Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12 (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
Внезапно они остановились, и вершитель поднял лицо к видеокамерам… в этот момент я громко, надсадно застонала и почувствовала, как мое сердце разрывается на куски, потому что это был мой муж. Вершителем, отдающим приказы об уничтожении правящих семей. Николас Мокану и был тем, кто отдал приказ обезглавить всех членов собрания, вырвать им сердца и взорвать здание. Тем, кто приехал лично убедиться, что казнь состоялась и всех постигла заслуженная кара. МОЯ КАЗНЬ.
ГЛАВА 4
Никогда не думал о том, насколько холодным, обжигающее-ледяным может быть огонь. Как может он навевать вселенский холод, замораживающий все внутри, каждую клетку, каждую выбоину с изнаночной стороны души… даже кости, превращая их в куски хрупкого льда. Если отвлечься от равнодушного треска, исходящего из камина, и прислушаться, то, кажется, можно услышать, как с громким хрустом надламываются они одна за другой. Языки пламени взвиваются вверх, бросая хаотичные тени на серый камень таких же холодных стен. И очередное нестройное движение отдается где-то в груди еще одним оглушающим треском. Насколько хватит тебя, Мокану? Как долго ты готов слушать, как рассыпаются на осколки льда собственные кости? Слушать и перебирать в памяти каждое мгновение, проведенное рядом с ней. Рядом с ними со всеми. Те секунды, которые помнил ты… и то, что тебе позволил вспомнить самый жестокий монстр из всех существующих ныне. Забавно, что им все же оказался не ты, так ведь? Не ты, а Глава Нейтралитета, любезно поделившийся с тобой информацией, которую от тебя предпочли скрыть. Скрыть те, кому ты позволил подойти слишком близко к себе. Позволил впервые и так фатально ошибся. В отблесках пламени кадры из твоего же прошлого, которые ты видел совсем недавно. В них твое противостояние с Владом… и острая боль от его ненависти. Боль, которой не должно быть. Только не с ним. Но ты не можешь проигнорировать эту дрянь. Только не сейчас, только не тогда, когда проводишь пальцами по листам бумаги, испещренным сухим юридическим текстом. В них черным по белому твое подписанное рукой Марианны официальное согласие передать Асфентус под компетенцию Влада. Документ, который ты нашел в сейфе у жены, но в свое время не придал ему должного значения.
В голове раздался насмешливый голос Думитру Курда. Этим именем мне представился… мой, как оказалось, непосредственный начальник.
Я давно уже оставил за спиной невидимую человеческому глазу границу между миром людей и бессмертных и началом заснеженного леса. В первый момент, когда увидел огромные толстые стволы, утопающие в снежных сугробах, опешил. Но именно благодаря белоснежному покрову, я понял, что двигаюсь в правильном направлении. Место, где царила вечная зима. Все же отыскать самое секретное из подразделений Сатаны не так-то легко. И это я далеко не о демонах. Что значили те демоны перед могуществом нейтралов?
Но что-то подсказывало, что меня здесь все же ждали. Возможно, ощущение того, как словно вдруг затаился весь лес в абсолютной тишине. Неожиданно возникла мысль, что, если остановиться и просканировать ментально территорию, то я обнаружу застывших, подобно ледяным статуям, животных, если, конечно, они водятся в этом проклятом месте. А, возможно, на подобный вывод натолкнуло то, что слишком легко преодолел дорогу к самим горам, куда, как гласит легенда, не найти вход никому, кого не ждут.
Увидел величественные вершины, подпирающие острыми пиками вечно серый небосвод, и застыл, пораженный мрачной, какой-то страшной красотой этого места, прислушиваясь к своим рецепторам. Понятия не имею, как можно было провести здесь порядка пяти лет и не сойти с ума от ощущения тяжести, которое навалилось вместе с первым же глотком воздуха. Показалось, что даже он здесь отравлен каким-то необъяснимым ядом.
Преклонение.
Дьявол. Возникло дикое желание упасть на колени у подножия самой высокой горы, обвитой спиралью рукотворных выбоин, представлявших из себя некое подобие ступеней, ведущих вверх, к самому темному и мрачному из всех зданий, возвышавшемуся над остальными. Почему-то подумал о том, что так мог выглядеть дворец самой Смерти.
И если тишина может вдруг измениться… если тишина может вдруг стать еще более оглушительно безмолвной… еще более угнетающе беззвучной… если тишина может вдруг словно застыть в невесомости, наваливаясь на плечи, вызывая желание стряхнуть этот тяжелый полог, то именно это и произошло. Потому что с пронзившим все вокруг скрипом открывшейся двери того самого замка Смерти наступило именно такое мертвое безмолвие. Потому что там, наверху, появилась фигура, погрузившая сам воздух в это абсолютное беззвучие.
Думитру Курд. Едва не вздрогнул, когда понял, что различаю… маааать его, различаю это напряженное лицо с тяжелым, прищуренным взглядом на таком огромном расстоянии. Смотрел на него снизу вверх, а самому казалось, что кто-то на мгновение увеличил в сотни раз изображение его лица перед моими глазами. Словно он сам захотел, чтобы я увидел его настолько близко. Или же сам настолько близко захотел рассмотреть мое.
Вы знаете, какую смерть я всегда считал самой идиотской и одновременно беспощадной? Вы слышали когда-нибудь о том, что умирающему от голода нельзя позволять есть сразу слишком много. Точнее, нельзя позволять есть больше одного-двух кусков хлеба, больше половины порции обычного человека? Потому что он умрет. Грубо говоря, организм, долгое время не получавший достаточного количества пищи, попросту не справится с поставленной задачей.
Что может быть более нелепым, чем сдохнуть, наконец, дорвавшись до еды после жесточайшего голода? Сдохнуть от того, что должно было дать тебе силы выжить? Уже после того, как ты почувствовал его на губах. Призрачный. Яркий. Вызывающий моментальное привыкание. И именно этим до боли отвратительный. Вкус жизни. Такой разный для каждого, но абсолютно необходимый всем. Без него жизнь превращается в унылое существование, в бесконечную, изматывающую дорогу по кругу.
Вы знали, что даже у такой дороги бывает конец? Он приходит не тогда, когда человек падает обессиленной, бездыханной тушей на полпути, не имеющем своего завершения. Конец наступает в момент, когда вы только ступаете на эту тропу. И так глупо и наивно полагать, что возможно вырваться из этой бесконечности, прийти к чему-то большему, чем встреча с собственной смертью, но ведь совсем рядом столько проторенных дорожек, что, кажется, только повернись в ту сторону… ведь кто-то же ходил по ним. Кто-то, кто не совершал твоих ошибок, к кому эта долбаная шалава Судьба отнеслась куда благосклоннее, чем к тебе.
Курд столкнул меня с этой тропы. Столкнул безжалостно, не пряча затаившегося в уголках глаз удовлетворения от моего падения.
— Это не сотрудничество, Морт. Сотрудничество предполагает право выбора. У тебя его нет.
Безапелляционный тон, вызывающий едкое желание схватить ублюдка за воротник пальто и встряхнуть, глядя, как меняется раздражающая уверенность во взгляде на страх. Показать, что разговаривает он далеко не с рядовым нейтралом, заглядывающим ему в рот.
Я склоняю голову набок, на задворках сознания отмечая про себя, что ему, вот этому пока живому трупу, начисто лишенному каких-либо эмоций, помимо наслаждения местью, очень подходит обстановка этой комнаты. Своеобразного кабинета, больше напоминающего широкий гроб. Ничего лишнего. Узкое пространство с темно-серыми стенами, стол, кресло Главы и табурет для посетителя. Сделано так, чтобы заставить чувствовать гостей мертвыми или чтобы не забывать самому, что давно уже убил все живое в себе, а, Курд?
— Не хотелось бы огорчать ужаснейшего из нейтралов, но я привык сам себе выгрызать права. И до сих пор у меня получалось. Хотя, — смахнул левой рукой воображаемую пылинку с правого плеча, — тебе ли не знать об этом, Думитру?
Показалось, что оторопел, так как понял намек. Но всего на секунду. Так ненадолго, что я засомневался в том, что правильно истолковал его реакцию. Потому что уже через полторы секунды он прикрыл глаза, скрывая то, что могло в них выдать его истинные эмоции, и произнес отчужденно:
