Наречённая (СИ) - Райн Лэйя (книги TXT) 📗
— Пошёл ты, — прошипела я.
Маар перехватил мою руку, жёстко передавив запястье. Боль, что обожгла мне мизинец, отдалась к самому локтю и затылку. Я ошеломлённо распахнула глаза, задохнулась, ловя ртом воздух, слёзы всё же брызнули из глаз.
— Ненавижу тебя, как же ненавижу, — перетерпливая, шипела я.
Он схватил следующий палец.
— Это не те слова, которые я хочу слышать, — его металлический голос звучал хладнокровно, бездушно, лишённый какого-либо окраса. Его хватка усилилась.
— Ну? Я не слышу. Скажи «хорошо, Маар».
«Проклятый ублюдок, убийца, вымесок!» — перед глазами плясали багряные пятна. Я сжала зубы, едва не взвыв, мой мир сузился до одной пульсирующий боли в кисти, когда неестественно вывернулся следующий сустав. Страх и боль поглотили меня с головой, Маар схватил другую фалангу.
— Говори, асса́ру, ты же не хочешь остаться без пальцев? — он надавил, и я, давясь слезами, проглатывая их, всхлипнула.
— Хор-рошо, Маар.
— Не слышу.
— Хорошо, Маар!
Страж склонился надо мной, низко утопив меня в бездне черноты своих сумрачных стылых глаз.
— Запомни это, асса́ру, не нужно меня злить. Если ты и дальше будешь выплёскивать свой яд и не подчиняться мне, я найду способы заставить тебя поступать иначе.
На меня нахлынуло дикое, не умещающееся во мне отчаяние, я не в силах была справиться с ним, я могла сейчас согласиться на всё, что угодно. Всё, что он скажет, я сделаю.
Он вновь схватил моё запястье, а я взвилась.
— Не надо, прошу! Пожалуйста, не надо! Я буду есть, Маар. Прошу!
Страж дёрнул пальцы и отпустил, а я прижала руку к груди, поглаживая, как ребёнка, унимая ломящую мышцы и кости боль. Страж поднялся, вынудив меня быстро очнуться и схватить ломоть мяса, впиться зубами в белую мякоть. Я не чувствовала вкус, не чувствовала ничего, едва пережёвывая, проглатывала и снова вгрызалась в кусок. Маар молча наблюдал за мной. Я не смотрела на него, я боялась, проклятое тело предало меня. Мои руки тряслись, сердце лихорадочно колотилось. Я могла всё перенести, кроме такой острой боли. Кажется, у меня была истерика, в первые в жизни я не могла контролировать свои эмоции. Я жевала, вновь вонзала зубы в мякоть, рвала и проглатывала вместе со слезами, механически, делая то, что он говорил.
— Достаточно, — жёстко перехватил он мою руку, а я вздрогнула, вся сжимаясь в ожидании в очередной порции наказания, выронив остатки еды. — Хватит на сегодня, — сказал страж уже спокойнее.
Я не смотрела на исга́ра, да и не разглядела бы ничего — муть стояла перед глазами, горячие ручейки текли по щекам.
— Всё, тише, Истана, тише, — прозвучал его голос, проникая в самую глубину моей безысходности, толкаясь о дно моего отчаяния, сотрясая всё внутри.
Казалось, ещё скажет слово, и я сорвусь в бездну, откуда уже не вернусь. Рывок, и меня прижало к широкой груди ван Ремарта.
— Прости, прости… Ты вынуждаешь меня так поступать с тобой, Истана. Ты такая глупая, невыносимая.
Я замерла в изумлении, что холодом окатило плечи. Что он такое говорит?! Просит прощения, но зачем? Чтобы вновь наказать меня?! Мне остро хотелось его оттолкнуть, мне были омерзительны и в то же время так необходимы его прикосновения, тело продолжало предавать меня — оно требовало утешения и заботы, а он сейчас гладит, успокаивает — исга́р знает, что делает, знает на что давить. У лютого Маара не может быть жалости ни к кому, это всё ложь. Ненавижу, как же я его ненавижу! Не верю! Но уже поздно — его признание своей вины ударило по самому уязвимому, вышвырнуло из колеи. Хотелось выть от разрывающих меня на части противоречивых чувств. Его горячая ладонь огладила мне скулу, он зарылся носом в мои волосы, мягко коснулся сухими губами шеи. Только спустя миг я осознала, что полностью в его объятиях, и он покачивает меня на руках, как маленькую девочку. Я сжала кулаки, напрягаясь — чувствительность к левой кисти вернулась, но ощущение дискомфорта осталось, отчётливо запомнив то, что произошло. Я попыталась отстраниться от его распалённой жаром груди.
— Нет, — он стиснул сильнее.
Я замерла, оставалось только сносить его стальные тиски. Это ненормально, это всё уже слишком!
— Маар! — раздался зычный голос Шеда за пологом.
Я вздрогнула, а страж только плотнее прижал меня к себе, сотрясаясь от раздражения.
— Мениэр!
Ван Ремарт всё же высвободил меня, заправляя за моё ухо влажную прядь, мазнув по скуле краями губ, оставляя лёгкий след влаги. Он поднялся, а я обессиленно повалилась на ковёр, успев выставить руки, чтобы не упасть совсем. По полу колыхнулся сквозняк, тронув языки пламени.
Я не помнила, сколько вот так сидела. На виски давило, стучала боль где-то в затылке, от съеденного меня подташнивало. Я осторожно пошевелила повреждёнными пальцами.
Глава 14
Маара трясло. Эта лживая дрянь свела его с ума. Он лишился рассудка окончательно. Асса́ру толкнула его к краю, где он едва не сорвался в собственное безумие. Выйдя в другую часть шатра, оставив Истану одну, едва сумев оторвать её от себя, страж дышал рвано и глубоко. Оголённые нервы вместе с жилами, казалось, вот-вот лопнут от дикого напряжения. Она ведьма. Проклятая асса́ру завладела им, она получила своё, он не контролирует себя — уже нет, его хладнокровность раскололась в дребезги, как глыба льда. Когда она закусывала губы и терпела боль, в этот миг он одурел.
Когда Маар увидел, что Истана не притронулась к пище, он вскипел. Желание придушить её всколыхнулись в нём ядом вместе с вожделением, которое становилось с каждым мгновением пребывания рядом с ней всё оглушительней, исступлённее, до того болезненно-остро ощущалось, что его яйца сжимались в узел, а член наливался кровью, доводя до помешательства и оглушительного звона в ушах. В тот миг, когда он нашёл Истану лежащей на постели, уже не спящей, но не желающей даже повернуться к нему, показывающей своё пренебрежение, Маар решил сначала затрахать её до полусмерти, а потом задушить за то, что она не слушает его, не исполняет то, что он требует от неё, во благо же ей самой. Упрямая, свободолюбивая, гордая асса́ру осмелилась идти против его воли. Но когда её ненависть полилась из красивых губ, ударяя по нему комьями грязи, он озверел. Он впал во всепоглощающую ярость, жаждал вывихнуть её пальцы один за другим, мучительно медленно. Этот безобидный трюк он применял частенько, и тот всегда срабатывал, в нём нет ничего вредного — умелое движение, и жертва готова сдаться с потрохами. Маар делал это с мастерством палача. Истана сломалась. Холодная, неприступная асса́ру покорилась. Она бросилась к еде, со страхом и отчаянием, одичало вгрызалась в мясо. Маар видел, как тряслись её тонкие пальцы, как дрожали губы, и брови хмурились от обиды и боли, вздулись тонкие нити вен, по щекам текли блестящие слёзы, её всю колотило, вся её надменность рухнула, открывая ему другую Истану, такую беспомощную, уязвимую, трепетную, что внутри стража дрогнуло что-то. С дикой силой разорвалась внутри боль, едва не проламывая рёбра мужчины.
Маар просил прощения, утешал, лишь бы её боль внутри него стихла, лишь бы хоть как-то заглушить её надрывное немое рыдание. Он схватил девушку и прижал к себе, стиснув в объятиях, успокаивая и утешая. С ним никогда такого не случалось. Никогда. Внутри растекался адский пожар, и горло перетягивала верёвкой жгучая вина за то, что он причинил ей такую боль, как оказалось, для неё почти невыносимую. Этого Маар не ожидал. Он причинил вред Истане, такой маленькой, хрупкой, ранимой. Он своей грубой силой искалечил её, раздавил и заставил страдать и корчиться от боли. Он ничтожество, он выродок. Истана права, в нём нет ничего хорошего, нет ничего человечного, его руки по локоть в крови, а душа давно утопла в чёрной смоле ненависти и жажды возмездия. Он желал, чтобы страдали все, как и он когда-то. Так же безнадёжно и отчаянно, до остановки сердца он жаждал, чтобы и она страдала, как он, в тот миг, когда она обрушивала на него свою ненависть, чтобы на долю испытала ту муку и глубину мрака, что и он. Она его страшно гневила, до испепеляющей одури, до бешенства и кровавых пятен перед глазами, он готов был в любой миг убить её и одновременно прижать к груди, целовать пальцы рук и ног, бесконечно дарить нежность и ласку. Ни одна женщина не вызывала в нём такое бешеное противоречие.
