Eden (ЛП) - "obsessmuch" (электронная книга txt) 📗
— Уверена, что больше ничего не помнишь?
— Я же сказала — нет.
— Совсем ничего? Выражение его лица, или… может, он еще что-то сказал…
— Я бы не стала такое утаивать?
— Бога ради, Гермиона!
— Слушай, я стараюсь изо всех сил, но, клянусь богом, ничего больше не могу вспомнить!
— Итак, давай проясним: ты помнишь, как он стер тебе память, так?
— Да. Но было что-то еще, я уверена… только вот картинка постоянно ускользает!
— Хорошо, успокойся. Я тебе верю. Как он выглядел? Что было в его глазах?..
— Ты же знаешь, какой он.
— Знаю, черт его подери. Полностью закрыт ото всех, невозможно понять, о чем он думает…
— Ну да, именно так окружающие вас воспринимают.
Он сказал: «Через несколько часов». Несколько часов. Уже прошло гораздо больше…
По спине пробегает холодок — знакомое ощущение, — уже давно я не чувствовала подобного. Жуткое предчувствие, что случится что-то непоправимое…
Во время своего заточения я отлично выучила, что значит страх. Те, кто не живет с этим чувством изо дня в день, никогда не сможет по достоинству оценить хотя бы один день без него. Они воспринимают отсутствие страха как данность. Они привыкли, что их не трясет как в лихорадке, что тело не ломит от постоянного напряжения и ожидания, а их разум не замутнен всевозможными ужасами. Для них кошмары — это нечто, выбивающееся из привычной им картинки идеального мира, что-то неправильное, то, что редко с ними происходит. Им не приходилось просыпаться каждую ночь от звука собственных рыданий и стонов.
Страх — мощнейшее оружие из всех. Уважение, ненависть, любовь — ничто в сравнении с ним. Только страх способен по-настоящему держать людей в узде…
Да, Эйвери не единственный, кого я боюсь.
Но этот страх особенный — чистейший, первосортный ужас. Ситуация обостряется еще и тем, что я точно знаю, чего ожидать. Но я должна пройти через это. Иначе будущего у нас нет…
— Все будет хорошо, правда? По-другому ведь не может быть?
— Ты действительно в это веришь?
— А что мне еще остается?
— Господи, помоги нам… А если он уже знает? Мы должны узнать, что он с тобой сделал, и только тогда сможем разобраться, как действовать дальше.
— Слушай… там, в саду, ты сказал, что хочешь пойти со мной.
— Да.
— Ну, тогда… почему бы нам просто не… сбежать? Сегодня. Мы будем уже на другом конце страны к тому времени, как они узнают, что мы сделали…
— Нас мгновенно выследят. Если сбежим вместе, они сразу поймут, почему, и не успокоятся, пока не найдут нас.
— Но они все равно будут нас искать, если ты будешь со мной.
— Не обязательно. Я должен обдумать… Так, слушай меня: я не хочу решать, как действовать дальше, пока не узнаю, что произошло.
— Но мы же теряем время, ожидая непонятно чего!
— Это не «непонятно что»! Я не могу разрабатывать план, пока не узнаю всех влияющих факторов. Иначе я рискую подвергнуть нас ненужной опасности, а без веской на то причины я этого делать не стану.
— Отлично, ну и как ты собираешься выяснить, из-за чего он стер мне память?
— Не знаю… не могу сосредоточиться…
Он здесь.
Напряженно смотрит на меня, в лице — ни тени эмоций. Так нужно.
Но… о боже, его глаза. Первая ступень на пути к его душе… Глядя в них снова и снова, я осознала, насколько выразительны они могут быть, и поняла, что под маской Пожирателя Смерти может скрываться обыкновенный человек.
Сейчас они блестят и переливаются, словно ртуть на ярком свету. Два крохотных озерца расплавленной ртути на белом мраморе лица.
Глубоко вдыхаю теплый, спертый воздух. Все хорошо. Это нужно сделать. Я смогу. Я должна…
— Принес? — бросаю коротко.
Мускул на его щеке подергивается.
Он достает из кармана мантии флакончик с темно-зеленой жидкостью и протягивает мне.
Выступаю вперед, протягивая руку и напряженно глядя на Люциуса.
— Сработает? — шепотом спрашиваю я.
— Я не стал бы тебе лгать, — поспешно бормочет он.
Поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, но взгляд цепляется за палочку в его руке. Пока что безобидную…
Сглатываю и все же поднимаю на него глаза: глубокая складка залегла между его бровями.
Он уловил скрытый смысл моих слов, и ему, возможно, даже больнее, чем мне.
— Не сердись на меня за осторожность, — тихо произношу я. — В конце концов, ты мог бы соврать о зелье, и фактически получить мое согласие на то, чтобы избавиться от реб…
— Если бы я собирался так поступить, — железным тоном прерывает меня он, — я бы сделал это сразу, как только ты только сообщила о своей беременности, и не стал ждать «подходящего» случая.
— Тогда почему…
Съеживаюсь под его взглядом, не в силах продолжать, потому что эти глаза буквально кричат: «Не заставляй меня произносить это вслух…»
Неожиданно меня осеняет: возможно, какая-то часть его хочет этого ребенка так же сильно, как и я.
Он ждет.
Открываю флакон, вознося короткую молитву несуществующему Богу, и одним махом выпиваю все зелье. У него такой мерзкий вкус, что меня передергивает, и я роняю склянку на пол.
Люциус подается вперед, вытягивая руку, будто хочет коснуться меня, но на полпути опускает ее вниз.
Прочищаю горло, пытаясь избавиться от противного привкуса.
Люциус заметно нервничает.
— Ты уверен, что сработает? — вновь интересуюсь я.
Он кивает.
— Оно защитит ребенка, — шепчет он, — но не… Оно не защитит тебя.
Хмурюсь в ответ на его слова.
— Если бы оно защищало меня, я не стала бы его пить, — улыбаюсь одними губами. — Иначе не было бы смысла в том, что мы делаем.
Он не отвечает на мою улыбку — и вряд ли мог, если бы даже и постарался.
Глубоко вздыхаю. Пора кончать с этим, у него есть мое разрешение, чего еще ему надо?
— Ну, чего же ты ждешь? — отрывисто бросаю я. — Давай.
Он дергается, словно я дала ему пощечину.
Желудок сжимается в предчувствии, но я должна пройти через это. Должна.
Он прочищает горло и качает головой.
— Это так необходимо? — спрашивает он.
— Ты сам говорил, что не станешь ничего предпринимать, пока не узнаешь всю правду, — вспыхиваю я, больше всего на свете желая поскорее покончить с этим. — Это единственный способ узнать. Ты сам говорил, что неведение может поставить наши жизни под угрозу.
Он плотно сжимает губы.
— От этого не легче.
Сцепляю и расцепляю руки.
— Раньше тебе это нравилось, — игнорирую недобрый блеск в его глазах. — Что же изменилось, Люциус?
Он прищуривается.
— Черт побери, ты знаешь, что изменилось, — шипит он. — Как ты можешь просить меня о таком, ты же знаешь…
— По сравнению с тем, о чем просил ты, это детский лепет, — в моем голосе боль. — Ты и представить не можешь, каково это — спать с убийцей своих родителей!
Он судорожно вздыхает.
— Я не хотел убивать их! — шипит он. — Я бы все отдал, лишь бы не быть тем, кто причинил тебе такую боль…
— И все еще причиняешь, Люциус! — бросаю я. — Ты мучил меня, лишь бы только меня у тебя не забрали. Сейчас ты должен сделать то же самое — не дать им разлучить нас. Или так, или мы можем рискнуть жизнью. Выбор за тобой, Люциус. Я, как всегда, в твоей власти.
Он поднимает глаза к потолку, глубоко вдыхая, и вновь смотрит на меня.
— Ты этого хочешь? — натянуто спрашивает он.
Киваю.
— Я простила тебе прошлое, — шепчу я, — прощу и это. Давай. У нас нет выбора.
Он открывает было рот, чтобы ответить, но вместо этого отворачивается. Прямая линия плеч и негнущаяся спина — он чертовски напряжен. Мне начинает казаться, что он уже никогда больше не повернется ко мне. И будь я проклята… Господи, в глубине души я надеюсь, что он так и поступит…
Но он внезапно поворачивается: на лице бесстрастная маска, направленная на меня палочка уже не дрожит в его руке.
