Eden (ЛП) - "obsessmuch" (электронная книга txt) 📗
Он судорожно вздыхает и, сложив руки, смотрит на меня непроницаемым взглядом.
— М-м-м… и это вылилось в то, что я видел? — скептически спрашивает он. — Все вдруг изменилось! Он сказал, что прекратит издевательства, если ты с ним переспишь? Иного я и не ждал от такого типа…
— Нет! — хотя, возможно, ложь намного облегчила бы мое положение, но я не собираюсь больше лгать ему. — Нет, Рон, послушай меня, пожалуйста. Он… я уверена, он не думал обо мне… так. По крайней мере, не вначале, — лицо заливает краска, и я начинаю заикаться. — Потому что, когда Беллатрикс и Долохов присутствовали на одном из моих допросов и подбивали его… раздеть меня, он отказался, сказав, что его тошнит только от одной мысли об этом, я мол грязнокровка и все такое.
— Не называй себя так, — тихо шепчет он.
Повисает плотная тишина, Рон смотрит в пол, но мне становится немного легче от осознания, что он не настолько сильно ненавидит меня, чтобы называть грязнокровкой.
А вот Люциус… его вообще не волнует, насколько часто он использует это слово.
— Продолжай, — натянутым голосом.
Глубоко вздыхаю.
— Когда мы прибыли сюда… всё изменилось, — я с трудом подбираю слова. — Я… мне удалось достать нож, когда мы приехали, и я… я пырнула Люциуса ножом.
Рон молчит. Еще пару месяцев назад он бы откликнулся на эту новость, но сейчас это уже неважно.
Он не смотрит на меня.
— После этого все изменилось, — шепотом продолжаю я. — Он запер меня в камере в подземельях: хотел наказать за то, что я сделала…
Спотыкаюсь на полуслове, потому что именно в тот момент происходящее потеряло всякий смысл даже для меня.
— Я… я не знаю, в какой момент все изменилось, просто… он постоянно был со мной. Всегда.
Боже, как же мне объяснить ему?
Он не смотрит на меня.
— Не знаю как и когда, но это случилось; мало-помалу, но что-то менялось. Иногда он как бы невзначай касался моих волос или лица. А когда как-то раз Долохов пришел ко мне в комнату и хотел… попытался… Люциус спас меня. Он сказал, что чистокровный не должен марать руки о грязнокровку. А на следующий день Волдеморт заявил, что я больше не нужна и Люциус может убить меня, а он не стал делать этого.
— О-о-о, — Рон поднимает на меня взгляд, — он так много сделал для тебя, не так ли? — в его голосе звенит ярость. — Например, убил твоих родителей. Ну да, он на все способен ради тебя…
— Нет, Рон, послушай, он правда сделал это ради меня! Звучит глупо, но он сделал это, чтобы спасти меня; об этом я узнала потом. Волдеморт предоставил ему выбор: либо Люциус убивает меня, либо моих родителей. И он сделал свой выбор — Господь свидетель! — я ненавижу его за это всей душой, но он убил их, чтобы спасти меня…
Рон одаривает меня тяжелым взглядом, и, судя по всему пребывает в полной уверенности, что я тронулась умом.
— То, что ты видел в Омуте, — меня пробирает дрожь, но я должна это сказать, — то, как он… когда он касался меня, а затем ударил… это было в ту ночь, когда мы вернулись из твоего дома, где вместо того, чтобы преследовать Гарри, он последовал за мной. Именно тогда я начала понимать…
— А вот я не понимаю, — прерывает он меня. — В этих воспоминаниях… Боже, Гермиона, я думал, он пытался изнасиловать тебя. Я думал, ты не хочешь, чтобы я видел это, потому что он заставлял тебя. Бога ради, да он ударил тебя после того, как… ласкал! И ты сопротивлялась…
Он переводит дыхание.
— Но затем, несколькими воспоминаниями позже, ты с радостью позволяла ему делать все, что ему хочется, — в его голосе столько горечи, у меня сердце разрывается, и я не могу сдержать слез. — Ты сама поцеловала его, подталкивая к…
— Все было не так! Нет, вернее, да, но сначала… я не хотела. Просто… мы много времени проводили вместе, и все вышло из-под контроля. Я клянусь тебе: не я начала это, когда он впервые… я имею в виду, когда это действительно случилось, инициатива исходила от него, и я даже пыталась ударить его, но…
У меня нет больше слов. Как я могу объяснить что-то Рону, когда даже мы с Люциусом понятия не имеем, какого черта вообще происходит?!
Рон смотрит на меня с отвращением.
— Так он заставил тебя, ты это хочешь сказать? — спрашивает он. — Он заставил тебя, а теперь промывает тебе мозги, заставляя думать, что ты тоже хочешь его?
Молча смотрю на него.
— Я могла бы ответить утвердительно, — поколебавшись, отвечаю я. — Могла бы сказать, что он насиловал меня раз за разом, и я хочу его лишь потому, что он копается в моих мозгах…
Слезы унижения текут по щекам.
— Но это была бы ложь, — шепотом продолжаю я. — Ты не заслуживаешь такого оскорбления. И я больше никогда не буду лгать тебе. Знаю, мысль о том, что я добровольно желаю его, для тебя невыносима, и ты предпочел бы думать, что он насилует меня, но это неправда. Да, вначале я сопротивлялась, потому что знала, насколько это неправильно. Но в итоге я перестала сражаться, я захотела его…
С минуту он смотрит на меня, а затем отворачивается, шумно всхлипывая.
— О Боже, — шепчет он, и его голос ломается. — Я думал… нет, чувствовал, что что-то между вами… — он прячет лицо в ладонях. — Вы оба, наверное, вдоволь посмеялись надо мной.
Несколько слов — и мое сердце разбито вдребезги.
Подойдя к нему, кладу руки на его плечи.
— Нет, — страстно шепчу я. — Нет, Рон, никогда и ни за что. Я ненавижу себя за то, что сделала с тобой, правда…
Он сбрасывает мои руки и смотрит на меня: его глаза мокрые от слез и такие темные — от боли.
— И что теперь нам остается? — шепчет он.
Всхлипнув, прикусываю нижнюю губу. Я плачу по тому, что могло бы быть, по тому, что должно было случиться, по тому, что отныне уничтожено навсегда.
— Рон, мне так жаль.
Мне больше нечего сказать.
— Знаешь, — начинает он, — все время, что я пробыл здесь, мне казалось, что я попал в кошмар, из которого мне не выбраться: вокруг лишь боль, темнота и кровь. И знаешь, что придавало мне силы жить?
Понуро качаю головой: не потому, что не знаю, о чем он, а наоборот — я прекрасно знаю, что он сейчас скажет.
— Я терпел все ради тебя! — он срывается на крик. — А теперь я узнаю, что единственный лучик добра и света, что остался у меня в этом страшном мире, трахается с проклятым Пожирателем Смерти уже бог знает сколько времени!
— Я все понимаю, — очередной всхлип срывается с губ. — И не прошу тебя простить меня. Но я тоже цеплялась за тебя, ты — самое хорошее, что осталось у меня, и благодаря тебе я жила. Много раз я пыталась покончить с собой, но вспоминала о тебе и понимала, что не могу тебя оставить. Ты много значишь для меня!
— Много? Больше, чем он? — напряженно спрашивает Рон.
И ни секунды не колеблясь, не задумываясь, правда это или нет, я твердо киваю.
— Конечно, больше. Ты для меня весь мир! Никогда не прощу себе, что так поступила с тобой. Клянусь всем, что у меня есть, что не хотела делать тебе больно…
— Всем, что у тебяесть? — с горечью в голосе прерывает меня он. — И что же, черт возьми, у тебя есть, а? Он же отнял у тебя ВСЁ!
Он абсолютно прав. Боже, помоги мне, помоги нам обоим, помоги нам всем! Его слова — чистейшая правда. Люциус лишил меня всего: родителей, самоуважения, свободы…
А теперь еще он забрал у меня Рона. Не то чтобы он уже не сделал этого раньше, но теперь это окончательно и бесповоротно.
Рон молча смотрит на меня — так, словно впервые видит.
— Господи, во что он тебя превратил? — шепотом спрашивает он. — Ты больше не способна отличать плохое от хорошего!
Качаю головой, чувствуя, как по щекам снова текут слезы.
— Я имею в виду… он же дьявольское отродье! — его нервы в очередной раз сдают. — Как ты можешь мириться с этим после всего, что он сделал?
— Не знаю, — едва слышно шепчу я сквозь слезы.
Он плачет из-за моего подлого предательства.
До нашего похищения я ни разу не видела, чтобы он плакал.
— Что в нем такого? — его голос наполнен болью. — Почему он? Что — во имя Господа! — такое чудовище, как он, может дать тебе?
