Метаморфозы вампиров - Уилсон Колин Генри (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
На пропускном пункте он с улыбкой кивнул охраннику. Кажется, поезд уже вон он, на платформе? Карлсен побежал и в вагон успел влететь как раз перед тем, как за спиной сомкнулись двери.
Вся обратная дорога в Канзас Сити прошла в такой же отключке. В тело словно впрыснут медленно парализующий яд. Странно как-то, что руки-ноги при этом действуют вполне нормально, и пальцы слушаются безотказно. На станции пересадки снова начался марафон. Часы показывали семь минут четвертого, а экспресс отходит в три десять. К этому времени тело уже сковывал паралич физический — бежалось как во сне. Но, завидев на платформе экспресс, Карлсен напрягся изо всех сил и вбежал-таки. Двери задвинулись через считанные секунды.
Он рухнул в пустое кресло (на этот раз разворот к востоку) и испустил изнеможенный вздох.
— Приветик. Снова с нами?
Надо же: та же самая стюардесса, что на предыдущем маршруте. От ее теплой улыбки как-то полегчало.
— Привет. Вот, не смог сдержаться, — улыбнулся Карлсен в ответ.
Их взгляды встретились, и… паралич прошел. Ясно, почему. Вокруг поезда сомкнулось электрическое поле. То, что похищало энергию, осталось за барьером, словно отрезанное звуконепроницаемым стеклом. В это же самое время что-то в Карлсене будто оттаяло от сна. Дремотность исчезла, и он воспрянул.
— Чая, снова?
— Да, спасибо. — Чудесно как: голос свой, а не подопытного под гипнозом.
В тело волна за волной хлынули облегчение и безудержное счастье. Тут вдруг дошло, что и счастье само по себе небезопасно: такое сильное, что забирает едва успевшую восстановиться жизненность.
Стюардесса поставила перед ним чай.
— Как день прошел?
— В заботах.
Что хорошо, в эту минуту ее позвал кто-то из пассажиров. Карлсен мог спокойно попить чай и восстановить в памяти прошедшие полчаса. И тут, стоило вдуматься, как на Карлсена нахлынул мутный и тяжкий ужас. Громом грянуло осознание, что в ум ему — неуязвимейшее, казалось бы, место — вторглись, попытавшись поглотить.
Это казалось отрицанием всякой безопасности, которую он считал чем-то неотъемлемым, сроднившись с которой, еще в утробе, человек хранит ее на самом дне сознания, вопреки всем страданиям и угнетенности — чувство собственной идентичности. Теперь же казалось, что идентичность эта — блеф. Так, какое-нибудь животное, чувствуя полную безопасность у себя в норе, вдруг с ужасом слышит стук лопат, а сверху начинают сыпаться земляные комья. Ужас и отчаяние грозили ввергнуть его в черную дыру. Он поймал себя на том, что дрожит, и притиснул к бедрам сжатые кулаки. Когда мимо проходила стюардесса, Карлсен отвел взгляд, молясь, чтобы она прошла мимо: он не только слова — улыбки выдавить не мог. Заслышав ее удаляющуюся поступь, он испытал секундное облегчение, тут же снова сменившееся дурнотным отчаянием. Гулко стучало сердце, на лбу выступила холодная испарина. На поезде, по крайней мере, безопасно: защищает невидимая электрическая стена. Это пока… А при необходимости можно будет остаться на поезде, взять билет обратно на Лос-Анджелес… Хотя разве это решение! Через десять минут Цинциннати, и защита сойдет на нет…
Защита перед чем! Что именно произошло? Вот уж угораздило: сунуться Обенхейну в ум, настроиться на его идентичность. Затем что-то повергло в забытье, аморфную серость…
Опять же, что за забытье? Он пытался выяснить, скольких девочек убил Обенхейн. И тут что-то вторглось в мозг, начало похищать энергию… От проблеска жуткой догадки засвербило в затылке, невольно сжались кулаки. Начало похищать энергию, высасывать жизненные силы. А это под силу только вампирам.
Карлсена, словно окатили холодной водой. Точно. Вот почему Обенхейн не знал, сколько жертв на его счету. Забрезжив, догадка оформилась в незыблемую уверенность. Вялого вида насильник — не единственный обитатель своего тела. Им для своих целей пользуется кто-то другой.
Уяснение сменилось внезапным облегчением. Проснувшийся инстинкт детектива позволил взять себя в руки: в конце концов, охотишься ты, а не за тобой. Вспомни-ка, у каждого преступника есть свой оберегаемый секрет. Секрет Обенхейна в том, что его руки сгубили не пятнадцать девочек, а гораздо больше. Из них пятнадцать конкретно на его счету. Но еще нечто, овладев его телом, убивало остальных, до капли высасывая из них жизненную энергию.
Хотя, пожалуй, при чем здесь «нечто». Некто. И вот именно от этого осознания страх рассеялся. По ту сторону барьера — никакой не дух, не бесплотная сущность, вселяющаяся эдакой средневековой химерой. Это вампир, подобный тебе. Сильнее, искушеннее, но не всемогущий же. Иначе, зачем бы ему прятаться.
Получается, неправ Грондэл. Не все вампиры благотворны. По крайней мере, один из них предпочитает убивать и поглощать. Но кто именно? Один из тех первых, со «Странника»? Или кто-нибудь из их потомков? Может, Грондэл знает.
Поезд замедлял ход перед Цинциннати. Карлсен, подавив в себе холодок тревоги, сконцентрировал ум, как сжимают кулак. Через полминуты поезд скользнул в помещение вокзала и остановился с едва заметным толчком. Возникла пауза: вагоны медленно опускались на рельсы. Вот исчезло электрическое поле, как бы разом освобождая от глухоты. Карлсен удерживал сосредоточенность, чутко выжидая любой намек на дымку забытья. Стоило дверям разъехаться, как мелькнуло что-то похожее на утомленность — секундное усилие его развеяло. Пассажиры, готовясь выходить, стаскивали с верхних полок багаж. Карлсен сидел, не реагируя на возню: утратить бдительность и готовность отразить натиск нельзя было ни на секунду. Вздохнуть удалось лишь тогда, когда сомкнулись двери и снова включилось электрическое поле. Теперь, когда случившееся было, в сущности, ясно, прямая атака даже бы и удивила. Карлсен намеренно привлекал чужую сущность, настроив ум на волну Обенхейна и придав ему пассивность. Теперь оставалось единственно возвратиться на свою волну и удерживать бдительность. Инстинктивно он догадывался, что человеческий ум наделен мощной системой защиты, преодолеть которую почти невозможно, если только самому не настроиться в резонанс. В этом смысл легенды о том, что духа, чтобы он вошел в дом, надобно приглашать.
Когда поезд набирал ход, в соседнее кресло, подойдя, опустилась стюардесса. Ремень автоматически облек ей талию. «Карин Олсен», значилось на значке форменного жакета. В полуистощенном состоянии тепло ее ауры было еще проникновеннее.
— Вы из Нью-Йорка?
— Да, а вы?
— Я из Колумбуса. Не прочь бы переехать в Нью-Йорк, но там квартиры дороговаты…
Она машинальным движением подвинула его чашку в выемку, чтобы не елозила. При этом ладони у них соприкоснулись, и Карлсен с интересом отметил, что «узнает» ее. Ясно, что краткий их контакт на платформе в Канзас Сити установил некий взаимный резонанс. Это подтвердилось, когда она подалась в кресле назад, соприкоснувшись с Карлсеном плечом. Было бы нелепо не воспользоваться какой-то частью этой безвозмездно предлагаемой энергии, той, что она скопила за долгий переезд до Лос-Анджелеса и обратно. Карлсен сфокусировался на точке контакта между плечом и ключицей, дав себе пассивно впитать избыток ее жизненности. Женщина, умостившись головой на спинке кресла, снова расцвела мечтательной улыбкой.
И тут безо всякого перехода Карлсен оставил свою сущность, не противясь тому, чтобы она плавно перетекла в ее. Внешне он так же сидел возле, руку положив на стол — с открытыми, но вместе с тем незрячими глазами, поскольку у женщины глаза были закрыты. Нечто подобное сегодня уже было на платформе в Хобокене, только теперь переход был полный. Чувствовалось кресло, поддавливающее ей снизу ягодицы — более округлые и крупные, чем у него; тесноватая юбка вокруг талии, и тепло лежащей на бедре руки. Чувствовалось, что за последние месяцы она слегка прибавила в весе, и (уж как ни гони эту мысль) лифчик тоже начинает жать. Во рту еще оставался вкус льда после оранжа, который она вот сейчас выпила на кухне, так что губы и язык отдавали холодком. Сознавать это было не менее сладострастно, чем приникнуть сейчас губами к ее рту. Поцелуй, оказывается, ни что иное, как неуклюжий метод достичь слияния.
