Eden (ЛП) - "obsessmuch" (электронная книга txt) 📗

— Ты не собираешься ответить мне, грязнокровка? — спрашивает он, растягивая слова. — Я прав? Ты сломлена?

— Да, — отвечаю сквозь стиснутые зубы.

Позволь мне увидеть его смерть…

Он улыбается еще шире, и меня охватывают ненависть и стыд.

— Хорошо.

Люциус отходит от меня, указывая палочкой на пол, где в мгновение ока появляются чашка супа, кусок хлеба и кубок с водой.

— Прошу. Ты должно быть голодна.

Пошел к черту.

Хотя нет, ад слишком хорош для него. Его вышвырнут оттуда, едва он успеет переступить порог.

— Когда закончишь, можешь поспать. Думаю, тебе стоит побыть здесь некоторое время. Я еще не закончил с тобой. Мне хочется убедиться, что ты действительно усвоила урок.

Что ж, это еще не конец. И это никогда не закончится.

Он проводит пальцем по моей щеке, и я шарахаюсь от него. Он ухмыляется.

— Сожалею, что не могу остаться с тобой, у меня есть очень важное дело. Между тем, желаю тебе приятных сновидений.

Он достает из кармана маленький ключик.

— Главный зал.

Едва слова срываются с его губ, как ключик озаряет комнату красным светом, и последнее, что я вижу перед тем, как Люциус растворяется в воздухе, — это ухмылка на его лице.

Я медленно ложусь на пол.

Господи, позволь мне увидеть, как он страдает, и я буду благодарить за это вечно. Аминь.

Как он смеет? Как… как черт побери, он смеет? Я ненавижу его, и его гребанные чистокровные замашки, его самодовольство и лицемерие. Ублюдок, какой же он ублюдок…

Я беру поднос с едой и бросаю его в стену, равнодушно глядя, как он врезается в стену и падает на пол, вода разбрызгивается в стороны, а кубок катится по полу.

Немигающим взглядом смотрю на пол, больше всего на свете мечтая, чтобы свет исчез, позволив темноте поглотить меня.

Глава 9. Антракт

Крики. Крики разрывают мой разум, стучат у меня в ушах, крики душ, попавших в самые жуткие пучины ада, и самый страшный звук в мире — детские крики. Мне жаль, мне так жаль, жальжальжаль… смех, ужасный, низкий, насмешливый, я знаю его слишком хорошо… и потом все меняется. Высокий. Безудержный. Холодный. Волдеморт, нет нет нетнетнетнет, не заставляйте меня, я не могу, я все потеряла, Люциус забрал все, так что еще вам от меня нужно? Голос Рона «Не лги мне». Он не понимает…крики детей стихают, но смех Волдеморта становится громче, безумнее, пожалуйста, это не моя вина, я не хотела этого, не заставляйте меня, я не могу, я не буду грязнокровкагрязнокровка «Гермиона!» грязнокровка -

— Нет!

Резко сажусь в постели, слезы текут по моему лицу, я вся дрожу и не могу дышать, я не могу…

Пожалуйста, не заставляйте меня выбирать!

Чьи-то руки хватают меня за плечи. Я отбиваюсь от них, и о Боже, что происходит?

— Гермиона, это я!

Замираю, вглядываясь в лицо напротив меня. Все плывет перед глазами, но постепенно становится четче и четче, и мое сердце начинает бешено стучать, когда я, наконец, вижу лицо перед собой.

— О, Боже, Рон!

Бросаюсь ему на шею, крепко обнимая, и он прижимает меня к себе, касаясь губами лба. Я глубоко и тяжело дышу, пытаясь придти в себя. Это всего лишь кошмар. Глупый кошмар.

— Все хорошо, Гермиона.

Делаю глубокий вдох, отгоняя прочь остатки кошмара, а потом слегка отстраняюсь от Рона, чтобы рассмотреть его повнимательнее. Пальцами провожу по его длинному носу, впалым щекам и порезам и синякам.

— Тебе лучше? — спрашивает он.

Я убираю руки от его лица, чувствуя себя неловко.

— Да, это был всего лишь кошмар, вот и все, — оглядываюсь вокруг, чтобы понять, где я, и понимаю, что я все еще в этой маленькой комнате, но теперь здесь светло. Красный приглушенный свет. И к счастью, кроме нас с Роном, здесь никого нет.

Он ободряюще сжимает мою ладонь, и это настолько в его добродушном стиле, что я не выдерживаю, и начинаю рыдать.

— Что такое? — В его голосе отчетливо слышны панические нотки, — Что случилось?

Я прячу лицо в ладонях.

— Прости меня, Рон.

— За что?

Рыдания становятся сильнее, и я чувствую, как по моим пальцам текут слезы.

— П-прости меня за все, — слова вырываются из меня с рыданиями. — Прости за то, что я п-позволила им себя поймать. Прости за то, что я сдала тебя и Гарри. Прости, что они пытали тебя, чтобы заставить меня говорить. Прости, что отрезала тебе палец…

Я начинаю всхлипывать так сильно, что едва могу говорить. Я прижимаю пальцы к глазам в попытке остановить поток слез, но ничто не может остановить их.

Он убирает мои руки от лица.

— Послушай, — решительно начинает он, — тебе не за что просить прощения. Мой палец в порядке, видишь? — Он отставляет палец и демонстрирует его мне, сгибая и разгибая, и у меня вырывается смешок. — Они применили Империо. Что ты могла сделать? И разве это была твоя идея — пытать меня, чтобы расколоть тебя?

Я слабо качаю головой.

— Вот именно, — он мягко касается моей руки. — И не кори себя за то, что была вынуждена выдать меня и Гарри. Представляю, что им пришлось с тобой сделать, чтобы ты заговорила. Видит Бог, они и меня заставили сказать им достаточно.

Я киваю.

— Он…они рассказали мне, что пытали тебя, чтобы разговорить.

Он кивает в ответ.

— И я смог продержаться не дольше тебя. Я рассказал им…

Он умолкает, и я знаю, что вина мучает его так же, как и меня. Они могли заставить его выдать им необходимую информацию о его семье, Гарри или Ордене.

Я беру его за руку.

— Ты ничего не мог поделать, Рон, — говорю я тихо. — Ни один нормальный человек не в состоянии вытерпеть подобную боль. Я знаю — я испытала это на себе.

Смешно: ты можешь с легкостью переубедить его, но сама-то веришь в то, что говоришь?

Он горько улыбается.

И именно сейчас я понимаю, как он изменился. Я думаю, что это его глаза, но… в них пустота и темнота, которых не было до того, как нас поймали. Будто из них исчез весь задорный блеск, присущий Рону. И теперь он выглядит совсем другим.

Но тогда, я, наверное, тоже уже не та девочка, которой была раньше. Никто из нас уже не будет прежним.

Все еще улыбаясь, он вытирает пальцем мои слезы, и я понимаю, что, возможно, мы не так уж сильно и изменились.

— Кто привел тебя сюда? — спрашиваю я.

— Никто, — отвечает он. — Я очнулся в той комнате, которую они мне отвели, нашел записку вместе с едой, а на ней лежало кольцо, — он поднимает руку, чтобы показать мне, что он носит маленькое серебряное колечко на безымянном пальце. — В записке говорилось, что если я хочу увидеть тебя, мне нужно одеть кольцо, ну, короче, я так и сделал и… видимо, как-то переместился сюда.

Я снова киваю.

— Она была подписана?

Он качает головой, но я и так знаю, кто автор записки. О да, я знаю.

Почему он позволил Рону придти ко мне?

— Они что, держат тебя здесь? — Он обводит взглядом помещение, на его лице легко читается крайняя степень возмущения. — Даже у меня есть собственная комната!

— Не думаю, что я долго здесь пробуду, — в моем голосе сквозит неуверенность. — Сначала у меня тоже была своя комната, но…но Малфой, в общем, он сказал, что хочет какое-то время подержать меня здесь.

По лицу Рона пробегает тень.

— Зачем это?

— Он не сказал, — я нагло вру, но я не хочу, чтобы он знал, что в действительности происходит. Зачем ему, помимо прочего, волноваться еще и за меня?!

И я ненавижу себя за то, что должна лгать лучшему другу, из-за этого чертова Люциуса Малфоя.

— Но я уверена, что ничего такого, — я говорю быстро, потому что его уши краснеют — а это опасный сигнал. — Он сказал, что это ненадолго. Я думаю, он просто хочет запугать меня, запутать, заперев меня здесь в одиночестве. Но тебе не стоит волноваться — для меня это ерунда.