Жюстина, или Несчастья добродетели - де Сад Маркиз Донасье?н Альфонс Франсуа (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
В конце концов коварный злодей ушел, оставив на земле несчастную жертву своего распутства — без средств, обесчещенную и почти бездыханную.
О человек! Вот ты каков, когда слушаешь только голос своих страстей!
Жюстина, придя в себя и ощутив свое жуткое состояние, захотела умереть.
— Чудовище! — заплакала она. — Что плохого я ему сделала? Чем заслужила такое жестокое обращение? Я спасла ему жизнь, вернула богатство, а он отобрал у меня самое дорогое; даже тигры, живущие в самых диких лесах, не осмелились бы на такое преступление. Первые ощущения боли и унижения сменились недолгим изнеможением; ее прекрасные глаза, наполненные слезами, машинально обратились к небу, сердце ее устремилось к ногам Всевышнего. Чистый, сверкающий звездами свод, строгая ночная тишина… торжественный образ мирной природы, контрастирующий с потрясением души бедной девочки — все вокруг нее источало сумрачный ужас, из которого тут же родилась потребность молиться; она опустилась на колени перед этим всемогущим Богом, которого отрицает разум и в которого верит горе.
— Святый и всемогущий Боже, — начала она сквозь рыдания, — ты, кто наполняет меня в этот ужасный момент неземной радостью, кто не позволил мне покуситься на мою жизнь, о защитник мой и наставник, я взываю к твоему милосердию, я молю тебя о милости; взгляни на мою нищету и мои страдания, на мое смирение и мои надежды! Боже всемогущий, ты знаешь, что я слаба и невинна, что меня предали и обесчестили; я хотела творить добро по твоему примеру, и за это ты наказал меня своей волей. Пусть же она свершится, о Господи, я с радостью принимаю все твои священные планы, я принимаю их безропотно и не буду пенять на них. Но если я найду здесь, на земле, только тернии, позволь мне, о Господи Всемогущий, молить, чтобы ты призвал меня к себе, молиться тебе и боготворить тебя вдали от этих развратных людей, которые принесли мне, увы, одни лишь несчастья и своими коварными и кровавыми руками швырнули меня для забавы в море слез и в пропасть страданий!
Молитва утешает несчастных; небо — их сладкая иллюзия, и они становятся сильнее после того, как прильнут к ней устами. Тем не менее трудно сделать из этого физического факта какие-нибудь выводы в пользу существования Бога: состояние несчастья — это состояние исступления, но разве могут дети безумия внимать голосу разума? Жюстина поднялась, привела в порядок одежду и отправилась в путь.
Совсем другие мысли питали сознание Сен-Флорана. На свете есть души, для которых преступление заключает в себе столько очарования, что они никогда не могут им насытиться; первое преступление для них всего лишь ступень к следующему, и удовлетворяются они только тогда, когда выпьют чашу наслаждений до самого дна.
— Какие сладкие плоды я сорвал! — говорил себе предатель, сидя под деревом в двухстах шагах от места своего преступления. — Какая это была невинность! Какая свежесть! Сколько грации и очарования!.. Как она меня возбуждала, как воспламеняла мои чувства!.. Я бы задушил ее, если бы она оказала хоть какое-то сопротивление… Может быть, я зря оставил ее в живых… Если ей встретиться кто-нибудь, она может на меня пожаловаться… меня могут настигнуть, и тогда я пропал… Кто знает, до чего может дойти месть обиженной девчонки? Надо бы ее прикончить… Если одним ничтожным созданием на земле будет меньше, ничего от этого не изменится: это просто червь, которого я раздавлю мимоходом; это ядовитое животное, которое грозит мне своим жалом, и я не должен допустить, чтобы оно меня поразило; нет ничего дурного в том, чтобы избавиться от тех, кто хочет навредить нам… Поэтому раздумывать нечего.
Однако несчастной Жюстине, которую рука провидения должна была провести по всему тернистому пути злоключений, не суждено было умереть в таком юном возрасте. Сен-Флоран рассвирепел, не обнаружив ее на месте; он звал ее, она его слышала и бежала еще быстрее. Оставим злодея наедине со своим отчаянием, пусть он идет своей дорогой, быть может, когда-нибудь он нам еще встретится. Ход событий вынуждает нас разматывать нить приключений нашей кроткой Жюстины.
— Опять это чудовище, — с тревогой думала она, ускоряя шаг, — чего он еще от меня хочет? Ему мало того, что он так жестоко надругался надо мной? Чего еще ему не хватает?
И она спряталась в густом кустарнике, чтобы не нашел ее человек, который без сомнения собирался убить ее. Там она провела остаток ночи в ужасном беспокойстве.
— Вот так, — подумала она, когда начинался новый день, — значит правду говорят, что есть человеческие существа, к которым природа относится так же, как к диким зверям? Которые вынуждены прятаться от других людей? Так какая разница между ними и мною? Стоило ли появляться на свет для столь печальной участи?
Слезы ручьями текли из ее прекрасных глаз, когда она предавалась таким печальным размышлениям. И в это время послышался неожиданный треск сухих веток.
— О Господи, наверное это он, злодей! — затряслась она от страха. — Он ищет меня, хочет моей погибели, хочет покончить со мной; я пропала.
Она поглубже забралась в скрывавшие ее кусты и прислушалась. Шум производили двое мужчин.
— Сюда, дружище, — говорил тот, что казался господином, юноше, следовавшему за ним, здесь нам будет удобно. Во всяком случае в этом глухом месте жестокий рок в лице моей матери, которую я ненавижу, не помешает нам вкусить сладостные плоды удовольствия.
Они подошли ближе и устроились совсем рядом с Жюстиной, так что она слышала каждое их слово и видела каждое движение. Затем хозяин, которому на вид было года двадцать четыре, спустил панталоны своего спутника, чей возраст был не более двадцати, начал массировать ему член, сосать его и приводить в надлежащее состояние. Этот спектакль продолжался долго… омерзительно долго и был наполнен эпизодами похоти и мерзости, которые должны были привести в ужас Жюстину, еще не оправившуюся после примерно таких же гадостей. Но в чем же они заключались?
Здесь мы предвидим, что найдутся читатели, интересующиеся больше подобными сценами, нежели подробностями движения души добродетельной нашей героини, которые с нетерпением ждут, когда мы опишем эти мерзости. Чтобы удовлетворить их любопытство, мы расскажем следующее: молодой господин, ничуть не устрашившись громадного копья своего лакея, сначала возбуждал его, покрывая поцелуями, затем, млея от восторга, вставил себе в задний проход. Наслаждаясь содомитскими утехами, распутник извивался как на вертеле и, кажется, жалел только о том, что этот стержень не был еще больше; он бесстрашно принимал мощные толчки, предупреждая и отражая их. Двое нежных и законных супругов не могли бы ласкать друг друга с таким пылом; их губы сливались, их языки сплетались, их вздохи смешивались, пока наконец оба, опьянев от страсти, не завершили одновременным извержением свою оргию. Через короткое время она возобновилась, и чтобы разжечь фимиам в кадильницах сладострастия, главный жрец не забыл ни одного средства: поцелуи, нежные прикосновения, грязные ласки, утонченные упражнения самого разнузданного разврата — все использовалось для поддержания огня, который начинал стихать, и все это послужило тому, что жертвоприношения совершились пять раз подряд, и за это время роли любовников ни разу не переменились. Молодой хозяин оставался женщиной и несмотря на то, что он обладал превосходным инструментом, который неустанно возбуждал руками лакей, сношая его, у него ни на секунду не возникло желания исполнить обязанности мужчины. Если он массировал лакейский член, если сосал его, то для того лишь, чтобы возбудить своего содомита, чтобы не дать ему передышки, но никаких активных действий не предпринимал.
О, каким долгим показалось это зрелище Жюстине, насколько невыносимо для добродетели наблюдать торжествующий порок!
В конце концов, оставшись без сил, актеры этой скандальной сцены тяжело поднялись и собрались отправиться восвояси, как вдруг хозяин, подойдя к кусту, чтобы опорожнить от спермы свои потроха, заметил платок, повязанный на голове Жюстины.