Особый слуга (СИ) - Дьяченко Наталья (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Полетт ждала чего угодно, только не этого. Ей вдруг захотелось рассмеяться, как безумной: хохотать, запрокинув голову, давясь судорожными всхлипами. Или также неистово рыдать от облегчения. Графиня сделала шаг вперед, и Северин отступил, пропуская ее в комнату. Она протянула руку и захлопнула дверь. Только потом заговорила:
— Но я думала, будто безразлична вам. Вы полагаете, я обнажалась перед вами оттого, что не считаю вас мужчиной? Напротив, я хотела, чтобы вы меня видели. Без одежд, без прикрас. Я хотела, чтобы вы меня желали.
— Я желал, как вы и хотели, — признался он через силу.
— Я выгнала беднягу Пьеро после того, как сама уговорила его меня поцеловать. Потому что его губы — не ваши губы, а его рукам далеко до ваших умелых рук.
Слова Полетт привели Северина в замешательство.
— Я полагал, вы просили меня у князя, мечтая рассчитаться за унижения той ночи.
— Я давно забыла об унижении. Вы помогли мне пережить ту ночь: ваши ласки, ваша нежность. Я представляла вас на месте князя.
— И полагал еще, будто после случившегося омерзителен вам, и ждал ответных унижений, но вместо этого видел лишь доброту и участие. Помните, я говорил, будто никогда не желал очутиться на месте князя? Это неправда. Я завидовал ему в тот день, когда вы приехали в гости: такая красивая, такая изысканная, совсем не похожая на женщин, какие с ним были прежде. И эта ваша улыбка, которой вы единственная из всех одарили меня, входя в столовую. Прочие смотрели мимо. Я подумал еще: у меня никогда не будет такой женщины. И тогда я понял каково это, желать невозможного. Вы — мой ангел, мой свет. Я готов примириться с тем, что мне не суждено вами обладать, но видеть, как вами владеют другие, превыше моих сил.
— Так будьте со мной! Любите меня! — уже не сдерживаясь, воскликнула графиня.
— Вы вправду этого хотите? — осторожно спросил Северин, все еще сомневаясь.
— Да, да! — пылко заверила его Полетт. — Ничего на свете я не хотела так, как вас.
— Я буду вас боготворить, касаться нежно и благоговейно, — приглушенно сказал он, не предпринимая, однако, никаких попыток притронуться к ней.
— Вашим благоговением я сыта по горло. Я не желаю быть ангелом. Для вас я хочу быть падшей женщиной, хочу, чтобы наяву вы проделали со мной все то, что уже делали в моих фантазиях. Я тосковала по вашим прикосновениям, я ласкала себя, представляя ваши руки. Идите ближе, я не хрустальная и не рассыплюсь, если вы обнимите меня крепко.
Не дожидаясь, она сама подступила к нему, поднялась на цыпочки, намереваясь поцеловать. Однако Северин ее опередил. Его губы накрыли ее губы, языком он проник внутрь ее рта, раскрытого ему навстречу. И Полетт будто рухнула в бездну с головокружительной высоты. Он держал ее, и лишь это не давало ей окончательно пропасть. Ни одна из фантазий не подготовила ее к тому, как это случится в действительности. Она была словно оголенный нерв, через который шел электрический импульс. Пошатываясь, как пьяная, она обхватила его за плечи, неосознанно впилась в них ногтями.
— Не торопитесь, графиня! — отняв губы, прошептал Северин. — У нас много времени.
— Я слишком долго ждала вас, чтобы не торопиться, — возразила Полетт и вновь припала к его губам.
Пока они обменивались словами и поцелуями, его проворные пальцы высвобождали ее из одежд, лаская каждый обнажившийся участок кожи. И Полетт позабыла себя, отдаваясь его губам, и рукам, и всей власти его мужской сути. Она готова была поклясться, что он вступил в молчаливый сговор с ее телом — никогда прежде оно не откликалось на любовные ласки так остро. Каждый раз, когда Северин убирал руки, чтобы расстегнуть очередную пуговицу, графиня медленно и томительно умирала и каждый раз воскресала, как огненная птица Феникс, едва он вновь касался ее.
Ей тоже хотелось дотронуться до его наготы, и она принялась было раздевать его, но из-за высшей степени волнения не могла справиться с пуговицами на сорочке и в конце концов просто выпростала ее из штанов и жадно запустила внутрь ладони — греясь, греясь, греясь его солнечным теплом! Ее руки заскользили по его телу, вбирая линии ребер, шероховатые соски, жесткость волосков. Но этого ей было мало. В слепом исступлении Полетт ласкала его бедра, и ягодицы, и низ живота, и напряженную мужскую плоть через штаны.
Она услыхала, как он прерывисто вдохнул, а затем молвил:
— Не жадничайте, графиня, я ведь не железный.
И решительно оторвал от себя ее руки. Она стояла покорная. Она бы согласилась на что угодно, только бы он не останавливался, лишь бы дал ей то, к чему она стремилась так долго. Платье упало к ее ногам. Она не выдержала и потерлась о Северина грудью, чувствуя, как ткань сорочки скребет возбужденные соски. Управляющий вздрогнул.
— Смотрите на меня! — попросила его Полетт. — Я хочу, чтобы вы меня видели.
В его глазах, ласкающих ее тело, плескалась безбрежная, всепоглощающая нежность. Северин опустился перед ней на колени и принялся стаскивать чулки с ее ослабевших ног. Удерживать при себе руки стало невозможно, и она опустила их ему на плечи, принялась гладить, наслаждаясь ощущением крепости его мышц.
Северин вдруг обнял Полетт за талию, прижался губами и всем лицом к ее животу, а затем негромко произнес, пряча глаза и точно стыдясь собственного признания:
— Не думал, что скажу это кому-нибудь, но если бы вы приказали, я с радостью стал бы вашим особым слугой.
И тут Полетт не выдержала. Разомкнула его объятия, сама опустилась на колени с ним рядом и также тихо ответила:
— Вы всегда были для меня особенным. И никогда я не видела в вас слуги.
Поскольку он не противился, она наконец дала волю рукам, живущим собственной жизнью, в которой единственным занятием было обнимать, и гладить, и исследовать его тело. Он вновь попытался удержать ее, но она виновато сказала:
— Я не могу не торопиться. Правда не могу. Вы знаете меня, а я вас — нет. Разве вы не находите, что это несправедливо?
Уступая ее нетерпению, Северин снял через голову сорочку. Полетт не то расстегнула, не то стянула с него штаны, высвобождая ягодицы, и бедра, и мужское естество и откровенно любуясь им. Графине казалось, что в мире нет ничего более совершенного, чем восставший ей навстречу орган с рельефной головкой, увитый кровеносными сосудами, по которым струится сама жизнь.
— Вы так и не… Мы не…
Наконец Полетт вспомнила про смущение и отвела было взгляд, но затем, не удержавшись, вернула его обратно и потянулась к мужскому естеству ладонью. Каким он был нежным! Каким бархатистым! Как чутко подрагивал в ответ на ее ласки! На его конце выступила млечно-опаловая жидкость. Наклонившись, Полетт сняла ее губами, ощущая солоноватую прозрачность.
— Хотите быть сверху? — хрипло спросил Северин.
— Хочу быть везде, — отвечала Полетт, мало вдумываясь в смысл собственного признания. Суть оно отражало верно.
Северин подхватил ее на руки и поднялся с колен, одновременно отрывая ее от земли.
— Я могу идти сама, — неуверенно сказала графиня и наперекор сказанному обхватила его за шею, прижимаясь сильнее.
Кажется, это уже с ними было, но на сей раз история имела совсем другую развязку.
— Вы так долго были моей мечтой, что я поверил в вашу нереальность. Мне кажется, если я отпущу вас хоть на миг, вы тотчас исчезнете.
Его кровать была узкой для двоих, но они все же умостились: Северин на спине, а графиня на нем, обхватив его бедра своими и упираясь лобком в его член.
— А вы говорили, будто не любите лошадей, — не удержался от шутки управляющий.
— Я говорила еще, что охотно скачу верхом, — подыграла ему Полетт.
— Ну так скачите, графиня.
Следя за выражением его лица, она приподнялась и передвинулась вперед, принимая в себе его гладкое и такое совершенное естество. Она хотела сделать это медленно и изящно, читая эмоции на его лице, но едва он заполнил ее плоть, как Полетт позабыла и об изяществе, и обо всем другом. Значение имел только Северин, запах его кожи, его часть внутри нее, его ладони на ее грудях, его бедра между ее бедер, его вздохи в унисон с ее стонами. Упершись руками ему в ребра, она принялась двигаться, скользя верх и вниз по его естеству. Ее тяжелые груди раскачивались в такт движению. Она ощущала, как трется промежность о низ его живота, когда она принимала его глубоко, и как там, внутри, его член упирается в некую преграду и отодвигает ее все дальше и дальше, и вот между ними уже нет преград, и она есть продолжение его. В месте самого глубинного соприкосновения, в финальной точке сопряжения их тел, рождалось доселе неизвестное ей шестое чувство. Верно, она кричала. «Тише, графиня, тише!». Верно, царапала его плечи, заставляя, умоляя, обожествляя это тело, способное возвести ее к пределам небытия. Верно, искала губами его губы, ослепленная невыразимым, немыслимым восторгом.
