Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия (читать книги полностью .txt) 📗
— А я хочу войти в тебя. Ты мой гребаный Ад. Дьявольское отродье.
Горячие пальцы обводят линию моих бедер. Ниже и ниже, неотвратимо. Цепляют тонкий материал. Небрежно, вроде бы невзначай, а потом резко дергают вверх, стягивают через голову.
Перед глазами все плывет. Не вижу ничего. Задыхаюсь.
— Алекс, — вспыхивает на устах.
Вкус его имени — мой любимый вкус. Я пробую каждую букву. Растягиваю, смакую. Наслаждаюсь процессом. Каждый звук оживает на моем языке.
— Алекс.
Желаю повторять вновь и вновь. Без остановок.
А он затыкает мой рот. Вгрызается жадным поцелуем. Сминает, выбивает приглушенный стон из горла. Усиливает напор, покусывает, вынуждает дернуться и вскрикнуть. После чуть отстраняется, медленно обводит истерзанные губы, заставляет жалобно хныкать и тянуться навстречу. Горячий и твердый язык дразнит, неспешно проникает глубже, легко проскальзывает между разомкнутыми устами. Вдруг резко увеличивает давление, почти насилует, пробуждает волну голодной дрожи.
Он овладевает мною, практически не касаясь. Долго, со вкусом. Растягивает удовольствие, выпивает мое дыхание, поглощает и пленяет в огне.
Но я требую большего. Жажду. Задыхаюсь от неудовлетворенности.
Я сжимаю широкие плечи, царапаю ногтями и льну плотнее. Хочу ощутить фон Вейганда. Крепче, сильнее. Хочу спаять наши тела в единое целое. Почувствовать кожей.
— Не терпится? — хрипло интересуется он.
Отступает. Стягивает с меня нижнее белье. Едва прикасается, намеренно избегает прямого контакта, не балует лаской.
— Да! — бросаю с вызовом, а кровь приливает к лицу, когда я подаюсь вперед и шепчу прямо в его ухмыляющийся рот: — Трахни меня.
— Это приказ?
— Это мольба.
— Тогда умоляй. По-настоящему. Чтобы я поверил. Прояви фантазию, удиви. Скажи, чего ты хочешь, девочка.
Он подхватывает за талию, усаживает на стол, коленом раздвигает бедра, устраивается между широко разведенными ногами. Расстегивает ремень, достает из шлеек.
— Я хочу, — осекаюсь. — Хочу тебя.
— И все?
— Хочу твой член.
Он обхватывает мои запястья, заводит за спину, стягивает ремнем. Надежно фиксирует, окончательно отнимает свободу.
— Просто сделай, — выдаю с придыханием. — Возьми свое.
— Зачем?
Его пальцы проникают внутрь. Издевательски исследуют, принуждают выгнуть спину. Содрогнуться, затрепетать. Заставляют кричать. Однако дарить разрядку не намерены. Подталкивают к самому краю, держат на грани, не позволяют сорваться. Не позволяют упасть.
— П-прошу, — закусываю губу.
В глазах стоят слезы, плоть сотрясает озноб. Меня лихорадит. Температура далеко за сорок.
— Моя маленькая, — он проводит тыльной стороной ладони по щеке. — Маленькая сучка. Лживая, похотливая.
— Нет, — роняю чуть слышно. — Я не…
— Ангельское личико. Невинный ротик. Но мы оба знаем, на что этот ротик способен, где смотрится лучше всего.
Берет за горло, немного сдавливает.
— На моем члене.
Он склоняется, понизив голос, шепчет на ухо:
— Нет смысла развивать провальные бизнес-идеи, впустую тратить время и деньги. Ты не создана для серьезных дел. Не умеешь управлять, слишком быстро перегораешь. У тебя нет четкой цели.
Хватает, сгребает в объятьях, переворачивает, вынуждая больно удариться животом о столешницу. Тесно прижимается сзади, расстегивает брюки. Накрывает мускулистым телом, наваливается всей своей тяжестью.
— Зато есть природный талант отсасывать так, что яйца звенят. Заглатывать по самое основание и надсадно стонать. Хрипеть. Ох, как же сладко ты хрипишь, задыхаешься. И какая сладкая у тебя задница. Тугая, тесная. Такую приходится разрабатывать. В нее с размаху не вогнать. Нужно потрудится, приласкать. Только представляю — и сперма закипает.
— Ну, ты и ублюдок!
Вырываюсь, дергаюсь в удушающих тисках, отчаянно стараюсь освободиться. Руки связаны за спиной, и это едва ли облегчает борьбу. Хотя и без ремня шансы на успех равны нулю.
Фон Вейганд гораздо сильнее.
— Продолжай, — насмешливо заключает он. — Мне нравится, как твоя попа умоляет, чтобы ее отымели. Изголодалась, так и тянется.
Я каменею изнутри.
Замираю, осознав, что в процессе напрасных попыток выбраться из ловушки, только нарываюсь сильнее.
Огромный раскаленный член упирается пониже поясницы.
— Нет, — нервно сглатываю. — Не надо.
— Скажи, чего ты боишься сильнее? Что не войду без смазки? — смеется, а после холодно прибавляет: — Или что наскучишь? Что наиграюсь и выброшу? Избавлюсь от мусора?
— Хватит. Прошу. Твоя шутка затянулась.
Тяжелая ладонь опускается на задницу с таким шлепком, что все предметы на столе вибрируют. И я не исключение.
— Остановись, — умоляю сдавленно. — Ты же любишь меня.
— Люблю, — хмыкает, притягивает за бедра. — И отлюблю. С оттяжкой. На всю длину.
— Пожалуйста, прекрати. Давай обсудим, поговорим.
— Я найду собеседника поинтереснее.
— Отпусти, — цежу сквозь зубы.
— Что нового ты можешь сказать? Что интересного? Чем еще с тобой заниматься? Ты годишься только для ебл*. Очень соблазнительно извиваешься, вертишься на члене. Течешь, изнываешь. Такая мягкая, податливая.
— Это просто слова, — как заведенная повторяю: — Просто слова.
— Учитывая разницу в нашем интеллектуальном уровне, трахать тебя все равно, что глумиться над животным.
Отрицательно мотаю головой, мелко дрожу.
— Нет. Извини, не лучшее сравнение. Разброс между нами гораздо серьезнее. Это как спускать в куклу. Дрочить игрушкой высокого качества, — его пальцы накрывают лоно, поглаживают. — Влажная, горячая. Но без мозгов. В башке совсем пусто.
— Ты… ты серьезно?
— А ты как думаешь? — спрашивает вкрадчиво.
— Лжешь, — выдаю сдавленно.
— Ты выбрала свою роль, — произносит ровно. — У вещей нет права голоса. Даже у самых любимых. А у тех, которые провинились, и подавно.
Он втаптывает меня в грязь. Слова ранят больнее ножа. И разве он не прав? Разве я не заслужила все эти оскорбления? Предательство дает индульгенцию на любые зверства.
Сдохнуть бы сейчас. Прямо под ним. Под жаром сильного тела.
Но достойна ли я настолько идеального наказания?
— Не могу иначе, — роняю тихо. — Должна разобраться.
Даже если разрушу все, чего мы достигли.
— Понимаю, — запечатлевает небрежный поцелуй на моем плече, а впечатление такое, будто выжигает клеймо. — Только это тебя не спасет.
Иногда молчание убивает. Мое молчание убивает нас обоих. Одним выстрелом.
— Проклятье, — гневно бросает фон Вейганд, добавляет несколько ругательств покрепче.
Трель мобильного отвлекает его, заставляет отложить экзекуцию. Не звонок. Сообщение.
— Как тебе? — спрашивает он. — Хороша?
Кладет телефон перед моим лицом.
Я не сразу понимаю, что вижу на экране. Изображение расплывается, ведь я беззвучно рыдаю, сама не осознаю, как истерика завладевает разумом. Однако картинка все же выстраивается.
— Кто она? — спрашиваю пораженно.
Сообщение оказывается с фотографией. Перед моим взором предстает неизвестная девушка. Худая, темноволосая. Черты лица не различить, ведь ее голова склонена вниз. Тем не менее, она кажется мне красивой. У нее длинная шея, острые плечи, ключицы выделяются. Вырез просторной футболки позволяет многое рассмотреть. К тому же, я замечаю шикарную грудь. Контуры явственно проступают через тонкий материал.
— Мой подарок.
Фон Вейганд убирает мобильный. А потом вдруг отстраняется, избавляет запястья от ремня.
— Одевайся и отправляйся вниз. Водитель отвезет тебя домой.
Я на воле. Свободна. Но ощущение, будто все до единой кости раздробили. Обратили в пыль. В пепел. Медленно, методично, с садистским удовольствием.
— Подарок? — спрашиваю глухо. — В каком смысле?
— Я еще не решил, — он застегивает штаны. — Трахнуть ее самому, передать другому. Или выбрать вариант поинтереснее.
— Ты всерьез…
