум дня мы добрались до ресторана «Мраморное море» и отпустили карету. За обедом нам пришлось поговорить о вещах серьезных. Я решил выведать больше об истоках вражды Троцких к нашему роду. Ссылаясь на провалы в памяти, задавал «маме» вопросы, она мне все охотно рассказывала за неспешным обедом.
Оказывается, у Троцкого Григория Матвеевича, которому ныне 53 года, помимо дочери Светланы имелся еще старший сын Егор. И он погиб через пару недель после неудачной попытки Апрельского переворота. Того самого, когда старое дворянство, еще называемое дворянством истинным, пыталось сместить Ульяновых и вернуть имперский престол Романовым. Увы, переворот не состоялся, многие истинные дворяне из числа заговорщиков были вынуждены бежать: кто в Римскую империю, кто в Египет, некоторые даже подались за океан в набиравшее силу государство Ацтеков. Мой отец, Разумовский Петр Михайлович в заговоре будто бы не участвовал, но все равно впал в немилость к Ульяновым из-за вполне естественных связей со старым дворянством. Однако Егор Григорьевич Троцкий якобы нарыл на моего отца кое-какие очень неприятные сведения о его слишком неприятных для государя связях с князем Трубецким, возможно даже непосредственном участии в тех апрельских событиях. И как только Егор это нарыл, так и помер при загадочных обстоятельствах через несколько дней, и бумаги из его сейфа пропали.
Троцкий старший, который Григорий Матвеевич, тот якобы уверен, что в смерти Егора и исчезновении важных документов повинно семейство Разумовских. Отсюда и крайняя ненависть. Якобы Григорий Матвеевич поклялся извести наш род, отомстив за сына. И вообще, со слов Ирины Львовны, Троцкие вместе со Сталиными и Дзержинскими самые махровые ненавистники старого дворянства. Если нынешний император, Ульянов Илья Сергеевич пытается примирить истинное дворянство и новое, что полезно для упрочнения империи и собственной власти, то эти всякие выскочки из прежних революционеров: Троцкие, Сталины и прочая шалупень, мутят воду, всячески тянут одеяло на себя. И еще Ирина напомнила, что очень многое для нас, Разумовских, зависит от Чаши Никорпа — вещи магической и, увы, ныне утраченной. Если я ее правильно понял, то спизд…нной Троцкими. Ведь не зря говорил мой отец: «Как не станет у нас Чаши, так и нас всех не станет». А после его неожиданной и странной смерти лишился наш угасающий род этого могучего артефакта.
В общем сложный, серьезный вышел разговор с «мамой». Несмотря на великолепный обед под легкое вино, Ирина Львовна очень погрустнела. И я ей сказал:
