Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия (читать книги полностью .txt) 📗
Невольно подаюсь вперед. Бесконтрольная дрожь охватывает каждый позвонок. Пальцы сжимаются, впиваются в широкие плечи.
Огненные нити сплетаются внизу живота, раскаленная сфера нарастает и взрывается пылающими искрами. Растекается внутри тягучим, кипящим возбуждением, однако не приносит удовлетворения. Вынуждает извиваться, взмолиться о продолжении.
Твердая плоть пульсирует во мне, движется, не ведая усталости, умело растягивает изощренную пытку, достигает бешеного ритма. Мышцы конвульсивно сокращаются вокруг огромного члена. Опять и опять. Грешница возносится к небесам.
По венам струится запретный кайф, разум обесточен.
Больше нет никаких слов.
Только я и фон Вейганд.
Маленькая девочка и ее голодный зверь.
Мы уже не говорим, не выясняем отношения. Наслаждаемся тишиной, разрываем реальность и сливаемся воедино.
Сползаем на пол, будто срываемся в пропасть. Утоляем жажду, распаляем похоть. Здесь нет людей, лишь дикие животные. Запреты рушатся, табу уничтожены. Идем ко дну, без шанса выбраться на поверхность.
Свет сменяется темнотой.
Не сразу осознаю, где оказалась. Требуется время, дабы сосредоточиться и оценить обстановку.
Невольно морщусь, дергаюсь.
Яркие лампы исчезают, прохладный кафель остается в прошлом. Теперь вокруг клубится густой морок.
Часто моргаю, пробую навести фокус, развеять сгустившуюся тьму. Тщетно. Провожу пальцами по гладкой шелковистой ткани. Очень смахивает на покрывало.
— Алекс, — шепчу, вглядываясь во мрак.
Понимаю, что лежу на животе. Осторожно приподнимаюсь. Становлюсь на колени, осматриваюсь.
Когда успела отключиться? Не помню, не отдаю отчета в происходящем. Растираю взмокшие виски, пытаюсь изгнать дурман из мыслей.
Помятое платье пропитано липким потом, тонкие чулки беспощадно изорваны.
— Алекс, — повторяю с долей волнения.
Черт.
Воспоминания отрывочные, пульс приходит в неистовство.
— Алекс! — восклицаю надрывно.
До боли знакомые пальцы накрывают мой рот, призывают заткнуться. После этого с меня стягивают одежду. Неспешно, постепенно, наслаждаясь процессом. Раздевают со вкусом, будто избавляют лакомство от упаковки.
Еще мгновение — и кровать пружинит, прогибается под тяжестью мощного тела.
Замираю в предвкушении, затаив дыхание.
— Ты знаешь, что я собираюсь сделать? — спрашивает фон Вейганд, прижимается сзади.
Господи.
Моя душа навечно заточена в адском пекле.
Изнываю от желания. Гигантский член упирается чуть ниже поясницы, но это совсем не страшит. Скорее заводит и подстегивает.
— Да, — уста трепещут. — Давай.
Я действительно хочу, чтобы он взял свое именно так.
Хочу, чтобы побывал везде.
Подчини. Покори. Уничтожь. Отметь несмываемой печатью. Выжги клеймо. Под кожей. На ребрах.
— Уверена? — уточняет вкрадчиво.
— Если скажу «нет», передумаешь? — возвращаю вопрос.
— Я не меняю решения, — его ладонь лениво скользит по враз напрягшейся спине. — И не прощаю предательство.
— Опять странные намеки, — нервно сглатываю. — Действительно считаешь, будто я способна на измену? Тебе? После всего? Реально подозреваешь? Сомневаешься в искренности чувств?
— Иногда достаточно молчания, — произносит с расстановкой.
Подталкивает вперед, давит между лопаток, принуждая выгнуться.
— Ну тогда накажи, — бросаю хлестко. — Заставь пожалеть.
Фон Вейганд шлепает меня по заднице, вынуждает приглушенно взвизгнуть. Намеренно не контролирует силу удара.
Восставший член трется о лоно, не спешит скользнуть выше.
— Пожалуйста, — кусаю губы. — Прошу.
Хнычу, комкаю простыни, пытаюсь плотнее прижаться к своему палачу.
Жар раскаленной плоти медленно проникает внутрь. Убивает и возрождает вновь. Овладевает, порабощая целиком и полностью.
Нет ничего.
Только ночь. Мощь мускулистого тела. Податливая дрожь. Кровожадный хищник и его законная добыча. Яркие маски, горящие под пылкими ласками.
Мир гаснет, меркнет, теряя краски.
Мы на пределе.
Занавес.
Глава 19.1
Люби меня, люби.
Жестоко. Жарко. Жутко.
Возвысь. Целуй. Боготвори.
Небрежно. Нежно. Не на показ.
Одурачь. Околдуй. Обмани.
Так умеешь только ты.
Люби меня, люби.
Молитва замерзает на устах, а в груди мучительно саднит. Стреноженное тревогой сердце не дает покоя ни на миг. Колючая пыль застилает глаза, горло сковывает немота.
Слова не идут, но и не размыкая губ, я отлично знаю, чего хочу. Желаю, жажду до безумия. До дрожи, до хрипоты. До зуда. Под кожей.
Скажи.
Что любишь меня.
Скажи.
Что я единственная. Одна такая. Что прощаешь. И всегда простишь. Что ничего и никогда не встанет между нами.
Скажи.
Прошу, пожалуйста.
Солги.
Не надо больше правды.
Умоляю.
Не разжимай мою руку, не отпускай. Держи. Не позволяй темным водам сомкнуться, не оставляй. Не уходи. Сожми до хруста костей. Сломай, сотри. Разрушь меня. Уничтожь. Только не бросай. Не отдавай. Сбереги, сохрани. Запечатай. Заключи. Глубоко внутри.
Lieb mich.
Люби меня.
Я тебя заклинаю.
Это не приказ.
Это истерика.
Срыв. Слом. Надрыв. Нарыв. Гниющая рана. Рваная, кровавая. Нутряная. Неизлечимая, сквозная. До краев наполненная ядом.
Это отрава.
Стальная игла. В разлом. Между позвонками.
Пульс угасает, по жилам струится жидкий азот. Не удается ни выдохнуть, ни вдохнуть. Пора привыкнуть, некоторые вещи нельзя вернуть.
Я иду ва-банк. Я ставлю all-in.
Все фишки на кон, в центр стола.
Я не играю.
Я сгораю.
Не блефую.
Просто падаю.
Безвольная и бездыханная. Жалкая, несчастная. Расколотая на части. Жертва собственной аферы. Изувеченная, покалеченная. Выпотрошенная. Прошитая насквозь.
Так темно, так пусто.
Парализующая тишина.
Я слепну от слез. Я собираю обгоревшие черепки.
Как же?..
Почему?
Я еще дышу, а внутри будто мертвая.
Вот что бывает, когда забываешь о главном. Не ценишь, не замечаешь. Воспринимаешь как должное, окончательно зажравшись, требуешь добавки. Травишь душу миражами, теряешь искры истины. Мчишься за призрачной победой, предавая мечту.
Взрываешься — и теряешь все.
Целое состояние. Прямо в бездну. Нет ни красного, ни черного. Нет даже зеро. Пальцы собирают только пепел. Вязкий, мерзкий. Ледяной.
Я остаюсь одна.
Хотя нет.
Тет-а-тет с пропастью.
Змеиное шипение будоражит, врывается в измученное сознание. Тугие кольца обвивают ребра. Изнутри. Скользкие, чешуйчатые. Они сдавливают и дробят в порошок, отнимают остатки надежды. Шевелятся, ворочаются, безжалостно полосуют плоть.
Слишком поздно.
Уже ничего не исправить. Не перечеркнуть, не переиграть. Не вернуть. Ставку не отозвать назад. Партия завершена.
Я ничего не говорю, лишь взором молю. Все что угодно сделаю. Все. Абсолютно. Я клянусь. Присягаю.
Разве не видишь? Не замечаешь?
— Я в ад за тобой пойду, — едва шевелю губами.
А ты усмехаешься.
И взгляд у тебя ледяной. В черных глазах больше не пылает мое отражение. Там клубится холод, таится вечная мерзлота.
Ты подходишь ближе, практически вплотную, резко поднимаешь руку, будто заносишь для удара.
Содрогаюсь, но не отступаю.
Твои пальцы скользят по воздуху. Нарочито медленно. В миллиметре от моего лица. Ладонь почти касается скул, обводит линию подбородка, опускается к груди. Только между нами нет никакого тактильного контакта.
— Мы уже в аду, — говоришь ты.
Глухо, ровно.
— Нет, все не может, не… — осекаюсь, нервно сглатываю, стараюсь собраться. — Давай заключим сделку.
На твоем лице не отражается никаких эмоций. И это жалит больнее кнута.
— Не хочешь меня наказывать? — спрашиваю надтреснутым голосом.
Ты усмехаешься. Криво. Скалишься. По-звериному. Кажется, совсем немного и вопьешься в глотку, но твой безразличный тон говорит о другом.
