Опасная красота. Поцелуи Иуды (СИ) - Аваланж Матильда (полная версия книги .txt) 📗
Поймав мой взгляд в зеркале, Коул Тернер остановился прямо позади меня, положив тяжелые ладони мне на плечи, а в следующее мгновение легко снял с меня свой китель. Завидев безобразно разорванное платье, я отвернулась, неловко обняв себя руками, чтобы хоть как-то прикрыть уродскую прореху на животе.
— Душ наверху, — проговорил он и повторил, когда я непонимающе нахмурилась. — Тебе разве не хочется в душ?
В душ мне хотелось больше всего на свете, но все происходящее было настолько для меня странно, что я как будто находилась во сне. Поэтому и соображала с трудом. Правда, все-таки кивнуть у меня соображения хватило.
Да, я догадалась правильно. Его Высокопреосвященство, кардинал Коул Тернер действительно привез меня к себе домой.
Да, у бесстрастного, похожего на бездушную машину робота без эмоций, кардинала была такая банальная вещь, как собственный дом. Фелиция один раз даже тихонько пошутила, что Его Высокопреосвященство настолько консерватор и аскет, что, наверное, по старинке ночует в гробу.
Но для чего я здесь, святые небеса, для чего?
Его жилище было под стать хозяину — ровные четкие линии, много пустого пространства, абсолютный и бескомпромиссный минимализм, черный и белый цвет — ни единого цветового пятна. Стильный и жесткий интерьер. Я бы в таком и дня не выдержала.
Но ступеньки черной лестницы были тёплыми, на удивление теплыми под моими босыми ногами, когда я, крадучись, спускалась вниз с влажными волосами, рассыпавшимися по плечам. Фен в его идеальной черно-белой ванной я так и не нашла.
Мне казалось, что я схожу с ума, потому что на мне была его белая рубашка с воротником-стойкой. На голое тело. Рубашка самого Коула Тернера, которую он лично мне дал. Свое растерзанное платье и нижнее белье я сразу же брезгливо зашвырнула в мусор.
Тернер стоял спиной, глядя на подсвеченный аквариум, встроенный прямо в стену. В светлой воде, почему-то показавшейся мне очень холодной, кружились в иррациональном, но завораживающем порядке черные и белые рыбки. На полке стоял наполовину пустой бокал с темно-рубиновой жидкостью.
— Синтетическая кровь почти не имеет вкуса, — не оборачиваясь, проговорил он, сделал небольшой глоток и со стеклянным звуком поставил бокал обратно на полку. — Что-то вроде подслащенной воды. Вампиры пьют ее, чтобы жить, но не получают никакого удовольствия, как люди от принятия пищи. Или темные, которые питаются настоящей человеческой кровью.
Со спиной, прямой, как доска, я опустилась край черного дивана, ощущая всей кожей мягкость велюра, которым он был обит.
Порезы на руках как-то нехорошо, колюче саднило, но заикнуться о том, что мне нужно в больницу, я боялась.
Но еще больше боялась того, что он обернется.
И он обернулся.
— Я не думал, что однажды забуду, ради чего отказался от живой крови, — проговорил Тернер и под его неотступным взглядом что-то во мне дрогнуло. — Я принял неправильное решение. Прости. Прости, Моника, что тебе пришлось участвовать в этом. Моя вина. Процесс над Росси будет закрытым. Ты не станешь свидетельствовать против него. Это тебя не коснется, я обещаю.
Он извиняется? Он сожалеет? Железный кардинал Коул Тернер, без жалости калечащий вампиров и людей за попрание норм морали, из-за одной только меня поступается своими принципами?
Он опускается передо мной, сидящей на диване, на колени так, что его лицо с яркими синими глазами оказывается вровень с моим лицом. И я смотрю в них — они не холодные, не отстраненные, нет! Кардинал смотрит на меня с волнением и мне настолько дико видеть это в нем, что я чувствую, как тону в его глазах.
Тону — и от этой странной, неправильной близости сладко-сладко замирает и болезненно напрягается низ моего живота.
Святые, это неправильно! Только не Коулом Тернером! Только не с ним!
А он между тем берет кисть моей руки — сплошь в свежих порезах, гладит занемевшие пальцы, и от его прохладных прикосновений боль угасает, сходит на нет…
— С самой первой минуты, как только тебя увидел… — негромко начал он и замолчал, не поднимая взгляда от моих рук. — Ты была похожа на ангела — живая, настоящая и такая чистая. Так смешно ни о чем не подозревающая… Не представляющая, что воскресила во мне. Я смотрел на тебя издали. Смотрел в твои растерянные глаза, в которых отражалось пасмурное февральское небо… Ты не замечала… Я и сам не заметил, как мой мир переместился в них. Мир, состоящий из двух половин, Моника. Мои обетованные небеса.
— Целительство? Ваш вампирский дар — целительство, как у князя Константина Леоне? — только и смогла прошептать я, глядя на свои руки, с которых его умелые чуткие пальцы как будто по волшебству стирали глубокие кровящие порезы.
— У нас с Его Сиятельством одинаковые способности, — Тернер едва заметно усмехнулся. — Как правило, для родных братьев это характерно.
Мне казалось, что я схожу с ума. Я по-настоящему сходила с ума. От него и от того, какие вещи он говорил. От его прикосновений и его близости. От того, какими глазами он на меня смотрел.
— В отличие от старшего брата, я пользуюсь сверхспособностями крайне редко, и это отнимает у меня очень много сил. Синтетика накладывает свой отпечаток на дары.
Кольцо земледельца на безымянном пальце правой руки Тернера — символ его принадлежности к высшему духовенству, и я не могу оторвать от него взгляда.
Ему не полагается иметь связь с женщиной. Не полагается жены и детей.
То, что он сейчас делает — преступление для служителя церкви его ранга.
То, что чувствую сейчас я — преступление против всех норм морали.
Ласкающими движениями Его Высокопреосвященство кардинал Коул Тернер поднимается от моего запястья к локтевому сгибу, на котором багровеет укус отвратительных зубов Дино Росси, который под его прикосновениями блекнет и вскоре совсем исчезает, как будто это был всего лишь грим и его смывала чистая прохладная вода.
— Я посчитал, если возложить на тебя эту унизительную миссию, то я смогу избавиться от наваждения, — мои руки чувствуют его дыхание и дрожь пробегает по моему напрягшемуся телу. — Я думал, что это спустит тебя с моих небес, а я останусь в незыблемости и чистоте своей веры. Я был прав, Моника. Я понял это, когда ты вышла и стала танцевать, мой прекрасный ангел. Когда раскаленной лавой потекла по моим венам. Неизбежная и… желанная. Когда Кастор Трой поднял твою жилетку, за которую я в тот момент был готов отдать жизнь… Я понял, что ошибся, Моника. Ошибся, потому что готов последовать за тобой хоть в ад.
Пуговица за пуговицей он медленно расстегивает на мне свою рубашку и разводит полы в стороны, обнажая кривой порез, начинающуюся у диафрагмы и кончающийся внизу живота. Там, где две пуговицы, оставшиеся застегнутыми, прикрывают наливающееся тягучей, смазкой лоно, густой, как патока.
— Знаешь, что я почувствовал, когда на исповеди ты сказала, что влюблена? — он смотрит мне в глаза, и под этим полубезумным взглядом я чувствую, как твердеют мои соски, чуть-чуть прикрытые жестким льном полов рубашки. — Взять тебя прямо там, в капелле перед алтарем Каина, а потом пойти и убить его. Этого мудака, в душе не представляющего, насколько он счастлив. Нормальные мысли для священника, принимающего исповедь, как думаешь, Моника?
В шоке от услышанного, от его леденящих душу откровений я медленно покачала головой, не в силах вынырнуть из-под толщи бездонного мертвенно-холодного океана его глаз.
— Так кто же он, ангел мой? Назови имя, — Коул опустил взгляд от моего лица ниже. Шея… Ниже. Ниже, святые небеса! — Ты не имеешь права промолчать, когда тебя спрашивает кардинал.
— Никто, — выдохнула я и, не отдавая никакого отчета в своих действиях, развела ноги, позволяя ему придвинуться ближе — между них.
Дыши, Моника… Дыши, потому что, когда Его Высокопреосвященство Коул Тернер касается прохладными губами места между грудей, где начинается порез, воздуха резко становится мало, а внизу живота, кажется, вот-вот что-то лопнет — так там сладостно-напряженно и болезненно-тяжело.
