Праздник любви - Бурдон Сильвия (бесплатные версии книг TXT) 📗
Часть 4. Приглашенные. Они приходят в основном парами. Желательно, чтобы мужчин было немного больше, чем женщин, для того, чтобы была возможность передачи эстафеты от тех, которые уже извергали свои протуберанцы и набирают силы. Мужчины должны быть такими же красивыми, как и женщины. Предпочтительно, чтобы большинство людей знали друг друга во избежание потери времени на светскую болтовню, биржевые новости и т. д. Важно, чтобы у всех были внутренняя раскованность, желание и ожидание необыкновенного. Присутствие пары педерастов, садомазохистов или даже афганской борзой может придать празднику уточненный колорит. Соблюдается принцип: будьте разносторонни и не отступайте ни перед чем. Вы можете услышать стоны, вздохи, плач – это мелодия счастья.
Часть 5. Слова. Как я уже говорила, я долгое время была заторможена в этом смысле. Первый мужчина, который научил меня жуировать, рассказал, что самые непристойные, похабные, гадкие слова в обычной жизни ночью могут вызвать поистине прометеевскую эрекцию у мужчин и ниагарские приливы волн у женщин. Мне трудно приводить эти слова письменно. Лучшая устная поэзия может трансформироваться через печатное слово в вульгарное изделие секс-шопа.
Дорогой читатель, сестры-читательницы, не читайте нижеследующее, но услышьте и произнесите это в постели, когда будете наслаждаться. «… меня сильней, я люблю твой толстый… кусай меня, заходи поглубже…» Так можно продолжать до бесконечности, и оргазм будет не раз сопровождать эти слова. В любви слово – золото! У нас речи отдается предпочтение за ее силу, побуждающую тело отдавать сполна. Доказательство истины – это открытая дверь, в которую входят для получения этих доказательств.
Мне нравится, чтобы меня видели. Дюжины глаз и членов я уже познала в удовольствиях. Позднее кино стало моим призванием, и я счастлива сознавать, что мое тело стало таким же знаменитым в Париже, как Триумфальная арка или Пантеон. Я хочу быть первой во всем. В кинематографе я начинала организатором, экспериментатором, сценаристом. Я спокойно участвовала во всех кинопробах всех масштабов сексуальности. Думаю, что мой последний вздох будет вздохом удовлетворения.
Я открывала для себя также радости дружбы. Поистине достойны жалости те, кто думает, что любовь и дружба несовместимы. Моих лучших товарищей я встречала на коллективных сеансах. Часто мы находили друг друга для участия в фильмах. Человека, с которым я жила три года, Жерара, я встретила на оргии. Самые крепкие дружеские чувства могут возникнуть после страстных объятий.
У меня гораздо больше друзей, чем подруг. Я встречала не много женщин, которых я могла бы назвать действительно превосходными, большинство же из них еще носят отпечаток тысячелетней рабской зависимости, и это только потому, что час освобождения еще не пробил в их разуме. Наиболее распространенными свойствами женщин я считаю набожность и недружелюбность. У меня есть приятельницы, последовательницы, коллеги по нашему общему делу, равные мне, царящие на всех наших вечерах, окруженные мужчинами, которым они приносят свой дар, называемый воплощенным воображением. Другие же, не сумевшие жить такой же жизнью, как мы, считают меня просто нимфоманкой, мазохисткой, которая игнорирует свою болезнь и не понимает этого зла в себе. Я не спешу с самооправданием: каждый живет так, как он хочет, и сообразно своему воспитанию. Единственное, что меня интересует, – это счастье мое и моих друзей.
СЦЕНЫ СОВМЕСТНОЙ ЖИЗНИ
Я встретила Жерара, моего прекрасного Пигмалиона, на вечере у друзей. В этот момент я одаривала мою подругу ласками моего языка. Вдруг я почувствовала, как кто-то овладел мной сзади. Очарованная таким внезапным штурмом и не имея возможности повернуться, я осведомилась у моей подруги о нападающем. Она удивилась: «Как, ты не знаешь Жерара? Тогда позволь его представить тебе – Жерар. Это – Сильвия». Знакомство произошло без прерывания наших занятий. Потом мы лежали рядом, и он сказал что-то банальное. Я подумала: «Вот еще один, у которого все в конце и ничего в голове». Потом он меня спросил: «Знаете ли вы, мадемуазель, что такое эротика?» Я ответила: «Эротика не существует, она у каждого своя. Я ее понимаю так, как хочется мне». Тогда он молча и прилежно опять принялся за дело, в котором он был большой мастер.
На другой день мы встретились с ним у других друзей, и он пригласил меня в клуб любителей природы. Он назначил мне свидание на 10 утра. Беседуя с ним в автомобиле, я почувствовала, что он обольстителен, но по дороге пошел дождь, и мы вернулись обратно. Он позвонил на следующей неделе и пригласил меня в Ниццу, где у него было дело. Не знаю почему, но я согласилась, хотя Ницца – это не Рио-де-Жанейро. Там мы отпраздновали приход нового, 1973 года. С тех пор мы не расставались и стали жить вместе. У нас была дивная любовь. Каждый уважал свободу другого, у нас был одинаковый сексуальный вкус, одинаковое желание чрезмерного. Я могла, например, на неделю уехать с любовником, привести друзей домой – это не стесняло его. Наоборот, часто он уже с приготовленным к удовольствиям членом выходил из своей комнаты, чтобы присоединиться к нашим играм. А те, кого начинало смущать его присутствие, вскоре переставали меня интересовать. Жерар привил мне вкус к полной свободе и формировал мое мировоззрение.
Ревность – это удел людей беспокойных, неуверенных в себе. Жерар олицетворял собой эмоциональную стабильность и психологическую уверенность. Вот почему мне было так трудно с ним расставаться, когда он стал надоедать мне. Но я хотела бы представить его вам.
Ему было 48 лет, он – бизнесмен, прожил холостяком до 35 лет, потом женился на девушке, которая разделяла его пристрастие к коллективным сборищам. Все шло хорошо до тех пор, пока не родился сын. Это изменило все. Она не хотела больше никуда ходить, устраивала ему сцены, хотя он всегда испытывал больше любовь к удовольствиям, чем к женщинам, которые доставляли ему это удовольствие. Он никогда не был ревнивым. Женщины часто упрекали его за это. «Раз ты не ревнуешь, значит, ты меня не любишь». Конечно, они ошибаются. Наоборот, чем больше ему нравилась женщина, тем большее удовольствие доставляло ему чувство, что другие тоже могут испытать наслаждение с этой женщиной.
Его не смущало, когда женщина, с которой он был, уезжала с кем-нибудь на несколько дней. Единственным его условием было то, чтобы она рассказала ему обо всем после возращения. Все подробно. Он сам просил ее об этом, желая пополнить арсенал своих сексуальных возможностей. Ведь учиться не поздно в любом возрасте. Он считал, что чувство собственности обладания женщиной – самое глупое человеческое чувство. Можно владеть магнитофоном, велосипедом, домом, но не человеческим существом. Это смешно. Нельзя же быть обладателем собственного сына, например. Если восемнадцатилетнему сыну попытаться навязать свои взгляды, он просто пошлет куда-нибудь и будет прав. Жерар считал, что тысячелетнее подавление мужчиной женщины заслуживает сожаления. Таковы его принципы свободомыслия. Между нами происходил такой диалог.
Жерар: «Я никогда не считал донжуаном мужчину, который занимается любовью с сотней женщин, и не считал шлюхой женщину, которая имеет сотню мужчин. Почему мужчина присваивает себе монополию на обладание женщиной, уступая ей сомнительные привилегии вынашивания ребенка, временами снисходя до кратковременного соития с ней. Это результат опустошительного действия иудейско-христианской морали. В молодости, еще до призыва на военную службу, у меня был приятель, а у него – симпатичная подружка. Однажды я переспал с ней, нам с ней было очень хорошо. На следующий день я увидел моего приятеля и сказал ему: «Ты знаешь, она очень хороша в постели, твоя подружка». Я думал, что он взорвется от злости. Разъяренный, красный от гнева, он бросился на меня с кулаками: «Как ты, мой друг, посмел сделать это?!», «Ты последний подонок» и т. д., и т. д. Я смотрел на него изумленно: «Но я же не разлучаю тебя с ней. Она тебя любит и будет с тобой, я провел с ней всего лишь несколько приятных мгновений, и нахожу смешным твой инстинкт собственности».
