Метаморфозы вампиров - Уилсон Колин Генри (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Они, как лунатики, придвинулись к дивану. Линда была настолько возбуждена, что не отпускала губ даже когда они ложились, невольно стукнувшись при этом зубами. Чуть привстав над ее зовущим телом, Карлсен обеими руками поднял подол платья, стянул прикрывающие лобок миниатюрные трусики и, отстранив ее внезапно податливую руку, вошел глубоко и сразу. Она была так влажна, что само проникновение почти не ощутилось, но вместе с тем ощущение пробило такой искрой, что Линда резко втянула воздух, словно от боли.
Когда их тела пришли в неторопливое, размашистое движение, удовольствие постепенно достигло такой интенсивности, что все усилия сводились теперь, в основном, к тому, чтобы продлить его, по возможности, сдерживая самый пик. Такая лихорадочная и отрешенная чувственность не бередила Карлсена, пожалуй, со времен эротических фантазий юности. Одновременно с этим та, отстраненная его часть, словно зависла над диваном, бесстрастно разглядывая поднятый подол со вкусом выбранного ситцевого платья, и сиротливо лежащие голубенькие трусики. Всплыла и другая картина: как Линда только еще приходит устраиваться на работу — в эффектном сером костюме, каштановые волосы собраны в строгий хвост, лишь чулки намекают на скрытую сексуальность. Пикантность контраста чуть не привела наслаждение к преждевременному концу, и Карлсен спешно погасил сбивающие с равновесия мысли. Вновь сосредоточившись спустя секунду на теле, Карлсен поймал себя на том, что удовольствие у него сдабривается непонятным оттенком агрессивности (что удивительно: любил он всегда нежно, вкрадчиво). А тут, непонятно откуда взявшись, Карлсена стало разбирать желание стиснуть ее, исхлестать, истязать плоть. Влажные губы показались вдруг ненавистными, так что нестерпимо захотелось оторваться от них и впиться зубами ей в шею, и кусать, кусать, пока не пойдет кровь. Вместо этого Карлсен прикусил Линде нижнюю губу и наддал так, что чуть не вытолкнул из-под себя. В самый пик неистовства он успел проникнуться ощущением, что распростертое внизу тело — жидкость, которую он жадно, всем своим существом впитывает, утоляя жажду, какой раньше у себя и не подозревал. Линда, вытеснив натужный стон, внезапно обмякла у него в руках. «Вот так, видно, и убийца кончает жертву», — мелькнуло в уме. Он ткнулся лицом в выбившуюся у нее из-под головы, мокрую от пота подушку. У самого череп — как гулкий подвал, где только что грохнули электрическую лампочку…
Карлсен, встрепенувшись, бросил взгляд на стенные часы: почти час дня. Линда внизу лежала совершенно неподвижно. На секунду показалось, что она не дышит, и кольнул страх. Нет, дышит: грудь потихоньку поднимается и опадает. Карлсен облегченно вздохнул. Он встал с дивана, тщательно заправил рубашку, застегнулся, затянул брючный ремень. Надел пиджак и причесался массажной щеткой. На душе такое, что впору рукам дрожать; словно безумие какое налетело, для человека в здравом уме отвратительное.
На диване в позе изнасилованной раскинулась Линда Мирелли: одна нога, согнутая в колене у спинки дивана, другая вытянута на пол. В обнаженных гениталиях — ни намека на сексуальность; лежит, будто на медосмотре. Карлсен, аккуратно подняв, вытянул ее левую ногу вдоль дивана, другую тоже выпрямил, сдвинув их вместе, затем натянул на Линду трусики и подол у платья — опустил так, чтобы прикрывало колени. Странно как-то: ни одно из этих движений ее не разбудило. Правда, теперь она больше походила на спящую, и это несколько успокаивало.
Сев за стол, он вперился в экран процессора. Напечатанная строчка казалась давней-предавней, словно из иного периода жизни. Посмотрел еще раз на спящую, и сделалось вдруг ясно: «Я стал другим… С тем, что просыпался нынче утром, нечего и сравнивать». Произошло какое-то изменение, важное; к худу или к добру — в нем, Карлсене, проросла другая личность. Начать с того, в происшедшем он чувствовал коренное отличие от всего подобного, что выпадало на его долю прежде. Взять прошлый раз, когда проснулся в постели с мимолетной знакомой (пересеклись на фуршете): тогда Карлсен просто чувствовал глухую досаду на себя и стремление поскорее отделаться от гостьи. Желание, сведшее их вместе, казалось каким-то наваждением, которому (он, помнится, даже поклялся) впредь он не поддастся никогда. Он позаботился, чтобы девушка не догадалась о его чувствах: вместе позавтракали, и проблемы ее Карлсен выслушивал с таким видом, будто они его в самом деле интересуют. Выслушивал, а сам чувствовал, что это — эдакий штраф, который приходится платить за глупость. И, распрощавшись, наконец (девушку звали Саманта), он неожиданно проникся глубоким убеждением, что сексуальное желание в основе своей — иллюзия, и чем скорее его перерастаешь, тем скорее перерастаешь свою незрелость.
Теперь же разочарования не чувствовалось. Наоборот, словно просвет мелькнул где-то в глубине, не успев, впрочем, утвердиться в памяти. Было и волнение, как будто в руках оказался ключ к неведомой загадке. С Линдой Мирелли это волнение связано не было. Не возникало повторного желания ее раздеть — опять сдержанную, нетронутую, с пикантно просвечивающими сквозь сеточку грудками. Более того, даже мысль об этом казалась странно кощунственной. Без настоящего влечения, желания отнять ее у Франклина (вот и имя вспомнилось) или хотя бы сделать своей любовницей — обладание Линдой было чистым потворством, все равно, что причмокивать какую-нибудь изысканную сладость.
Но занимало сейчас не это. Интриговало то, что заполонившее их желание было взаимным и каким-то безличным. На неискушенность в любви Карлсену сетовать не приходилось, но подобное он испытывал впервые. Припоминая неизъяснимую, наводнившую тело светозарность за миг до того как они слились в поцелуе, он призрачно ощутил это свечение снова, как какое-нибудь дополнительное чувство. Именно это чувство повлекло его к ее женственности, к ее губам, словно для того, чтобы что-то из нее извлечь. Секс казался почти неуместным, чем-то банальным и приевшимся. Очаровывало же (и настораживало) то самое желание: брать.
Линда, пошевелившись, оглядела комнату. Увидев Карлсена, улыбнулась — в улыбке угадывалась нерешительность.
— Как себя чувствуешь?
— Спасибо, нормально. — Она взглянула на часы. — О, Господи, уже столько?
— Есть хочешь?
Спросил, потому что сам сейчас проглотил бы слона.
— Хочу. — Садясь, Линда болезненно поморщилась.
«Ну вот, дотискал-таки до синяков», — виновато подумал Карлсен.
Она поднесла руку ко рту и опять чуть покривилась. Карлсен подошел, сел возле. Вблизи под глазами у нее виднелись синеватые круги — до этого их явно не было.
— Как насчет пообедать?
— Я… да. — Она взглянула как-то странно, искоса.
— Что такое?
— Не надо меня… на обед. Я обычно в кафетерий хожу, на десятый этаж.
Намек был ясен: из-за того, что у них сейчас вышло, ей неловко было навязываться. Карлсену захотелось вдруг прикрыть, заступиться.
— Нет, правда, я бы очень хотел.
— Ну ладно, — в голосе по-прежнему слышалось сомнение.
— Пойдем?
— Сейчас, только нос напудрю.
Линда, пройдя через свой кабинет, вышла в коридор. Карлсен проводил ее взглядом. Ее реакция подтверждала то, что чувствовал он. От нее также не укрылось, что произошло нечто странное, причем она как будто чувствовала в этом свою вину и каялась.
Когда возвратилась, нижняя губа была густо зашпаклевана помадой, хотя припухлость скрыть все равно не удалось. С платьем Линда носила еще ситцевый жакет. Карлсен осторожно, кончиком пальца потянулся к ее губе. Линда поморщилась, но не шелохнулась.
— Извини, что поранил.
— Ничего, пройдет. — Линда попыталась улыбнуться, хотя ясно было — побаливает.
— Что Франклину скажешь?
— Он уехал по делам, до выходных не вернется.
Пока стояли, дожидаясь лифта, Карлсен спросил:
— Ты как, нормально?
— Да, а ты?
Карлсен, обняв Линду, на секунду прижал ее к себе. Такая маленькая, беззащитная.
— Сказать по правде, чувствую, что просто тебя изнасиловал: заволок в какие-нибудь кусты — и платье в клочья. А теперь подмащиваю, чтобы ты полицию не вызывала.
