Любовь длинною в жизнь (ЛП) - Харт Калли (читать книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
— Скажи мне, — цедит он сквозь зубы. — Скажи, когда кончишь.
Я бы выразилась словами прямо сейчас, но не могу говорить. Стону, кивая головой, показывая ему то, что он, должно быть, видит в моих глазах, когда во мне начинает пульсировать оргазм.
— Черт. — Каллан ускоряет темп, а потом мы вдвоем прижимаемся друг к другу, его лицо утыкается в мою шею, и мы оба кончаем. Я впиваюсь ногтями ему в спину, едва удерживаясь, когда он рычит, взрываясь оргазмом. Его член пульсирует внутри меня, оставаясь твердым, основание все еще трется о мой набухший клитор, когда разваливаюсь на части.
Каллан падает на меня, не в силах больше удерживать свой вес, и мы оба лежим совершенно неподвижно, тяжело дыша, пытаясь отдышаться.
Мы долго молчим. Тяжелое спокойствие окутывает нас, тянет к себе, манит в полузабытье, но ни один из нас не сдается. Каллан гладит меня по волосам так нежно, что на глаза наворачиваются слезы. Спустя долгое время он выходит из меня и ложится рядом, наблюдая за мной, продолжая гладить по голове. Он не должен видеть слезы в моих глазах. Не хочу показаться жалкой. Не хочу быть настолько эмоционально искалеченной тем, что только что произошло, но этого невозможно избежать. Каллан хочет попытаться исправить нашу жизнь прямо сейчас. Он хочет попытаться придумать какой-нибудь план, который позволит нам быть вместе до конца наших дней.
Я нуждаюсь в этом больше, чем мое тело нуждается в кислороде, чтобы выжить, но это не может произойти, пока он не узнает всю правду. Каллан словно читает мои мысли. Когда тихая слеза скатывается по моему лицу, он кладет руку мне под голову и притягивает к себе на грудь. Целует меня в висок и вздыхает.
— Давай, Корали, — шепчет он мне на ухо. — Теперь все зависит от тебя, малышка. Скажи мне то, что должна мне сказать.
Так я и делаю. Сделав глубокий вдох, собираю последние остатки мужества, которые у меня есть, и выкладываю правду.
— Я не просто потеряла ребенка, Каллан. Мой отец... он узнал, что я беременна, и слетел с катушек. Он... он избил меня. Сделал мне больно, мучил меня часами, пока... пока наш ребенок не умер. Это все моя вина, Каллан. Если бы я сказала что-то кому-то раньше, этого бы никогда не произошло. Он умер из-за меня, Каллан. Это моя вина. С таким же успехом я могла бы убить его сама.
Глава 18
Корали
Миткаль.
Прошлое
Мне следовало бы знать, что отец заметит, как округлился мой живот. Но я не ожидала, что он набросится на меня с кулаками. Месяцем раньше, когда я была всего на третьем месяце беременности, все еще довольно плоская и хорошо скрывала свою утреннюю тошноту, моя учительница рисования загнала отца в угол в продуктовом магазине и сказала, что мое последнее задание в ее классе выиграло мне поездку в Нью-Йоркский институт искусств в качестве потенциального стипендиата. Он не мог сказать ей, что не отпустит меня, так как все расходы были оплачены. Каллан только что поступил в Колумбийский университет на факультет фотожурналистики, так что мы оба мечтали о совместной жизни за пределами Порт-Ройала.
Я ждала такси у входной двери, которое должно было отвезти меня в аэропорт, и не заметила, как Малкольм подкрался ко мне по коридору. Он завопил, как баньши, схватив меня сзади, зажимая рукой мой рот, не давая мне издать собственный крик.
— Ты омерзительна, знаешь это? — выплюнул он мне в ухо. — Грязная, лживая маленькая шлюха. Ты ничего не сможешь от меня скрыть, Корали. Будь уверена в этом. — Он ударил меня кулаком в живот, яростно рыча.
Через открытую входную дверь я видела, как желтое такси остановилось у тротуара, готовое увезти меня, но я больше не собиралась ехать в Нью-Йорк. Меня тащили в подвал, и мой отец собирался избить меня до полусмерти.
Теперь вокруг темно. Не знаю, потому ли это, что я все еще в подвале, или потому, что мои веки распухли. Малькольм несколько часов ходил взад-вперед, а я лежала на голой земле, почти без сознания. В конце концов, к счастью, провалилась в темноту. Теперь, когда очнулась и ничего не вижу, не могу точно сказать, здесь ли он все еще или нет, просто лежу молча, выжидая. У меня все болит.
Меньше чем в пятидесяти футах от меня Каллан, вероятно, помогает матери готовить ужин. Или он наверху, в своей комнате, с плотными черными занавесками, задернутыми на окне, полотенцем, подсунутым под дверь, проявляет некоторые из своих негативов. Он, наверное, думает о том, как мы планируем рассказать Джо о ребенке, как только я вернусь из поездки.
Наверху скрипит половица, и я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи. Оживает низкий гул телевизора, и меня охватывает облегчение. Его нет здесь со мной. Он наверху, в гостиной, без сомнения, сидит с пивом в своем кресле, как будто ничего не произошло. Напрягаюсь, чтобы открыть глаза. Веки распухли почти до такой степени, что я вообще не могу их открыть, но мне удается приоткрыть их достаточно широко, чтобы разглядеть очертания верстака моего отца в почти кромешной тьме. Мне требуется некоторое время, чтобы подняться, а потом еще больше, чтобы встать на ноги. Острая, стреляющая боль пронзает мой живот, заставляя сгибаться пополам каждый раз, когда появляется новая судорога. Агония захватывает дух. Я считаю шаги, которые делаю, прежде чем, наконец, достигаю нижней ступеньки лестницы, ведущей на первый этаж дома. Там есть выключатель, который я легко нахожу. На секунду я впадаю в панику, предполагая, что отец просто вывернул лампочку из светильника, чтобы наказать меня еще больше, но когда маленькая комната заливается светом, я испытываю облегчение.
То есть до тех пор, пока я не смотрю на себя и не вижу кровь.
Она повсюду, почти черная, пропитывает мои джинсы между ног. На земле в нескольких футах от меня, вероятно, там, где я лежала минуту назад, в грязи скопилось темно-красное пятно, наполовину высохшее, наполовину еще влажное... ее там так много. Подношу руки к лицу, чтобы прикрыть рот, чтобы не закричать от ужаса, но мои руки тоже в крови, кожа в ярко-красных пятнах и липкая, и это последняя капля. Падаю на землю, сгибаюсь и прижимаюсь лбом к прохладной земле, всхлипывая, струйки слюны и соплей стекают по моему лицу. Я обхватываю руками живот, теперь понимая, почему мне так больно.
Ребенок. Ребенка больше нет.
Не знаю, сколько я так пролежала. Через некоторое время боль в животе становится такой сильной, что думаю, что она убьет меня. Я счастлива этим, больше всего на свете мне хочется умереть. Через какое-то время впадаю в забытье. Когда просыпаюсь, бог знает, сколько времени спустя, боль становится еще сильнее, но мое тело начинает чувствовать онемение, как будто мои нервные окончания истощены, неспособные зарегистрировать огромную глубину и ширину боли, которую испытываю.
Стягиваю джинсы и нижнее белье, охваченная внезапной и неоспоримой потребностью тужиться. Кричу, рыдаю и зову на помощь. Умоляю отца вызвать врача. Но дом надо мной безмолвен. Я снова забываюсь в полном изнеможении.
В следующий раз, когда просыпаюсь, один из обеденных подносов уже стоит на земле рядом со мной, а на нем — полстакана воды и бутерброд с сыром. Ничего больше. Никаких обезболивающих. Никакой чистой одежды. Ничего. Я швыряю стакан с водой в стену, рыдая, когда вода проливается и стекло разбивается. Меня слишком тошнит, чтобы съесть бутерброд, поэтому он отправляется туда же. Каким-то образом мне удается подняться на ноги, но к тому времени, когда я достигаю нижней ступеньки лестницы, у меня уже нет сил подниматься по ней. Я ползу.
Наверху обнаруживаю, что дверь заперта, и как бы сильно я ни дергала ее или ни кричала в узкую щели под ней, никто не приходит, чтобы открыть ее.
Думаю о Каллане, живущем по соседству, о его повседневной жизни. Должно быть, прошло уже несколько дней с тех пор, как должна была уехать в институт изящных искусств. Должно быть, он удивляется, почему я до сих пор ему не позвонила. Впрочем, он не будет сильно волноваться. Он будет думать, что просто наслаждаюсь, учусь, сосредоточив все свое внимание на открывающейся передо мной возможности, как он и сказал мне. Я рыдаю часами, потому что знаю, что никто за мной не придет.
