Тихий шепот любви (СИ) - Роа Виктория (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
В шестнадцать лет, мне довелось увидеть, как родители делятся на три категории. Первая, родители пали на поле кровавой войны. Тут объяснять ничего не нужно, да и я сама была тем ребенком, который попал сначала в детский дом, а после в прислуги к одной женщине, но сейчас не об этом. Такие родители были у меня. Вторая, это тоже отдельная тема предательства. Те, кто бросил своих дочерей, просто поняв, что не смогут их прокормить. Оставляли ребенка посреди шумной улицы, и затерявшись в толпе, оставляли чадо на произвол судьбы, и на самого себя. Если выжил — молодец, а если нет, то это не проблемы твои родителей. Третья, моя любимая категория. Их я называю «любимчиков опора». Это те родители, которые отпустили сына на фронт, а он погиб, и тогда происходит следующая картина. Оставляя оставшихся детей (это, как правило дочери), родители шли и просто вешались, ибо любимый ребенок больше не вернется домой, а это значит, что жизнь теряет всякий смысл, и плевать, сколько дочерей у тебя осталось.
Так отодвинув более менее подходящий для сидения стул, я аккуратно села за столик, поверх него накрыла салфетку, чтобы не контактировать с внешними микробами от которых меня просто тошнило. Облокотившись спиной об спинку стула, я достала из кармана жилетки сигарету, подвинула пепельницу ближе, и щелчком пальцев подозвала к себе Отто. Парень закусил губу, и попытался улыбнутся. Стремительно направившись в мою сторону, он заставил меня заметить, как при ходьбе развиваются его пепельно-грязные волосы. В целом-то, если бы не его крысиная внешность с той же натурой, то он мог бы стать нормальным человеком. Ростом он, как типичный мужчина нашей местности, а именно метр сто семьдесят восемь сантиметров, худощавый. У него шрам на правой щеке, и про это он любит рассказывать байку о том, как бедняге Отто пришлось отбиваться, когда его выгнали из армии. Молодой человек очень часто скалится, и, видимо, считает, что это делает его обольстительным мерзавцем, но увы, он остается просто мерзавцем. Приподнятые брови, тонкие, неприятные губы, и темно-желтые глаза с легким прищуром. Его Отто оправдывает своей любовью смотреть на солнце. Еще одна его характерная деталь внешность — толстые пальцы с широкими ногтями и вечной грязью под ними.
— Мне кажется, — я выдохнула в сторону дым. — или у тебя стало больше женщин?
— Ох, Лора. — улыбаясь, Отто поправил воротник своей пожелтевшей рубашки. — ты должна понимать, как тяжело приходится девочкам.
— Так тяжело, что они предпочитают попасть в твой выставочный двор? — стряхнув пепел спросила. — парадоксально. В ситуации, где можно выбрать смерть от удушья петли, они выбирают медленные муки в твоем притоне. Признавайся, — я затянулась. — откуда новенькие?
— Прекрати выставлять меня каким-то извергом. Я никого не похищаю. — Отто улыбнулся. — все, кого ты видишь, нашли свое пристанище под моим крылом заботливого хоз…отца.
Я обратила внимание на некое подобие сцены, где стоят два дивана на которых изгаляются новые женщины. Те женщины, что были постарше, медленно раздевались для привлечения клиентов оголяя свое потрепанное тело, а те, что младше наоборот, старались прикрыть все свои девичьи местечки, чтобы грязный взгляд не проник в них. К тому же, этот скунс Отто не придумал ничего лучше, как выставить их совершенно голыми. Идиот. Сыро. Они быстро заболеют. Взрослые торговки телом, раскрепощённо раздвигали ноги, демонстрируя посетителям свои лохматые промежности, поглаживая ладонями бедра, они довольно запрокидывали головы, чтобы показать готовность к сексу, но только эти звери, что хотели попробовать на вкус женщину, больше отдавали предпочтения молоденьким девочкам, что так стеснительно прикрывались своими ладонями. Да, они хотели животного соития с молоденькой девчонкой, что, краснея старается не смотреть в глаза. Я заметила одну любопытную деталь, так или иначе, но каждая из этих взрослых женщин, постоянно поглядывали на Отто, как на любящего отца, который должен дать добро на первый секс. Как же это отвратительно.
— Неужели все так прибыльно? — докурив сигарету, я затушила окурок в пепельнице. — кто-то позарится на этот второй сорт?
— М? Знаешь, есть в этом небольшая ирония. — Отто подставил стул, и обхватив ладонями спинку, сел рядом со мной. — те, кто постарше, хотят, чтобы я относился к ним, как верный супруг, что гладит по голове и шлепает по ягодицам свою королеву, а потом…
— А потом сдает местному забулдыги за несколько монет. Отличный ты муж. — я вздохнула.
— А те, кто младше нуждаются в отце, что так хочет их защитить, и как видишь, я справляюсь с обеими ролями отлично. Если честно, то работать с теми, кто младше — удобнее. Они покорные, и хотят выполнять любой каприз клиента, а вот мои взрослые малышки уже с характером.
— Отто, не смеши меня, черт. — я достала вторую сигарету. — они боятся тебя, вот и все. Давай честно, сколько раз ты умудрялся ненароком ударить их ногой по лицу? — затянувшись спросила я. — допустим, эта молоденькая любовница плохо поработала губами, и ты тут как тут, на защите желаний клиента даешь проститутке хлесткую пощечину разбивая что-то на милом личике в кровь?
— Лора, как ты могла обо мне такое подумать, гарпия ты несчастная? — Отто возмущенно выдохнул. — разве я хотя бы раз поднимал на женщину руку? Что ты такое говоришь?
— Тогда почему вон та невинная девочка, что сидит в ногах у выжившей из ума бабы, с таким ужасом смотрит на тебя, и да, синяк на ее прелестной щеке, конечно же, не твоя работа. — я выдохнула дым тремя колечками. — не пытайся мне врать, твои повадки я прекрасно знаю, щенок.
— Это был наглый, но очень богатый клиент. Ты знаешь, таким я все прощаю. Он раскрыл бутон ее шикарного цветка, и теперь пчелки так и хотят собрать ее нектар. — Отто почесал щеку. — летят, как мухи на мед.
— Угу, именно на мед. — я сделала очередную затяжку.
Из-за кулис вывели еще одну обнаженную девушку, и тут прищурилась я. Меня заинтересовала ее необычная внешность. Она вроде такая милая, и молоденькая, но этот ее совершенно не детский взгляд. Этот взгляд убитой жизнью женщины, что видела так много, что ей уже самой от этого страшно. Может быть, я слишком сентиментальна, но таких зеленых глаз я никогда в жизни не видела. Ее каштановые, вьющиеся в мелкую кудряшку длинные волосы, закрывают лопатки, мягко спадают на плечи, и лишь кончики касаются груди. Она хмурится. Круглолицая девушка робко смотрит на присутствующих в зале людей. Откровенно говоря, она толстенькая. Невысокий рост, и это ее созревшее телосложение очень необычно смотрится на фоне ее сверстниц. Женщина отвела ее в сторону, где сидят четырнадцатилетние девочки. Животик с выцветшими растяжками, полная, налитая грудь и складки, что явно отчерчивают линии груди, живота, плавно переходящие по животу разделяя ярко две половики вверх и аппетитного низ. Тяжелые бедра, и округлые ягодицы. Кожа ее тела еще розовая. Она никогда не чувствовала, как грубость доводит до безумия, и ты начинаешь кричать, извиваться от агонии удовольствия, до которой доводит именно боль. Девушка смущенно прикрывала предплечьем крупные ореолы сосков, и облизывая сухие губы, она снова посмотрела на этот сброд в баре, после чего покраснела словно незрелая помидорка. У толстушки морщинка на лбу, и полные губки бантиком цвета ее ореолов. Это заставило меня ухмыльнутся, но одна деталь ее личика все же заставила меня задуматься. Крупный нос. Нетипичный носик для русской девушки, и тем более остальных наций. Это меня зацепило.
— Кто она? — спросила я у Отто кивая в сторону новенькой.
— Что тебе интересно узнать, милая? — наглец обнял ладонями спинку стула на котором сижу я.
— Имя, возраст, откуда она и вообще история ее жизни. — я улыбнулась. — или ты слишком хорошенький папенька, который не интересовался подобными вещами?
— Прекрати меня обижать, милая. — Отто облизнулся. — зовут Никой. Ей четырнадцать лет и, между нами говоря, кричит она так, что заслушаешься. — он заурчал. — любимица наших офицеров. Им нравится ее покорная кровь. Очень нравится. Они зовут ее «Танцующая во тьме». Ника не сопротивляется, как другие, и выполняет любой каприз мужчины. Любой. Чувствительна к боли, любит ласку, и когда сдавливают горлышко, чтобы она не могла дышать.