Сын вождя (СИ) - "Нэйса Соот' (полная версия книги TXT) 📗
Какое-то время Льеф просто наблюдал за этим занятием, гипнотизировавшим его. Казалось, теперь, с появлением Кадана, покои, где раньше он останавливался лишь для того, чтобы переночевать, превратились в дом. И если в доме этом обитала не жена, то кто-то очень похожий на нее.
— Кадан, иди сюда, — окликнул его Льеф.
Кадан подпрыгнул и замер перепуганной птичкой, а затем, не выпуская из пальцев косы, медленно обернулся к нему.
— Ты не спишь.
— Нет, — Льеф постарался сдержать улыбку, — я наблюдал за тобой. Сегодня ты особенно красив.
— Я старался для тебя, — мягко и чуть напевно произнес Кадан и пересел на кровать.
Льеф тут же поймал его в кольцо своих рук.
Кадан наклонился и поцеловал его — и целовал, пока Льеф не проснулся до конца.
— Вчера вечером ты обманул меня, — прошептал Льеф, отстраняясь от его губ.
— Прости меня, — Кадан опустил глаза.
— Я хотел бы уложить тебя на спину и взять прямо сейчас. Два раза, один за вчера.
Кадан вздрогнул и затуманившимся взором заглянул ему в глаза.
— Но я не хочу портить твои косы, — Льеф провел пальцами по его виску, — а то ты будешь по новой заплетать их до завтрашнего утра.
— Мы куда-то спешим?
— Да. Я хочу узнать, как идет подготовка кораблей. Прикажи принести завтрак. Поедим и сразу пойдем.
Кадан встал было с кровати, но замер, прежде чем убрать руку Льефа со своего живота.
— Льеф… Я должен сказать, — произнес он и осторожно посмотрел на Льефа.
— О чем?
— Я видел сегодня Руна. Он застал меня за купанием.
Льеф напрягся.
— И о чем вы говорили?
— Ни о чем. Ничего не произошло, — слишком поспешно ответил Кадан, и Льеф нахмурился, хотя Кадан так и не понял, догадался о чем-то Льеф или нет.
— Кадан, — теперь Льеф поймал его ладонь и стиснул ее, — я хочу, чтобы ты понял: Рун, он… Думает не очень далеко. Но он хороший воин и мой брат. Понимаешь?
— Я понимаю, что такое брат. Но у тебя ведь есть своя семья?
— Есть. Но никто из сыновей Хальрода не был мне так близок, как Рун. Постарайся не злить его. А лучше вообще не попадайся ему на глаза. Он может сделать что-то… о чем все мы потом будем жалеть.
Кадан понуро кивнул. В словах Льефа смысл, конечно, был. Вот только Рун, очевидно, не собирался спрашивать Кадана, хочет тот видеться с ним или нет.
На верфи пахло свежей стружкой, медом и едва проклюнувшейся травой.
Работа уже шла полным ходом: снаряжали корабли Иблана. И пока Льеф разговаривал с распорядителем, заказывая еще суда, Кадан зачарованно смотрел, как на штевнях почти что уже законченного корабля крепят отлитых в золоте львов — как будто корабль предназначался для короля. На носах других кораблей он уже видел птиц, некоторые из которых вертели головами, указывая направления ветра. И хотя сами корабли викингов он видел не в первый раз, до сих пор они казались ему грозными духами морской стихии, и только теперь Кадан смог разглядеть их во всей красе. Вдоль бортов одних кораблей извивались тела разноцветных драконов. Носы других украшали фигуры людей, почти неотличимых от живых, на некоторых красовались быки с изогнутыми спинами, наклонившие рога, а на некоторых — бронзовые дельфины и кентавры из южных легенд.
Борта сверкали яркими красками, украшениями из золота и серебра.
— Каждый из них имеет свое имя. Этот — Морской Змей, а это — Красный Гром. В нужный час, — сказал Льеф, наклоняясь к уху Кадана, так что горячее дыхание щекотало кожу, — по знаку, данному королем, все драккары разом выйдут в море и выстроятся под его рукой. И я через месяц или около того поведу такой флот. Разве они не прекрасны?
Кадан, вплоть до последней фразы готовый уже согласиться с ним, внезапно ощутил обиду и подступающее одиночество.
— Нет, — сказал он, — нет ничего прекрасного в том, что ты отправишься… — он не договорил, хотя хотел сказать "грабить людей", и уже через секунду радовался тому, что распорядитель прервал его.
— Сосну и дуб уже привезли. Будешь смотреть?
Льеф кивнул и последовал туда, куда распорядитель указывал рукой, а Кадан — за ним.
Он тщательно перебирал сосновые и дубовые доски, пока не отобрал достаточно для строительства нескольких кораблей.
— Отложи, — Льеф достал несколько марок золота и отдал распорядителю, — мы придем, как только соберем достаточно людей.
У северян каждый крестьянин владел мечом. И каждый в случае беды выступал под началом конунга на войну.
В обычное же время конунги и хедвиги содержали постоянную личную дружину, а конунги порой даже делили ее на две половины: одна защищала жену конунга, другая сопровождала его самого.
Дружины же викингов — отряды, в поисках добычи отплывавшие к дальним берегам, собирались на добровольной основе, и во главе их становились главари-короли.
Именно поэтому дружину собирал Рун. Они с Льефом во все походы ходили вдвоем. Но черные волосы и рабская кровь пылали на судьбе Льефа клеймом. Те, кто хорошо знал его, пошли бы за ним в огонь и в воду, но привлечь новых людей — а новые люди появлялись каждый год — лучше умел Рун.
Он рассказывал молодым воинам о подвигах прошлых походов, о горах добычи, которую они бросили к ногам конунга осенью, о доблести своей и Льефа… И глаза юнош, слушавших его, загорались мечтой о дальних морях, о золоте и серебре.
В этот раз, впрочем, сборы шли нелегко. То и дело мысли Руна возвращались к недавней неудаче, и от того ему трудно было пускать красноречие в ход.
Подобно дружбе и ненависть северян оказывалась неистовой. Всякий, дороживший уважением соплеменников, не желал хладнокровно сносить обиды или оставлять без отмщения гибель друга или члена семьи. Ни мужества, ни милосердия не ждали от того, кто не умел пролить чужую кровь.
Мальчика считали юношей лишь тогда, когда он приносил с охоты первого зверя. А мужчиной — только когда он возвращался из первого похода.
С самого юного возраста Рун был силен в борьбе, вспыльчив и горяч, и родители предостерегали своих сыновей затевать с ним споры.
Когда замерзали реки или озера, то на льду играли в мяч — игра называлась кнаттлейк. Один из игроков подбрасывал мяч и ударом биты посылал его другому. Тот должен был или поймать мяч, или так же битой его отбить. Хотя игра и выглядела простой, она требовала большой сноровки, так как по правилам кнаттлейка остальные вовсю мешали отбивавшему: отталкивали его, стремились уронить на лед или вообще отобрать мяч. Если же ловец не был столь же проворным и быстрым, как соперники, ему приходилось искать и нести назад улетевший или закатившийся в снег мяч. Мячи, к тому же, делались из дерева, а потому если такой попадал по телу, это сулило немалую боль. Да и биты весили немало — делались они из дерева или бычьего рога.
Посмотреть на кнаттлейк приходил народ со всех соседних имений.
В одну из зим пришло много людей посмотреть на такую игру на озере Сив. Рун появился там вместе с одним из своих старших двоюродных братьев — Рандром, сыном Ингимара. Противником Руна в игре стал мальчик его лет — Бенгейр, сын Укси. Так вышло, что Рун оказался слабее и проиграл. Когда Рун решил ударить Бенгейра, тот побил Руна и добавил, что добавит еще, если тот не начнет держаться прилично. Рун такого прощать не собирался, и, не сказав ни слова, подошел к Рандру, сыну Ингимара, и объяснил, что случилось.
Рандр передал Руну топор, который принес с собой. Оба вернулись к месту всеобщего веселья. Рун подошел к Бенгейру и нанес тому удар топором по голове. Бенгейр упал и больше не поднялся.
Дома же Эрик, отец Руна, очень разозлился и начал ругаться, но мать была довольна и радовалась, что из сына ее вырастет прекрасный воин, и стала просить Эрика подарить Руну драккар, когда он станет немного постарше.
Эрик сердился не долго и очень скоро согласился с женой. И Рун навсегда запомнил — как вершатся дела.
Он, однако, опасался магии галла, тем более, что ничего о ней не знал. И даже Рун понимал, что было бы глупо идти против того, с чем не знаком.
