За мгновения до... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Но я совсем не ожидал, что наша встреча будет вот такой... необычной.
Она сидела напротив – слишком далеко, чтобы говорить, но достаточно близко, чтобы видеть.
На запястье выбит рисунок – алый цветок мака. Пока Ева делала вид, что читает свой журнал, я мысленно боролся с желанием перевести эту татуировку в совершенно другое место - в ту самую ложбинку между её торчащих смуглых грудей, которую она так смело выставила на всеобщее обозрение. Наверное, у них там, в Австралии, принято так одеваться – едва прикрывая тело клочком тонкой ткани, но у нас тут, в Северной Америке, это… сносит на хрен мужские мозги! Даже если они принадлежат сводному брату. Даже если он до сих пор думал, что ненавидит свою сестру.
И вот я прямо в Старбаксе впервые в жизни научился фантазировать: облизывал эту ложбинку между её грудей, даже там, в мечтах, выдавая свою жажду в женщине за стремление насладиться эстетикой алого цветка.
Мы всегда играли с ней в игры. ВСЕГДА.
Я никогда не был сентиментален, в моей голове не водилось никакого бреда, только трезвые взвешенные решения, чёткие планы. Я не знал, что такое фантазии и неудовлетворённые желания: всё, чего хотел, всегда получал. Даже слишком быстро, иногда настолько, что в восемнадцать лет от моей жизни стало веять плесневелой скукой.
В тот сентябрьский день в Старбаксе в меня будто вошёл поток неуёмной космической энергии: так резво, а главное, неконтролируемо и беспричинно моё сердце никогда ещё не билось. Мы обменивались взглядами, и всякий раз, как это происходило, я чувствовал натягивающиеся стропы притяжения.
Влечение. Это было влечение, наверное. Обычное желание трахнуть симпатичную девчонку, которое очень скоро пройдёт. Исчезнет.
В три ночи внезапно просыпаюсь от острого желания вернуться домой, в свою постель. Мелания спит чутко, поэтому уехать, не ответив на её обиженные вопросы, не удаётся:
- Почему, Дам?
Её голос звучит так, словно она сейчас заплачет. А может быть, действительно плачет, в темноте мне не видно.
- Завтра суббота, мне нужно быть в автосервисе в восемь утра и прихватить кое-какую деталь для Porsche Рона.
Странно, но она не спрашивает, какого чёрта автомобильные запчасти делают у меня дома.
- Сколько ещё вы будете возиться с ним?
- Понятия не имею: детали слишком долго доставляют. Европа находится далеко от нас, детка!
- Почему нельзя заказать всё, что нужно, сразу? Или вам доставляет удовольствие эта бесконечная возня?
- Потому что, - целую её в губы долго и с чувством, зная наверняка, что это самый веский аргумент из всех, какие я могу предоставить. - Пока!
- Завтра останешься? – не унимается.
- Посмотрим, как день сложится. Но скорее всего – да! – ласкаю большим пальцем её щёку.
- Да, «моя девочка»! – поправляет.
- Окей, моя… нет, я чувствую себя слюнявым актёром бабской мелодрамы! Почему бы тебе не быть просто моей Меланией, как обычно?
Она повисает на моей шее:
- Потому что я люблю тебя!
- Я тоже тебя люблю, - отвечаю, ни секунды не сомневаясь в своих словах.
Я сказал себе, что с этой девушкой у меня всё серьёзно. Мы не просто подходим друг другу, мы – родственные души.
Моя мать бросила меня в настолько бессознательном возрасте, что я даже не помню её лица.
Я ничего не помню. И хотя отец молчал на протяжении восемнадцати лет, отметая все до единого мои вопросы, бабушка никогда не скрывала, что моя родная мать, женщина, давшая мне жизнь, ушла к другому мужчине.
То же самое случилось и с матерью Мел, с единственной лишь разницей – моя девушка выросла в полной семье. Сейчас её родители в разводе, мать повторно вышла замуж за владельца ресторана на набережной Лигурийского моря и счастливо живёт в туристическом городке Леванте, в Италии. Из них двоих – Мелании и Кристиана – только Крис общается с матерью добровольно, Мел же ненавидит её за то, что бросила отца, и я прекрасно это понимаю. Я тоже ненавижу. Не конкретного человека с лицом, руками, ногами, определённым цветом глаз и волос, а просто нечто, не посчитавшее меня достаточно веским поводом остаться, не уходить. Нечто, так и не полюбившее меня. Не пожелавшее стать мне матерью. Не давшее мне шанса узнать, что это – материнская любовь, мягкие нежные ладони, о которых пишут в книгах, умиротворяющий голос, объятия и поцелуи, дающие силу своему ребёнку, внушающие чувство безопасности, защищённости от жестокости и несправедливости мира.
Настанет день, когда я создам свою семью, но мой выбор будет самым взвешенным выбором в жизни: я хочу, чтобы у моих детей всегда была мать. А отец у них будет в любом случае.
Мне нравится Мел, она похожа на «ту самую». Ту, которая нужна мне.
Но в груди до сих пор болит от того, как изменилось лицо Евы, когда она поняла, кто я. Как сузились глаза, поджались губы, как игривая нежность переродилась в раздражение. Мне было настолько больно видеть это, что не пришлось даже играть удивление. Я позволил эмоциям выплеснуться, и она поняла их так, как я и рассчитывал: приняла боль за шок.
В машине Ева боялась дышать из-за неловкости нашей встречи, а я пытался справиться с пробоиной в груди. Это было незнакомое чувство, необычное, приятное и болезненное одновременно, как горько-сладкий шоколад.
Я стал совершать странные поступки. Глупые. Настолько бредовые, что порой, чаще всего в ванной и по утрам, спрашиваю у собственного отражения: что это было?
Зачем, например, я припёрся в её комнату и завёл разговор об идиотской салфетке? С какого… вдруг ляпнул о важности моих отношений? Не то, чтобы мне было совершенно на них наплевать, но даже если бы Мел и узнала, она не из тех, кто устраивает сцены. Каждая собака в радиусе Большого Ванкувера знает о существовании знаменитого кодекса женской мудрости, изобретённого моей подругой и чтимого ею, как Библейский Завет. Иными словами, мне дела нет до той салфетки. Тогда ещё раз: какого дьявола я сделал то, что сделал? Что со мной происходит?
Я не могу объяснить собственные эмоции, нахлынувшие… скорее даже «затопившие» меня после того как увидел красно-синие пятна на её руках.
Отец не раз говорил, что мужчина отвечает за свою семью, а потому всегда обязан быть готовым защищать её. Мы с ней не родственники и не друзья, но числимся в одной семье, поэтому, наверное, я и почувствовал это… эту обязанность. Но быстро себя одернул: какое мне дело до ее недоразумений? Объяснили, как вести себя? Ей же лучше, не станет нарываться на проблемы посерьёзнее. Хотя, зная Еву...
По дороге домой разматываю пыльный мешок старых воспоминаний из не такого далёкого, но всё-таки детства, желая вспомнить главное – с чего «всё это» началось?
Мы враждовали с самого начала, и я сейчас даже не могу сказать наверняка, было ли наше взаимное неприятие вызвано отторжением именно друг друга или родительской «поздней любви».
Скорее всего, второе: уж слишком ненавидели мы оба те перемены, которые случились в нашей жизни с момента заключения брака между моим отцом и её матерью.
Я ненавидел эту вездесущую навязчивую женщину по тысяче причин, главной из которых была её предательская сущность. Вряд ли Ева об этом знает, но их связь с моим отцом началась задолго до смерти её первого мужа. Она изменяла ему. Подло, низко, гадко, мерзко изменяла. Приезжала из своей Австралии, чтобы спать с моим отцом и притворяться моей матерью. Последнее было самым невыносимым, самым отвратительным, и мне, в мои юные годы, казалось, что ничего более ужасного в моей жизни произойти не может.
Оказалось, может! Она привезла в наш дом свою дочь: тощую, до изнеможения вредную, кареглазую Еву.
- Теперь вы с Евой братик и сестричка! – возвестил её тошнотворный голос.
- Ещё чего! – тут же взбрыкнула Ева, презрительно смерив меня взглядом.
- Пффф! – не остался в долгу и я.
Первый же её день в моём доме стал кошмаром, персональной обидой: отец настоял на том, чтобы я освободил свою просторную комнату с балконом и перешёл в маленькую с узким окном во внутренний двор, потому что девочкам нужно уступать лучшее.
