Поймай судьбу за хвост! (СИ) - Барк Сергей "bark" (лучшие бесплатные книги txt) 📗
— И что же это?
— Любовь, семейный очаг, забота и крепкое плечо, — пламенно откликнулась кошка.
Слова Алишы, пытавшейся играть на правах матери, не могли не раздражать. Она признавала во мне Старшего и мужа сына, как будто бы у нее был иной выбор.
У нее — отверженной, против бенгала, высшего, главы клана, пусть и недавно основанного, не было ни единого шанса. В глазах закона и социума между нами была пропасть… и все же она говорила о правах.
Я был скорее готов поверить, что она действительно собирается бороться за то, что у нее отняли. Лишившись хорошей жизни и получая право вновь ее обрести — а это бы было возможно, войди она в мой клан вслед за Тагиром, она должна быть готова идти до конца и остановить ее будет не просто.
Красивые фразы о семейном очаге и заботе выглядели не более убедительными, чем жалкие остатки осенних листьев, иногда виднеющиеся из-под проталин промозглой городской зимы, топившей улицы в грязи и рыхлом снеге.
— Думаю, будет честно, если Тагир сам решит, нуждается ли он в этом.
— Что вы имеете в виду? — интонации кошки неприятно изменились, плечи напряглись.
— Я говорю о том, что он вырос один и вошел в новый клан, поэтому сам определится, нужна ли ему оставившая его мать…
— Я же объяснила, что не в моих силах было воспротивиться воле родителей.
— И все эти пятнадцать лет они не позволяли вам подойти к приюту?
— На что вы намекаете? Вы считаете, что зная о том, где находится Тагир, я бы не попыталась с ним связаться? — вопросом на вопрос шипела кошка.
— Дом Милосердия был обязан посылать вам уведомления о самочувствии котенка один раз в год. Насколько я знаю, Таг никогда не менял приют. Письма не доходили?
Тело напряглось. Жуткое раздражение на малознакомую кошку требовало, чтобы я немедленно выставил ее за дверь, но не все между нами было сказано.
Алиша неприятно усмехнулась и сложила лапы на груди.
— И какое бы будущее я смогла ему дать, будучи отверженной? — ощетинилась она в притворном спокойствии. Уши чуть пригнулись выдавая агрессию. — Да, я знала, где он. Но кем бы он стал, останься он рядом? Таким же отверженным? Я желала сыну лучшей жизни.
Тактика, похоже, изменилась.
— И потому родили второго котенка и оставили при себе?
— Ракеш, — хрипло выдавила она, сверля меня холодным, словно лед, взглядом сквозь тонкие щели глаз. — Боюсь, я плохо вас понимаю. Вы запрещаете мне общаться с сыном?
— Да, — прямолинейность ответа немало удивила кошку. Уши опали, она задышала быстрее. — Вы не станете с ним общаться, если на то не будет его воли. Я предлагаю оставить вам свой номер комма и адрес. Думаю, этого будет вполне достаточно.
— У вас нет сердца.
— Вероятно, — я наклонился через стол, опираясь локтями и не отводя взгляд. — Как и у вас. Ваши намерения очевидны, и если вы решите меня ослушаться, поверьте, церемониться я не стану и обращусь в суд за запретом. Взвесьте ваши шансы, Алиша, и примите верное решение.
— То есть, я должна позволить вам науськивать сына против меня? Вы собираетесь облить меня грязью и вычеркнуть из жизни моего мальчика? — кипятилась она, больше не желая сдерживаться.
— Поверьте, вы уже сделали это сами. Сначала, когда молчали все это время, а потом, когда решили ему лгать.
— О чем вы?
— Это не важно. Я все сказал. Если вы станете его преследовать или хотя бы просто появляться в поле его зрения, я вас раздавлю, и, поверьте, ваша настоящая жизнь покажется не такой уж ужасной.
В глазах кошки впервые мелькнул страх.
— Это жестоко, — раненой птицей отозвалась она, превращая меня в тирана.
— Пора прощаться, Алиша, — я поднялся.
Кошка подскочила. Рассерженная фурия, она все же не забыла оставить несколько росчерков на бумаге перед тем, как избавить меня от своего присутствия.
Стоило двери за ней закрыться, как я предупредил охрану, что больше не желаю видеть эту особу в своем доме ни под каким предлогом. Дежурный заверил меня, что беспокоиться не о чем и меры будут приняты.
========== Глава 35 Пролитое молоко ==========
Тагир:
Если бы вас спросили, какой день в вашей жизни был самым ужасным, многие наверное задумались бы. Но только тот, кто его действительно пережил, прямо ответит: «не помню» и отвернется.
Этот день и этот разговор с матерью я буду стараться забыть изо всех сил.
За ночь слезы высохли, оставляя в душе и сердце звенящую пустоту. Странно, раньше мне казалось, что я несчастен, но только сейчас я чувствую это каждой клеточкой своего тела…
Оказывается, жалеть себя и тихонько корить несправедливую судьбу за жестокость довольно приятно, и даже утешает в особенно тяжкие минуты. Теперь же остается только смириться с тем, что выдуманная надежда лопнула мыльным пузырем.
Уверен, что каждый приютский, как бы упрям и ожесточен он не был, верит, что где-то там у него есть семья. И даже если они никогда не встретятся, легко уверить себя, что им так же грустно и тоскливо без потерянного… да-да, именно, потерянного, а не оставленного котенка, как и тебе без них.
С такой надеждой можно жить очень долго, всю жизнь… а как жить без нее?
Как жить, если твоя мать, горячо любимая и почитаемая в мечтах, подобно Божественной, вдруг появляется на твоем пороге с распростертыми объятьями? Говорит, что рада тебя найти, а ты слышишь обратное?
Говорит, что искала тебя, и не было ни дня, чтобы не думала и не плакала. А ты понимаешь, что она не сожалела ни единой минуты…
Говорит что любит, глядя в глаза, а ты слышишь, словно сквозь помехи старого сломанного комма: «Не люблю тебя нисколечко, не люблю совсем-совсем…».
И ты сидишь парализованный, не понимая, кто выпустил этот ужас из самых отвратительных кошмаров.
Вот он, тянет к тебе свои лживые лапы, источает смрадный запах протухшего давным-давно вранья… а у тебя нет сил пошевелиться, сбежать, и все чего ты жаждешь, это жалости Божественной, в силах которой остановить дыхание и подарить забвенье.
Но у Божественной свои планы. И так было всегда.
Я не умер на месте и сердце, страшно грохотавшее в груди, не остановилось в один злосчастный миг. Вместо этого появился Старший и прогнал кошмар прочь.
На следующий день, когда у меня наконец хватило храбрости выползти на кухню, на столе я обнаружил бумагу с адресом и номером комма. Рядом лежала записка Старшего, в которой говорилось, что если я захочу связаться с матерью, я могу это сделать.
Я взял бумажку и, смяв одним движением, отправил в мусорное ведро. Вернулся в спальню, оделся и пошел на экзамен.
Сдал.
Понял это, когда вернулся обратно и уронил в коридоре зачетку, раскрывшуюся на единственной заполненной странице.
Вернулся к себе и лег спать.
Проснулся я от того, что кто-то нежно поглаживал меня за ушами. Сердце дрогнуло, задохнувшись, я сжался в комок, позволяя слезам вырваться наружу.
— Тш-ш, тихо, маленький, — приговаривал Старший, поглаживая меня по голове.
А мне так нужен был кто-то рядом. Так нужен.
Я развернулся, не поднимаясь, и в полутьме комнаты уткнулся ему в бедро, продолжая вздрагивать от душащих рыданий.
