В капкане у зверя (СИ) - Моран Маша (книги онлайн .TXT) 📗
— Почему странный?
Стас нахмурился:
— Как будто несколько ароматов. Знаешь, в духах такое бывает. Но эти были натуральными. Химии я не почуял.
— И больше ничего? Может что-то необычное видел?
— Да вроде ничего. — Он замолчал, но вдруг нахмурился. — Правда… Один раз следы нашел. Возле старого Крельска. Размер небольшой. Похожи на женские. Но дождь как раз начинался. Все запахи смыло. — Он развел руками, как будто извинялся за несвоевременно пошедший дождь.
В груди закололо. Волк заметался от дурного предчувствия. Инстинкт вопил, что добром это не кончится. Давид сцепил пальцы в замок:
— Когда это было?
— Неделю назад, вроде бы.
Давид сжал челюсть, чтобы не зарычать. Тот, кто нарушил запрет, либо не знал о нем, либо шел на сознательный риск. Не знать могли только двое: Артур и Анна. А вот остальные… Давиду не верилось, что существовал кто-то, кто не побоялся вызвать его гнев. Каждому, мать их, было известно, что он в курсе всего, что здесь происходит!
— Это могла быть Нейшина? — В его голосе слышался низкий, едва сдерживаемый рык.
— Кто? — Стас недоуменно сдвинул брови, перестав вгрызаться в сочного кролика. — Художница, что ли? Вполне возможно. Но размера ее ноги я не знаю. — Он ухмыльнулся, но при взгляде на Давида мгновенно стал серьезным. — Без понятия. Тебе кажется, что… деревня в опасности?
Давид едва ли не скрипнул зубами:
— Я надеюсь, что не прав.
— Твое чутье редко нас подводило.
Давид поднялся на ноги. Солнце наполовину спряталось за холмами. Немного похолодало.
— Где ты видел следы?
Стас задумался:
— Возле дома старого вожака. Постой, ты собираешься туда поехать?
Давид одернул рукава рубашки. На манжетах темнели бурые пятна крови.
— Но там уже ничего не осталось. — Стас тоже поднялся. — Дождь все смыл. Что ты рассчитываешь обнаружить?
— Что-нибудь.
Стас покачал головой.
— Дурацкая затея. И уже поздно. Когда ты приедешь, будет вечер. Оставайся, переночуешь здесь. А завтра придумаем, как поступить.
Давид подхватил с земли пиджак. Ткань пропахла костром, землей и смятой травой.
— Если заметишь любую странность, все, что угодно, что бывает не так, немедленно звонишь. Лично мне. Мой номер у тебя есть.
Стас скрестил руки на груди:
— Не нравится мне все это. Ты всерьез думаешь, что кто-то… Даже не знаю…
Давид накинул пиджак на плечи и взглядом пригвоздил Стаса к месту, на котором тот стоял.
— Просто позвони, если что-то увидишь.
Стас покорно нагнул голову и обнажил шею:
— Позвоню.
Давид удовлетворенно кивнул:
— Спасибо за ужин.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и пошел к брошенной у леса машине.
ЧАСТЬ III. ПЕРВАЯ ЖЕРТВА. ГЛАВА VI. ЛЕНТА И ШРАМ
Он приехал в старый Крельск, когда солнце уже село, но было еще достаточно светло. Сизый сумрак растекался над старыми домами, превращая их в жутковатые сказочные декорации. Покинутая деревня. Без лишней надобности сюда никто не ходил. Поселение стояло забытым и брошенным. Давид любил иногда бродить среди оставленных жителями домов. Некоторые из них до сих пор хранили глубокие борозды когтей. Никогда не заживающие раны. У самого края леса — высокий каменный дом, осыпающийся, изо всех сил сопротивляющийся разрушению. Он возвышался над остальными хижинами, словно до сих пор пытаясь доказать свое превосходство. Логово вожака. Того, который жил тут еще до рождения деда Давида.
Давиду нравилось здесь бывать. Одно из немногих мест, где можно забыться. Стать тем, кем он был на самом деле — зверем в человеческом обличии.
В детстве Давид часто сбегал сюда. Отец требовал от него быть сильным, никогда не щадить тех, кто слабее. Но Давид не желал участвовать в пустых драках. Волк, опьяненный запахом крови, рвался вгрызться в горло соперникам. Человек же считал это мерзким. Подобные ему с легкостью выходили из себя, калечили друг друга и упивались собственной силой. То, что его сородичи считали развлечением, у него вызывало лишь отвращение.
Из-за абсурдных мелочей его сверстники, словно цепные псы, набрасывались друг на друга, калечили, пытались доставить максимум боли. Старшие же это поощряли и искренне считали демонстрацией силы. Уже тогда Давид не понимал, о какой силе идет речь, когда один подросток пытался вырвать глотку другому. Мальчишки смеялись над ним, над его нежеланием драться и участвовать в общих развлечениях. Его постоянно шпыняли, унижали и всячески провоцировали на бой. Давид подозревал, что все это происходило с подачи отца. Зверь рвался наружу, сходя с ума от необходимости изувечить обидчиков, доказать, что он вовсе не слабак. Но человеку, мальчику, была противна животная сторона собственной сущности. Смысл вообще жить, если собирался каждый день проводить в кровавом месиве, постоянно доказывая свое право находиться среди себе подобных?!
Каждый день отец ставил ему в пример жестоких сыновей друзей. Он все ждал, когда Давид проявит себя как зверь, а не как человек.
Давиду же было противно гонять по лесу тех, кто не мог дать отпор и был медлительнее сильных быстрых парней. Отец считал это трусостью. Он называл Давида «немощным щенком» и лишь брезгливо поджимал губы, когда сын приходил домой избитым после очередной стычки. Давид же принципиально терпел побои, не предпринимая никакой попытки ответить или хотя бы дать отпор. Естественно, он всегда был проигравшим. Мать даже не пыталась как-то сгладить острые углы или хотя бы постараться понять. Как и отец она презирала нежелание Давида махать кулаками. «Это противоестественно! — Кричала она. — Мужчина должен быть сильным! А не подставляться под удары других!» В конце концов он не выдержал.
Это случилось летом. После одной из охот, когда подвыпившая компания его сородичей решила развлечься — устроить охоту на трех человеческих девушек. Они специально привезли их в Крельск, втайне от взрослых, и планировали выпустить в лес. Чтобы те убегали, как испуганные кролики, пока стая волков преследует их по пятам, наслаждаясь запахами страха и пота. Давид плохо помнил ту ночь. В его памяти осталось лишь алое марево крови, крики и треск костей, когда он сцепился с зачинщиками. Прежде они всегда оказывались сильнее него. Но не в тот раз. Тогда он позволил зверю, живущему внутри, взять над собой верх. Слился с животным, разорвал свою душу пополам, делясь ею с волком, который жаждал лишь одного: убивать. В ту ночь он впервые познал настоящую мощь. Она жила где-то в глубине его нутра, но теперь вырвалась наружу, требуя крови врагов. Давид справился с теми, кого волк считал врагом. Врагом стаи. Врагом безопасности. Он упивался хрустом костей, слабыми стонами, вонью ужаса. Четверо сильных оборотней с трудом оттащили его от искалеченных, едва дышащих тел. В глазах отца плескалась смесь паники и гордости.
А он думал лишь о том, чем все могло закончиться. Стая жива, пока о ней никто не знает. На протяжении сотен лет таких как он преследовали, пытали и вырезали. Он слышал от деда множество историй о кровавых расправах над волчьими семьями. Так сгинуло и предыдущее поселение. Деду потребовались десятилетия, чтобы собрать тех, кто раньше был стаей. Человек — это угроза. А убийство человека — самая большая глупость, какую только можно совершить. Людей не останавливал ужас перед оборотнями — они выворачивали пойманных наизнанку, чтобы найти спрятанную под кожей волчью шкуру. И если матерые могли хоть как-то спастись, то у молодняка не было ни единого шанса.
С детства Давид усвоил простую истину: люди ничего не должны о них знать.
В тот момент, когда он стоял над изувеченными подростками, вроде бы такими же, как и он сам, Давид ясно понял: он не допустит резни. И если для этого придется калечить глупых идиотов, то он согласен. Лучше отделаться малой кровью. Человек и волк, наконец, пришли к единству. Защищать.
С тех пор никто не смел назвать его слабаком. С ним перестали общаться. От каждого, кто оказывался рядом, разило страхом. Даже среди себе подобных он вызывал ужас. Но разве не этого они желали?! Сильного вожака, который мог постоять за себя, защитить свою стаю. Не сразу, но Давид понял, что так лучше. У него было столь необходимое одиночество, но теперь никто не смотрел на него с презрением.
