Нортланд (СИ) - Беляева Дарья Андреевна (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
— Добрый вечер, фройляйн Байер, отлично выглядите!
— О, благодарю, — сказала я. — Это совершенно неожиданно.
Фрау Винтештайн улыбнулась мне, в электрическом свете, холодном, хирургически точно выхватывавшем коридор, ее зубы заблестели.
— Пришло время принять душ, — сказала она. — Мы водим девушек по одной. Во-первых, это довольно интимное мероприятие, а во-вторых…
— Это вопрос безопасности, — закончила за нее я. Фройлян Винтештайн покачала головой.
— В первую очередь таким образом мы избегаем конфликтов. Девушки здесь содержатся разные. Некоторые довольно буйные. Так что удобнее выделять каждой по десять минут, нежели призывать всех к порядку.
Десять минут, значит. Я восприняла этот факт без излишнего расстройства (потому как любое расстройство в этой ситуации стало излишним).
— Насчет вашего ужина я уже распорядилась. Я же говорю вам, словно в санатории.
Я вздохнула. Фрау Винтерштайн была неисправима, но ее забавная, восторженная манера говорить даже подняла мне настроение. Мы шли по унылому коридору — ряды одинаковых дверей, люминесцентные лампы под потолком. Собственно, ничего похожего на бордель, скорее уже больница. Медицинское безразличие белизны почти такое же мерзкое, как отвратительная слащавость красного. По крайней мере, настоящие бордели я представляла одетыми в алый — шторы, простыни, ковры. Роскошный цвет крови и разбитых жизней. Я отметила, что в коридоре не было охранников. Наверное, в данном случае это излишняя мера предосторожности, достаточно того, что они имелись внизу. И все же пустота коридора давала мне надежду.
Я улыбнулась, фрау Винтерштайн приняла это за понимание.
— Думаю, вам уже лучше, — сказала она. — Не обязательно бояться, фройляйн Байер. Мы не преступная организация, а вы не проститутка. Государство стремится обеспечить вам лучшие условия для выполнения вашего долга перед нашей страной.
И тогда я посмотрела на нее, ее глаза лихорадочно блестели, словно за день она ни капли не устала. Всем бы такую любовь к своей работе. Я вдруг, не успев почувствовать себя ни смелой, ни глупой спросила:
— Что такое Дом Жестокости?
Фрау Винтерштайн остановилась, мы преодолели ровно половину коридора, так что композиция получилась даже красивой. Ее нарумяненные щеки по цвету стали почти тюльпанно-красными.
— Офицер Герц был вами недоволен?
Я покачала головой.
— В таком случае вам не стоит об этом волноваться. Это в противоположной части здания.
Женское отделение Дома Милосердия скобкой окружало двор, и я примерно понимала, где, согласно фрау Винтерштайн, находится Дом Жестокости. Это, однако, мало что проясняло.
— Я имею в виду, — сказала я. — Что это такое с функциональной точки зрения?
— Вам не стоит об этом волноваться, — повторила фрау Винтештайн с нажимом. Она закусила ровно накрашенные вишневой помадой губы, придав им вдруг неряшливый вид, а затем пошла вперед.
— Идите за мной, — сказала она. — И не задавайте лишних вопросов.
Приказы отдавать у нее получалось не хуже, чем быть глухой к человеческим страданиям. Так что я лишь убедилась в том, что Дом Жестокости — это нечто очень плохое. В сущности, никаких других вариантов у места с подобным названием быть и не могло. Вряд ли там девушки смотрели мультфильмы, устав от трудов на благо Нортланда. В душевой была одна единственная кабинка, в которой меня уже ждали полотенце, мыло, шампунь и чистая одежда, ничем не отличавшаяся от той, которую мне выдали утром.
Фрау Винтерштайн посмотрела на аккуратные наручные часики, сказала:
— Десять минут. Я сообщу, когда они истекут.
Прекрасно понимая ограниченность своего временного ресурса, я первым делом совершила все необходимые гигиенические мероприятия со своим телом почти бездумно, а оставшееся время посвятила удовольствию от теплой, нежной воды. Только под душем я поняла, какую усталость ощущает мое тело — от секса, истерики и сна в равной степени. Было так хорошо, что я представила себя дома. Я представила, что выйду из душевой прямо в свой коридор, отправлюсь в комнату, вытащу из-под подушки книжку и с удовольствием почитаю перед спокойным сном, предшествующим стабильному новому дню.
Впрочем, хорошо, теперь все мои дни стали стабильными, по крайней мере в перспективе. На недостаток распорядка жаловаться точно не стоило. Когда фрау Винтерштайн крикнула:
— Десять минут истекли! — я подумала, что, быть может, стоило бы испытать ее терпение. Однако этот бунт состоялся и угас только в моей голове. Я вытерлась, оделась и вышла. Фрау Винтерштайн была мной довольна, и это обрадовало меня. Я подумала, какое же унизительное, неправильное, приспособленческое чувство, но оно было правдивым.
Фрау Винтерштайн отвела меня обратно, на этот раз она была менее разговорчивой. Я надеялась, что она оттает к завтрашнему утру.
— Завтрак принесут в девять тридцать утра, — сказала фрау Винтерштайн и закрыла за мной дверь. А я все думала о Роми, и о том, что с ней сейчас. Если уж Домом Милосердия называлось это неприветливое место, то каков должен был быть Дом Жестокости?
Я подумала, что Рейнхард, быть может, и выручит меня, но что ему до Роми? Кто она ему? Он не знает, как она отводит глаза, когда смущается, как она однажды взяла за воротник мальчишку, который отобрал мои очки, и сказала ему что-то такое (я не слышала что именно, потому что громко и некрасиво рыдала), отчего он не только вернул мне очки, но даже извинился. Рейнхард не знал, как она ужасно, сипло поет, не знал, как она шмыгает носом, когда чувствует себя виноватой, словно у нее начался насморк.
А я знала, и я никак не могла смириться с тем, что этот человек может быть в беде. Правда, никаких идей у меня тоже не было. Оставалось только сокрушаться.
На тумбочке стоял мой ужин: два вареных яйца, бутерброд с маслом и пахнущие уксусом консервированные овощи. Так же меня поджидала двухлитровая бутылка воды и пластиковый стаканчик, ее короновавший.
— Думаете, все предусмотрели? — спросила я. — Стеклянный стакан мне давать, значит, опасно. Но все в порядке, я утоплюсь.
При желании это можно было сделать даже в крохотной уборной, но в раковину у меня не пролезла бы голова, а унитаз представлялся для подобных событий слишком обесценивающим предметом. Каким образом реализовать утопление при помощи бутылки, правда, тоже было не совсем ясно.
Есть я начинала без аппетита, однако в процессе он стал абсолютно зверским, я съела все и даже размышляла о добавке, прежде, чем поняла, что не могу ее получить. Вымыв пластиковую тарелку в раковине, я подумала еще раз и отправила ее в мусорное ведро. Мысли казались липкими и ничего не значащими. Я вернулась в кровать, залезла под одеяло и стала смотреть в окно. Было темно, скучно и грустно, от этого я быстро задремала снова. На этот раз мне не снилось совершенно никаких снов, лакуна темноты и тишины посреди этого насыщенного белизной дня.
Я проснулась от писка кодового замка. Сначала я опять обрадовалась Рейнхарду, потом испугалась незнакомого солдата, затем вспомнила, что пропуск есть только у фрау Винтерштайн. И во всех трех своих предположениях я оказалась неправа. На пороге стояла Ивонн. На ней была белая форма фрау Винтерштайн, явно узкая ей в груди.
— Ивонн!
Она приложила палец к губам.
— Тихо, дурочка.
В следующую секунду в комнату заглянула Лили. Она постучала себя по макушке и зашипела:
— Ты с ума сошла? Веди себя потише!
Я кинулась к ним, едва не упала с кровати, немного запуталась в одеяле, но ничто не могло меня остановить. Я обняла сначала одну, затем другую, еще вовсе не думая о том, как они оказались здесь. На глазах у меня были слезы, я целовала их в холодные щеки и была почти счастлива. В груди стало спокойно, легко, свободно, хотя мы все были в этом ужасном месте, и я ничего не понимала. Ивонн и Лили обнимали меня в ответ, мы, отчаявшиеся и перепуганные, стали вдруг по-настоящему близкими.
— Как вы… — прошептала я.
