Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия (читать книги полностью .txt) 📗
Запрещенный прием. Продолжай.
— Ты ангел, — произносит он и почти дотрагивается ртом до покорно распахнутых уст, однако целовать не торопится, просто припечатывает тяжелым дыханием: — Дьяволов ангелок.
Я сгораю.
Резко и сразу. В пепел. Дотла.
От этого небрежного тона. От хриплого голоса, пробирающегося в натянутые до предела жилы. От дурманящей близости огромного мускулистого тела.
Маленькая девочка. Неразумная. Хрупкая. Наивная. Невинная. Неискушенная. Неопытная.
С кем посмела играть? Обломаешь зубы. И хребет заодно.
— Я тебя… — начинает и замолкает.
Губы в губы. Дыхание слито. Бой крови един. До тягучего водоворота, до одуревшего урагана, до буйства голодных стихий. Внутри. Застываем. Друг в друге.
Гад знает толк в пытках. Мастер своего дела. Прирожденный палач.
А я лишь жертва. Весь мир — алтарь.
— Убью? — дарю подсказку чуть слышно.
— Люблю, — бросает холодно и четко, будто жуткое ругательство, будто самое грязное и непристойное на свете слово. — До одури. До безумия. Как мальчишка. Как слюнявый дебил.
Не успеваю заорать. Дать волю разбушевавшимся эмоциям. Не успеваю осознать суть происшедшего. Ничего не удается. Не выходит.
Фон Вейганд затыкает мой рот поцелуем.
Врывается. Врезается. Вгрызается. Пронзает языком. Жестоко. Напористо. Отбирает волю к сопротивлению. Подчиняет. Порабощает. Поглощает. Пожирает так грубо и жадно, что я забываю дышать, теряю пульс, ускользаю из реальности. Отдаюсь его властным губам без малейшей попытки разорвать греховные цепи. Даже не пробую бороться за свободу. Сдаю врата крепости без боя.
Он убивает меня. Как обещал прежде. Выполняет мою собственную одержимую мольбу. Не дает никакого шанса на помилование. Сжигает. Испепеляет. Уничтожает. И тут же возрождает. Возвращает обратно.
Рай реален. Ад еще реальнее. А то, что творится между нами, — их вечное и порочное противостояние. Слияние. Обручение света и тьмы. Единство противоборствующих стихий. Жуткое. Восхитительное. Кровавое.
И вот.
Сияние. Ослепление. Онемение.
Я будто лишаюсь всех чувств в одно мгновение. И начинаю чувствовать гораздо острее. На грани и за гранью. Глубже. Дальше. Пока не отключится разум. Не угаснет сознание. Вспышка за вспышкой. А потом четко вниз, прямо на резко заточенные скал зубцы.
Боже. Так меня никто не целовал. Никогда.
Как я до него вообще жила? Разве была жива?
Думала, подобное только в фильмах бывает. На экране кино. В книгах. В намеренно разыгранных сценах. Старательно отрепетированных, заранее выверенных. Когда ради зрителя стараются. Специально нагнетают атмосферу, накаляют до предела.
А теперь я здесь.
Эпицентр бури. Координаты утрачены.
Спасите. Помогите. Черт, нет. Назад. Не мешайте.
Я в одном лишь нижнем белье. Полуголая. Беспощадно взломанная. Распахнутая настежь. Мокрая от соленой морской воды, от смеси слез и пота. Распростертая на безжалостной твердой гальке. Обдуваемая свирепыми ветрами.
Должно быть холодно. Неудобно. Жестко. Неприлично. Непривычно. Унизительно. И до жути отрезвляюще. Должно. Но нет. Ни капли. Да куда там.
Я пьяная. От алчных губ. От тяжелого звериного дыхания. От утробного хищного рычания. От тугих ударов крови в низу живота.
Вкус меди. Отчетливый. Лязг зубов. Оглушительный. Звонкий. Победителя тут никогда не будет. Судьба и та трусливо отступит.
Это не схватка диких голодных тварей на смерть.
Это мы. После долгой разлуки.
Нам не нужен воздух. Кислород. Не нужен. Глоток за глотком. Вдыхаем друг друга. И надышаться не можем. Мало, все мало. Ничтожно.
Скажи. Умоляю. Скажи. Почему я так долго тебя ждала? Так мучительно. Безнадежно. Вязко. Тягостно. Болезненно. Одиноко. Почему же не пришел сразу, не сорвал дверь с петель, не увел почву из-под ног, во тьму глухую не уволок?
Я рыдала. Каждую гребаную ночь. День. Без счета. Особенно когда глаза оставались сухими. Вопила. Орала. Звала. Вены резала. Жилы рвала. Выламывала кости. Мясо обдирала. Я по тебе умирала. Загибалась. Подыхала. До глухоты громко.
Гад. Ублюдок. Подонок. Столько лет. Месяцев. Недель. Дней. Часов. Минут. Секунд. Мгновений. Где тебя носило?
Хватит тянуть. Пора отдавать долг. За каждый миг. Вдох. Всхлип. Вскрик. Без тебя. За каждую мою вспыхнувшую и погасшую жизнь.
Плати. Разрезай. Разрывай. Выламывай. Обдирай. Выдирай. Забирай. Всю. Целиком. А цензура пусть перекурит. В пекло скучные меры предосторожности.
Я хочу тебя. Всего. Всякого. В кровь. Под кожу. Я хочу тебя. Одичалого. Оголодавшего. Одержимого. Без наркоза. Просто стреляй уже.
Убивай меня.
Медленно. Быстро. Бешено. Яростно. Неистово. Неспешно. В ритме напрочь одуревшего сердца. Растягивай сладостную экзекуцию до бесконечности.
Разрушай. Сокрушай. Камня на камне не оставляй.
Люби.
Жарко. Жутко. Жестоко. Как только ты один умеешь. Вгоняй во мрак, в бездну, в пропасть, в землю. А после возноси к небесам. Если и слепнуть, то вместе.
— Алекс, — шепчу, едва размыкаются наши губы, трусь щекой о его щеку, кайфую от тысячи морозных мурашек, корябаю нежную кожу о жесткую щетину. — Повтори, пожалуйста.
— Я дебил, — шумно втягивает воздух, вдыхает аромат моих волос. — И знаешь, это не так плохо. Пожалуй, даже приятно.
— Нет, — протестую поспешно. — Другое повтори.
— Что? — интересуется вкрадчиво.
— Ну, ты понял, — заявляю с нажимом. — Давай. Хотя бы еще разок. Я заслужила и больше, если честно. Слишком долго подобного откровения дожидалась.
— О чем ты? — неподдельное удивление, изумленно выгнутые брови.
— Слушай, — хмурюсь. — Я ведь никогда не понимаю с первого раза. Я и после десятого объяснения редко что понимаю. Поэтому просто сделай над собой усилие и повтори красивое признание опять.
Насмешливо хмыкает.
Вот скотина.
— Стоп, — начинаю заводиться. — Неужели зря диктофон включала? Давай. С чувством, с толком, с расстановкой. Иначе о чем тогда поведаем потомкам?
Фон Вейганд прижимается губами к моему лбу. Чмокает. Легонько. С долей издевки. Тонко намекает на зарождающееся безумие. Как бы советует расслабиться и ценить мелочи жизни, не требовать большего. Смириться и обтечь.
Ха. Нет. Никогда. Не на ту напал. Дожму даже мертвеца. Хитро. Коварно. Филигранно расколю абсолютно любого, пусть самого стойкого свидетеля.
— Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — выдаю скороговоркой, цепляюсь за широкие плечи, ногтями впиваюсь и царапаю. — Прошу. Скажи, скажи, скажи. Я тебя умоляю. Уж лучше по-хорошему признайся. Я же все равно не заткнусь.
Шах и мат. Фирменный метод. Запатентованный. Отмеченный мировыми экспертами. Обращайтесь — обучу лично. За пару жалких миллионов евро. Короче, за бесценок.
В общем, я канючу как умею. Готовлюсь довести до инфаркта нытьем. Повторяю мольбы по кругу и щедро сдабриваю показными рыданиями.
Хранит молчание. Вот сволочь. Крепкий орешек.
Ну, ничего. Я и не таких на чистую воду выводила. Тут главное — быстрота и натиск, безграничное тупое упрямство.
Ох, он еще запоет. Как миленький. В любом случае.
— Помнишь, предложил секс прямо посреди прокатного цеха, — проявляю спонтанность, уперто пикирую противника первыми пришедшими на ум фразами. — Зажигательный грохот металла, задорные огни стана. Эротичные каски, соблазнительная спецодежда. Пьяные бригадиры, грязища вокруг. Казалось бы, сплошная романтика. Как же тут от разврата откажешься. Но даже тогда я тебе не сразу поверила, усомнилась в счастье.
— Помню, — усмехается. — Ты обернулась, будто другую женщину позади искала.
— Не жалеешь? — впиваюсь пристальным взором, прожигаю насквозь. — Выбор вышел сомнительный. До сих пор теряюсь в догадках, чем умудрилась пронять. Не красавица. Умом блистаю исключительно по праздникам. Очарование зашкаливает. Однако в целом весьма заурядный экземпляр. Для шефа-монтажника может и пойдет. А вот для барона, миллиардера, хозяина мира едва ли дотянет.
