Eden (ЛП) - "obsessmuch" (электронная книга txt) 📗
А ты сама как думаешь?
— Почему? — слова даются с трудом. — Почему он позволил мне попрощаться с Гарри?
Люциус изящно пожимает плечами.
— Это была моя идея, и он со мной согласился.
Я хмурюсь.
— Что же заставило вас подумать, что я хотела бы видеть, как мой лучший друг будет убит?
— О, вы недооцениваете меня. Я ни на миг и не предполагал, что вы хотите это видеть. — Его губы чуть кривятся в усмешке — он походит на кота, объевшегося сметаны. — Именно поэтому и предложил.
— Да что с вами такое? — Слова срываются с губ прежде, чем я успеваю остановить их. Я поднимаюсь с пола, чтобы быть с ним на одном уровне. — Как вы можете… как можете так поступать с другим человеком? Вы больной… вам доставляет удовольствие видеть страдания…
Перед глазами все плывет, комната кружится, и я слегка пошатываюсь. Пытаюсь сохранить равновесие, но предметы скачут туда-сюда…голова кружится…
Грубые пальцы на моей руке удерживают меня от падения, приводя в сознание. Я опираюсь на чужую руку, пока моя голова вновь не обретает ясность.
— Вам не стоит так волноваться.
Поднимаю глаза и вижу, что он насмешливо улыбается.
— А вам не стоило меня провоцировать, — выплевываю я.
Люциус презрительно кривит рот и опускает глаза вниз, с отвращением разглядывая меня с ног до головы.
В этот момент я осознаю, что все еще обнажена.
Выворачиваюсь из его рук и оседаю на пол, подтягивая колени как можно ближе к груди, чтобы укрыться от его взгляда. Сердце с силой бьется о ребра — боже, какое унижение.
Он смотрит на меня сверху вниз, несколько мгновений мне кажется, что он собирается накричать на меня.
Но он смеется. Низкий, безжалостный и мучительный смех. Он насмехается.
— Странно, что вы пытаетесь прикрыть себя. Вы действительно думаете, что меня интересует ваше тело?
Я заливаюсь краской стыда и унижения и ничего не могу с этим поделать.
— Не хочу разочаровывать вас, мисс Грэйнджер, — с презрительной ухмылкой говорит Люциус, — но, боюсь, вам сегодня не везет. Я не трогаю грязнокровок.
Мне не везет?
— Вы самонадеянный, заносчивый…
— О, пожалуйста! — Он поднимает руку вверх. — Давайте без оскорблений.
Он бросает к моим ногам красный тряпичный сверток, который он держал в руках.
— Буду премного благодарен, если вы оденете это.
Я разворачиваю материю и вздрагиваю. Это мантия из грубой шерсти кроваво-красного цвета.
— Где моя одежда?
Не знаю, почему я спрашиваю об этом. Та одежда была грязной, а эта хотя бы чистая.
Но… та, по крайней мере, была моей.
— Маггловская одежда здесь не приветствуется, — он презрительно улыбается. — Вы будете носить то, что в большей степени подобает ситуации.
— Ну, да, конечно, — бормочу я. — Ведь моя одежда так не подходит для темницы.
Мускул дрогнул на его лице, выдавая вспышку эмоции. Это в равной степени могли быть как огонек улыбки, так и пламя ярости.
Как бы мне хотелось знать, о чем он думает. Жаль, что у меня нет ни малейшего предположения насчет его мыслей.
— Не дерзи, — тихо произносит он. — Ты знаешь, как я не люблю это.
Значит, злость. Так оно и есть.
Несколько секунд мы смотрим друг на друга в тишине. Его глаза пристально, будто изучая, смотрят в мои, а я пытаюсь ни о чем не думать. Если он применит Легиллименцию, я не собираюсь выдавать ему свои мысли без какой-либо борьбы.
Я не знаю, почему он так смотрит. Но этот тяжелый, изучающий взгляд заставляет меня думать, что Люциус прощупывает мои мысли.
Жаль, что я не знаю наверняка.
— Вы будете одеваться? — в конце концов, спрашивает он. — Полагаю, вы не хотите и дальше выставлять свое тело напоказ.
Я подавляю яростный крик, грозящий вырваться наружу, и произношу уже спокойным, хладнокровным голосом.
— Я буду счастлива одеться, если вы отвернетесь.
И что, неужели, я жду от него участия? Я, должно быть, идиотка.
Он издает смешок в ответ на мою просьбу.
— Нет.
Мне следовало предвидеть это.
— Почему?
Он высокомерно вздернул подбородок.
— Грязнокровка не вправе указывать мне, что делать.
Я почти готова кричать от разочарования. Меня тошнит от этих скользких игр, в которые мы с ним играем! Они всегда проходят по одному сценарию: мой отказ, боль, вынужденное подчинение, короткая передышка…
А потом еще больше боли.
Я так устала вновь и вновь проходить через это. И я не хочу лишний раз напрашиваться.
Я надеваю мантию через голову. Она очень тяжелая и сразу прилипает к потной коже, царапая мое тело.
Но теперь я хотя бы снова одета. Вернулось чувство достоинства и хоть какое-то самообладание. И я благодарна за это.
Люциус холодно кивает мне.
— Это ведь было не сложно, да?
Я поднимаюсь, способная вновь смотреть ему в лицо без смущения и замешательства. Да. Мы с ним на равных, и он не убедит меня в обратном.
— А обувь? — спрашиваю я.
Он вновь усмехается.
— Не злоупотребляйте моей добротой, мисс Грэйнджер.
Добротой?
Он щелкает пальцами, как будто я его комнатная собачка.
Пойдемте, — воодушевленно говорит он. — Скоро прибудет Темный лорд. Мы же не хотим заставлять его ждать.
— О, нет, как мы можем нарушить планы Волдеморта?
Язык мой — враг мой. Это только выведет его из себя. И зачем я сказала это?
Его лицо потемнело от гнева.
— Как ты смеешь называть Темного Лорда по имени?
— А почему бы и нет? — Теперь мне уже все равно, разозлю я его или нет. Слова слетают с губ так быстро, что я не успеваю задуматься об их последствиях. — Это просто имя. И не моя вина, что вы настолько трусливы, что не можете заставить себя произнести его.
Вот теперь он в ярости. Эту эмоцию я могу определить безошибочно, потому что именно тогда можно заметить, что его глаза больше не холодны, как лед, — там плещется тепло. Яростный огонь.
Я слишком поздно поняла, что перегнула палку. Снова.
— Трус, — шепчет он, не отрывая от меня взгляда. — Ты предпочитаешь думать обо мне так? Почему? Неужели так ты чувствуешь свое превосходство? Ты тешишь себя мыслью, что я в еще большей степени трус, чем ты, после того, как ты предала своих друзей, почти не раздумывая. Я прав?
— Нет, — чувствую, как лицо заливает краска, — я сдала своих друзей, потому что у меня не было выбора. Я хотя бы пыталась сохранить честь. А вы… что такого честного и благородного в пытках? Когда кто-то находится в полной вашей власти. Для того, чтобы истязать тех, кто не может ответить вам, особая храбрость не нужна. Это не то, что встретиться лицом к лицу с равным противником.
Он внимательно смотрит на меня.
— Ты говоришь о том, чего не понимаешь, — от его голоса у меня мурашки по спине побежали. — Ответь, ты когда-нибудь заставляла кого-нибудь прислуживать тебе против его воли? Ты когда-нибудь делала людям настолько больно, что они молили тебя даровать им смерть? Ты когда-нибудь убивала?
— Конечно, нет…
— Вот именно, — удовлетворенно произносит он. — Ты рассуждаешь о храбрости и трусости, но ты никогда не узнаешь, что значит настоящее мужество и отвага. Сражаться с противником — это не храбрость. Любое дикое животное поступает так же — это всего лишь один из основных инстинктов, и ничего боле.
— Это не так, — запинаясь, говорю я. — Я могла бы делать так, как вы скажете, — это было бы намного проще. Но я не стану, иначе мои принципы ничего не стоят.
— И поэтому ты терпишь боль, перед тем как сдаться и предать своих друзей, — он широко ухмыляется. — Это не настоящая храбрость, потому что тебя вынудили сделать это. В результате ведь все равно одно и то же.
— В таком случае, что же такое «подлинная» отвага? — Я выплевываю слова прямо в его самодовольное лицо. — Убивать невинных, беззащитных людей? Заставлять их делать ужасные вещи только потому, что у самого кишка тонка? Пытать и истязать подростков за то, что они грязнокровки?