Оно того стоит (ЛП) - Шейд С. М. (читаем книги бесплатно .TXT) 📗

Как бы мне не хотелось тратить на это время, я не хочу, чтобы моя умная рука была грязной, поэтому я хватаю пластиковый пакет, который я спрятала в носке, и разворачиваю его, быстро работая.

Замечаю, что Роман молча наблюдает за мной, но не в жутком смысле «типа я бы сейчас облизал твой бугорок». Как только закрепляю пакет на своей умной руке, начинаю ползком на животе скользить под сеткой, и Роман присоединяется ко мне рядом, все еще ухмыляясь, но, по крайней мере, он больше не поет.

— Не ожидал, что ты нырнешь прямо в грязевую яму, — говорит он, когда мы пробираемся через помои.

— В отличие от некоторых моих знакомых парней, я не боюсь испачкаться.

Я мило улыбаюсь, держа голову низко, но подальше от грязи. Как только мы добираемся до конца, протягиваю руку и хватаю его за волосы — нет, не своей сокрушительной робо-рукой. Он выглядит смущенным на долю секунды, пока я не использую свою хватку, чтобы макнуть его лицом в грязь.

Я смеюсь, когда убегаю, прежде чем он успеет ответить, и пританцовываю, переминаясь с ноги на ногу, ожидая, когда он вылезет. Все, что я вижу, это две щелки, когда он открывает глаза и сужает их, смотря на меня одновременно.

— Я не могу перейти к следующему препятствию без тебя, — напоминаю я ему, торопя.

Он вытаскивает себя из ямы и хватает одно из полотенец для рук, которые развешаны сбоку, чтобы вытереть лицо. На нем еще есть остатки грязи, но по какой-то причине, любая грязная вещь на этом парне смотрится сексуально.

Мне срочно нужно заняться сексом.

Хватаю полотенце и вытираю от грязи свою левую руку над пакетом, затем снимаю его, когда я бегу с ним к следующему препятствию. Я роняю полотенце и пакет на стол.

Грязь стекает по моим ногам, когда я спешу к линии стартовой точки трехмильного пробега, все еще ожидая его. Он хватает две синие дубинки с нашими именами и бросает мне мою, прежде чем мы начинаем бежать с ним бок о бок.

— Это действительно было так необходимо? — интересуется он, а моя улыбка становится шире.

— Ага, — говорю я сладким, почти елейным тоном, хлопая ресницами, когда смотрю в его сторону.

Роман кривит губы, но качает головой и продолжает бежать, сохраняя темп, который задала я.

— Это не самый лучший способ добиться моего расположения, — заявляет он с тяжелым вздохом.

— Добиваться тебя? — робко интересуюсь у него. — Я не пытаюсь добиваться какого-то там твоего расположения. Если кто и должен ухаживать и добиваться расположения, так это ты. Ты же у нас парень.

— Это типа мужской шовинизм, — указывает он, ухмыляясь, глядя вперед прямо перед собой.

— Это очень высокомерно с твоей стороны.

Он наклоняет голову в мою сторону, а я смотрю на него, улыбаясь, как будто что-то выигрываю от этого. Пока я вдруг не вскрикнула и меня не врезали… нет, не врезали. Я просто врезалась в чертов столб.

Я хватаюсь за голову, которая приняла на себя весь удар, ожидая очередного взрыва хохота, который никогда не прекращается.

— Черт! — говорит Роман, обхватывая меня за подбородок и откидывая голову назад. — Наверное, нам стоит показать тебя врачу. Это был сильный удар.

Никакого веселья, никакого смеха, никаких шуток, ничего. Он серьезен.

Ой.

Я еще немного потираю голову, чувствуя, как образуется шишка. Отлично. Теперь это будет выглядеть так, как будто у меня на правой половине головы формируется половина рога.

— Все в порядке. После того, как ты столько времени бываешь такой неуклюжей, твое тело развивает иммунитет.

Он не выглядит убежденным и изучает мои глаза, вероятно, ищет признаки сотрясения мозга. Меня били по голове сильнее, но никогда не было сотрясения. Мне действительно нужно все время ходить в пузырчатой упаковке.

— Мы должны серьезно показаться врачу, — продолжает он.

— Ни за что, — говорю я ему, отмахиваясь. — Я не проиграю эту гонку.

Поворачиваюсь и снова начинаю бежать, а он стонет во время бега, пытаясь догнать меня.

— Знаешь, ты чертовски упрямая.

— Это не способ добиться моего расположения, — говорю я ему, но при этом смотрю прямо перед собой, чтобы не пропустить внезапно выскочивший передо мной столб. — Если ты не прочь хорошенько оттянуться на этой неделе, тогда тебе придется поднажать.

Он бормочет что-то себе под нос, а я улыбаюсь про себя.

— Я люблю цветы, — добавляю я, продолжая подшучивать. — И шоколад. И фрукты. Накорми меня фруктами в шоколаде и, может быть, сможешь оттянуться со мной ни один, а целых два раза.

Я чувствую, как он улыбается, не видя этого, когда мы поворачиваем за угол к пустому полю для гольфа, бежим по пешеходной дорожке, которая его окружает.

— Я могу купить тебе новое нижнее белье. Может что-нибудь с Бэтменом? — размышляет он вслух, отчего моя улыбка становится только шире.

— У меня уже есть несколько таких комплектов.

Он насмешливо фыркает.

— Меня это не удивляет.

— У них еще есть плащ, — решаю отметить я, потому что на самом деле, это несколько смущает, если ты не в состоянии пошутить об этом.

— Почему ты здесь? — спрашивает он меня, меняя тему в разговоре, переходя от смешного к серьезному, без особых прелюдий.

Я решаю игнорировать, но потом отвечаю.

— Потому что моя мать неумолима и гораздо более упрямее, чем я.

— Почему Лидия здесь? — спрашивает он, затрагивая вещи слишком реальные, чтобы поделиться ими с кем-то, кого я не знаю или кому не доверяю.

— Потому что она моя подруга, и по какой-то причине, ей нужно все видеть лично. А что насчет меня? Так я хочу испортить эту свадьбу.

— Ты собираешься испортить свадьбу? — размышляет он, не удивляясь. Я думаю, мое безумие говорит о слишком многом, если люди больше не удивляются этому.

— Нет. Не свадьбу. Только часть ее. Ты собираешься меня сдать?

— В смысле сдать? Я клянусь, ты чертова молодчина. — Он не выглядит раздраженным. Во всяком случае, похоже, ему это нравится. — Но нет. Джейн отвратительна, — стонет он.

— Видишь?! — восклицаю я. — Я знаю! Она хуже, чем он, а я не думала, что это возможно.

— Это потому, что ты видишь в нем худшее и никогда на самом деле не давала ему шанса.

— Слишком глубокий разговор, особенно, когда бежишь по уши в грязи, — говорю я ему, пытаясь снова перевести разговор.

— Хорошо. Тогда давай вернемся к ухаживаниям. Какие именно фрукты ты любишь?

Моя улыбка снова расцветает на лице, и я поворачиваюсь к нему на секунду, прежде чем снова обратить свой взгляд туда, где он должен оставаться — прямо вперед.

— Клубника ничего. Апельсины в шоколаде — мои любимые.

— Записано, — говорит он, что-то делая со своим телефоном.

— Так ты работаешь с Андерсоном? И обедаешь с моей матерью?

Он ухмыляется, прежде чем положить телефон обратно в карман, и смотрит на меня.

— Ты и вправду ненавидишь ее, не так ли? Немного больше, чем просто точишь на нее зуб. — Мне не нравится, когда люди бросают в меня мои же слова.

Разговор теряет былую легкость, поскольку мы снова затронули серьезную тему.

— Мой отец — изобретатель, — говорю я, пожимая плечами.

— И поэтому ты ненавидишь свою мать?

— Он еще и художник.

— Значит, поэтому ты ее ненавидишь? — спрашивает он озадаченно.

— Нет. Мама ушла от него, потому что он был нищим художником, и его изобретения не получали должного признания. Ей хотелось большего. Он начал зарабатывать деньги только после того, как она изменила ему со своим нынешним мужем-мультимиллионером. Отец — настоящий художник, который также невероятно умен, чтобы работать с робототехникой, и я клянусь, что такие люди, как он, чувствуют вещи намного глубже. Спустя все эти годы, он по-прежнему пишет картины в ее честь для своей частной коллекции. Она не просто разбила ему сердце, когда изменила ему, Роман. Мать сломала его. А ей было наплевать.

Он сохраняет молчание, а я стараюсь не притворяться. Слова порой, как блевотина, а я только что взяла и вывалила свое прошлое без определенной причины. Но они уже сказаны и их нельзя вернуть назад.